Неточные совпадения
Поговорив с крестьянином,
С балкона
князь кричит:
«Ну, братцы! будь по-вашему.
Ну, дело все обладилось,
У господина сильного
Везде рука; сын Власьевны
Вернулся, сдали Митрия,
Да,
говорят, и Митрию
Нетяжело служить,
Сам
князь о нем заботится.
— За что он нас раскостил? —
говорили одни, — мы к нему всей душой, а он послал нас искать
князя глупого!
Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали»,
говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам
князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так
князь! лучшего и желать нам не надо!
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться;
князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
А вор-новотор этим временем дошел до самого
князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо
говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор
говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
— Правда ли, —
говорил он, — что ты, Семен, светлейшего Римской империи
князя Григория Григорьевича Орлова Гришкой величал и, ходючи по кабакам, перед всякого звания людьми за приятеля себе выдавал?
— Что вы про Каренина
говорили? — сказал
князь.
В десятом часу старый
князь, Сергей Иванович и Степан Аркадьич сидели у Левина и,
поговорив о родильнице, разговаривали и о посторонних предметах.
― Ну, как же! Ну,
князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и спрашивает
князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему
говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
Варенька сделала просто и естественно, как и всё, что она делала, движение, среднее между поклоном и приседанием, и тотчас же заговорила с
князем, как она
говорила со всеми, нестесненно и просто.
Вскоре приехал
князь Калужский и Лиза Меркалова со Стремовым. Лиза Меркалова была худая брюнетка с восточным ленивым типом лица и прелестными, неизъяснимыми, как все
говорили, глазами. Характер ее темного туалета (Анна тотчас же заметила и оценила это) был совершенно соответствующий ее красоте. Насколько Сафо была крута и подбориста, настолько Лиза была мягка и распущенна.
— Да это газеты все одно
говорят, — сказал
князь. — Это правда. Да уж так-то всё одно, что точно лягушки перед грозой. Из-за них и не слыхать ничего.
Он испытывал в Петербурге то же, что
говорил ему вчера еще шестидесятилетний
князь Облонский, Петр, только что вернувшийся из-за границы...
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда
князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог
говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— Да помилуй, ради самого Бога,
князь, что̀ я сделала? —
говорила княгиня, чуть не плача.
Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью, пришла к
князю проститься по обыкновению, и хотя она не намерена была
говорить ему о предложении Левина и отказе Кити, но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным, что оно решится, как только приедет его мать. И тут-то, на эти слова,
князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.
Старый
князь иногда ты, иногда вы
говорил Левину. Он обнял Левина и,
говоря с ним, не замечал Вронского, который встал и спокойно дожидался, когда
князь обратится к нему.
Князь подошёл к ней. И тотчас же в глазах его Кити заметила смущавший её огонек насмешки. Он подошёл к мадам Шталь и заговорил на том отличном французском языке, на котором столь немногие уже
говорят теперь, чрезвычайно учтиво и мило.
Жена?.. Нынче только он
говорил с
князем Чеченским. У
князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша,
князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Старый
князь после отъезда доктора тоже вышел из своего кабинета и, подставив свою щеку Долли и
поговорив с ней, обратился к жене...
Князь был на стороне Левина,
говорил, что он ничего не желает лучшего для Кити.
— Она так жалка, бедняжка, так жалка, а ты не чувствуешь, что ей больно от всякого намека на то, что причиной. Ах! так ошибаться в людях! — сказала княгиня, и по перемене ее тона Долли и
князь поняли, что она
говорила о Вронском. — Я не понимаю, как нет законов против таких гадких, неблагородных людей.
После внимательного осмотра и постукиванья растерянной и ошеломленной от стыда больной знаменитый доктор, старательно вымыв свои руки, стоял в гостиной и
говорил с
князем.
Добродушная Марья Евгеньевна покатывались со смеху от всего, что
говорил смешного
князь, и Варенька, чего еще Кити никогда не видала, раскисала от слабого, но сообщающегося смеха, который возбуждали в ней шутки
князя.
Уже перед концом курса вод
князь Щербацкий, ездивший после Карлсбада в Баден и Киссинген к русским знакомым набраться русского духа, как он
говорил, вернулся к своим.
Дело устроено было вот как: как только приходил проситель и засовывал руку в карман, с тем чтобы вытащить оттуда известные рекомендательные письма за подписью
князя Хованского, как выражаются у нас на Руси: «Нет, нет, —
говорил он с улыбкой, удерживая его руки, — вы думаете, что я… нет, нет.
— Ваше сиятельство! не сойду с места, покуда не получу милости! —
говорил <Чичиков>, не выпуская сапог
князя и проехавшись, вместе с ногой, по полу в фраке наваринского пламени и дыма.
Вот как-то один раз у них на обеде
говорит он: «Что ж, господа, когда-нибудь и ко мне, в имение к
князю».
«Ужели, — думает Евгений, —
Ужель она? Но точно… Нет…
Как! из глуши степных селений…»
И неотвязчивый лорнет
Он обращает поминутно
На ту, чей вид напомнил смутно
Ему забытые черты.
«Скажи мне,
князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С послом испанским
говорит?»
Князь на Онегина глядит.
«Ага! давно ж ты не был в свете.
Постой, тебя представлю я». —
«Да кто ж она?» — «Жена моя».
— Очень вам благодарна, моя милая, за вашу внимательность; а что
князь Михайло не приехал, так что ж про то и
говорить… у него всегда дел пропасть, да и то сказать, что ему за удовольствие с старухой сидеть?
Но знаю, что, может быть, несу глупые речи, и некстати, и нейдет все это сюда, что не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье,
говорить так, как в обычае
говорить там, где бывают короли,
князья и все что ни есть лучшего в вельможном рыцарстве.
Еще не гласно бы, с ним
говорить опасно,
Давно бы запереть пора,
Послушать, так его мизинец
Умнее всех, и даже князь-Петра!
Я думаю, он просто якобинец,
Ваш Чацкий!!!.. Едемте.
Князь, ты везти бы мог
Катишь или Зизи, мы сядем в шестиместной.
— Вчера, у одного сочинителя, Савва Морозов сообщал о посещении промышленниками Витте.
Говорил, что этот пройдоха, очевидно, затевает какую-то подлую и крупную игру. Затем сказал, что возможно, — не сегодня-завтра, — в городе будет распоряжаться великий
князь Владимир и среди интеллигенции, наверное, будут аресты. Не исключаются, конечно, погромы редакций газет, журналов.
— Ужас, ужас! — шипящими звуками отозвалась Плотникова. —
Говорят, что Балетта, любовница великого
князя Алексея, стоит нам дороже Цусимы!
Крылатая женщина в белом поет циничные песенки, соблазнительно покачивается, возбуждая, разжигая чувственность мужчин, и заметно, что женщины тоже возбуждаются, поводят плечами; кажется, что по спинам их пробегает судорога вожделения. Нельзя представить, что и как могут думать и думают ли эти отцы, матери о студентах, которых предположено отдавать в солдаты, о России, в которой кружатся, все размножаясь, люди, настроенные революционно, и потомок удельных
князей одобрительно
говорит о бомбе анархиста.
Умом он понимал, что ведь матерый богатырь из села Карачарова, будучи прогневан избалованным
князем, не так, не этим голосом
говорил, и, конечно, в зорких степных глазах его не могло быть такой острой иронической усмешечки, отдаленно напоминавшей хитренькие и мудрые искорки глаз историка Василия Ключевского.
— Рг. prince M. Michel, [
Князь М. Мишель (фр.).] —
говорил Волков, — а фамилия Тюменев не уписалась; это он мне в Пасху подарил, вместо яичка. Но прощайте, au revoir. Мне еще в десять мест. — Боже мой, что это за веселье на свете!
— Да! —
говорил Захар. — У меня-то, слава Богу! барин столбовой; приятели-то генералы, графы да
князья. Еще не всякого графа посадит с собой: иной придет да и настоится в прихожей… Ходят всё сочинители…
— Не могу: я у
князя Тюменева обедаю; там будут все Горюновы и она, она… Лиденька, — прибавил он шепотом. — Что это вы оставили
князя? Какой веселый дом! На какую ногу поставлен! А дача! Утонула в цветах! Галерею пристроили, gothique. [в готическом стиле (фр.).] Летом,
говорят, будут танцы, живые картины. Вы будете бывать?
Он произвел на меня такое грязное и смутное впечатление, что, выйдя, я даже старался не думать и только отплевался. Идея о том, что
князь мог
говорить с ним обо мне и об этих деньгах, уколола меня как булавкой. «Выиграю и отдам сегодня же», — подумал я решительно.
— Ах да! Да что ж это я! — воскликнула она вдруг, ударяя себя по лбу, — да что ты
говоришь: старик
князь у вас на квартире? Да правда ли?
Это именно была дочь
князя, та генеральша Ахмакова, молодая вдова, о которой я уже
говорил и которая была в жестокой вражде с Версиловым.
В то время в выздоравливавшем
князе действительно,
говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои деньги на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать на Бог знает что большими кушами, даже на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Я запомнил себя в комнате Версилова, на его диване; помню вокруг меня лица Версилова, мамы, Лизы, помню очень, как Версилов
говорил мне о Зерщикове, о
князе, показывал мне какое-то письмо, успокоивал меня.
— Какие вы по-прежнему милые вещи
говорите,
князь, — воскликнул я, стараясь искренно рассмеяться.
Я же и свел его с
князем, но у них и без меня было довольно пунктов соединения (я
говорю об этих прежних историях за границей и проч.).
Я на прошлой неделе заговорила было с
князем — вым о Бисмарке, потому что очень интересовалась, а сама не умела решить, и вообразите, он сел подле и начал мне рассказывать, даже очень подробно, но все с какой-то иронией и с тою именно нестерпимою для меня снисходительностью, с которою обыкновенно
говорят «великие мужи» с нами, женщинами, если те сунутся «не в свое дело»…
— Без десяти минут три, — спокойно произнесла она, взглянув на часы. Все время, пока я
говорил о
князе, она слушала меня потупившись, с какою-то хитренькою, но милою усмешкой: она знала, для чего я так хвалю его. Лиза слушала, наклонив голову над работой, и давно уже не ввязывалась в разговор.
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился с ним на квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился,
говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику
князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.