Неточные совпадения
Но, приехав в Петербург, он третьего дня, при первом нашем свидании, со мной поссорился, и я
выгнал его
от себя, чему есть два свидетеля.
Он отбрасывал их
от себя, мял, разрывал руками, люди лопались в его руках, как мыльные пузыри; на секунду Самгин видел
себя победителем, а в следующую — двойники его бесчисленно увеличивались, снова окружали его и
гнали по пространству, лишенному теней, к дымчатому небу; оно опиралось на землю плотной, темно-синей массой облаков, а в центре их пылало другое солнце, без лучей, огромное, неправильной, сплющенной формы, похожее на жерло печи, — на этом солнце прыгали черненькие шарики.
Прошли. В десятке шагов за ними следовал высокий старик; брезгливо приподняв пышные белые усы, он тростью
гнал пред
собой корку апельсина, корка непослушно увертывалась
от ударов, соскакивала на мостовую, старик снова загонял ее на панель и наконец, затискав в решетку для стока воды, победоносно взмахнул тростью.
Но все же ей было неловко — не
от одного только внутреннего «противоречия с
собой», а просто оттого, что вышла история у ней в доме, что
выгнала человека старого, почтен… нет, «серьезного», «со звездой»…
Выгнала же его формально
от себя за то, что тот предложил ей прямо стать его женой ввиду близкого предполагаемого второго удара мужа.
Почему женщина, устраненная
от всякой общественной деятельности, даже у
себя дома не имеет своего собственного угла, и ее всегда могут
выгнать из дому отец, братья, муж, наконец собственные сыновья?
Раз только разве один, еще в первый год: молилась уж она тогда очень, особенно богородичные праздники наблюдала и меня тогда
от себя в кабинет
гнала.
Помехи являлись, и Кирсанов не только не выставлял их, а, напротив, жалел (да и то лишь иногда, жалеть часто не годилось бы), что встретилась такая помеха; помехи являлись все такие натуральные, неизбежные, что частенько сами Лопуховы
гнали его
от себя, напоминая, что он забыл обещание ныне быть дома, потому что у него хотели быть такой-то и такой-то из знакомых,
от которых ему не удалось отвязаться…
— Не губите меня, — повторяла бедная Маша, — за что
гоните меня
от себя прочь и отдаете человеку нелюбимому? разве я вам надоела? я хочу остаться с вами по-прежнему. Папенька, вам без меня будет грустно, еще грустнее, когда подумаете, что я несчастлива, папенька: не принуждайте меня, я не хочу идти замуж…
— Положение среднее. Жалованье маленькое, за битую посуду больше заплатишь. Пурбуарами живем. Дай Бог здоровья, русские господа не забывают. Только раз одна русская дама, в Эмсе, повадилась ко мне в отделение утром кофе пить, а тринкгельду [на чай (
от нем. Trinkgeld).] два пфеннига дает. Я было ей назад: возьмите, мол, на бедность
себе! — так хозяину, шельма, нажаловалась. Чуть было меня не
выгнали.
— Смотри, после моей смерти братцы, пожалуй, наедут, — говорил он, — услуги предлагать будут, так ты их
от себя гони!
Если хочешь благорастворенного воздуха, удали
от себя коптильню; если хочешь света, удали затмевание; если хочешь, чтобы дитя не было застенчиво, то
выгони лозу из училища.
Бесправное, оно подрывает доверие к праву; темное и ложное в своей основе, оно
гонит прочь всякий луч истины; бессмысленное и капризное, оно убивает здравый смысл и всякую способость к разумной, целесообразной деятельности; грубое и гнетущее, оно разрушает все связи любви и доверенности, уничтожает даже доверие к самому
себе и отучает
от честной, открытой деятельности.
Самое же капитальное известие в том, что Лизавета Прокофьевна, безо всякого шуму, позвала к
себе Варвару Ардалионовну, сидевшую у девиц, и раз навсегда
выгнала ее из дому, самым учтивейшим, впрочем, образом, — «
от самой Вари слышал».
— Нет, ни за что не пойду, — сказал я, цепляясь за его сюртук. — Все ненавидят меня, я это знаю, но, ради бога, ты выслушай меня, защити меня или
выгони из дома. Я не могу с ним жить, он всячески старается унизить меня, велит становиться на колени перед
собой, хочет высечь меня. Я не могу этого, я не маленький, я не перенесу этого, я умру, убью
себя. Он сказал бабушке, что я негодный; она теперь больна, она умрет
от меня, я… с… ним… ради бога, высеки… за… что… му…чат.
— Почти что, брат, колачивал; раз ночью
выгнал совсем
от себя, и ночевать, говорит, не оставайтесь! Я так темной ночью и уехал!
— Ну, нет! не ожидала я этого
от тебя! что ж, в самом деле,
выгоняйте мать! И поделом старой дуре! поделом ей за то, что
себе, на старость лет, ничего не припасала, а все детям да детям откладывала! пускай с сумой по дворам таскается!
— Конечно-с, — вступается арестант, — находясь, можно сказать, в несчастии,
от природы преследуем,
от властей
гоним; претерпев все кораблекрушения и бури житейские и будучи при всем том воспитан
от родителей в мещанском состоянии, сам
собой просвещение получил…
Она старалась
гнать их
от себя, заменять более реальною пищею — воспоминаниями прошлого; но последние были так малосодержательны и притом носили такой ребяческий характер, что останавливаться на них подолгу не представлялось никакого резона. У нее существовал, впрочем, в запасе один ресурс — долг самоотвержения относительно отца, и она охотно отдалась бы ему; но старик думал, что стесняет ее
собою, и предпочитал услугу старого камердинера.
Но ему было страшно, — он то бормотал какие-то заклинания, отрывки слышанных им в детстве заговоров, то принимался бранить их и
гнать их
от себя, махал руками и кричал сиплым голосом.
— Пёс его знает. Нет, в бога он, пожалуй, веровал, а вот людей — не признавал. Замотал он меня — то адовыми муками стращает, то сам в ад
гонит и
себя и всех; пьянство, и смехи, и распутство, и страшенный слёзный вопль — всё у него в хороводе. Потом пареной калины объелся, подох в одночасье. Ну, подох он, я другого искать — и нашёл: сидит на Ветлуге в глухой деревеньке, бормочет. Прислушался, вижу — мне годится! Что же, говорю, дедушка, нашёл ты клад, истинное слово, а
от людей прячешь, али это не грех?
Он просидел в гостиной недолго, не больше десяти минут, но мне казалось, что он сидит уже давно и никогда не уйдет. Я кусал
себе губы
от негодования и досады и уже ненавидел Зинаиду Федоровну. «Почему она не
гонит его
от себя?» — возмущался я, хотя было очевидно, что она скучала с ним.
Вспомнил он, как его не пустили в церковь, как он пошел в трактир, напился пьян, неделю без просыпу пил, как его
выгнали со службы за пьянство и как он, спустив с
себя приличное платье, стал завсегдатаем погребка… Вот уж с лишком год, как он день сидит в нем, а на ночь выходит на угол улицы и протягивает руку за пятаком на ночлег, если не получает его
от загулявшего в погребке гостя или если товарищи по «клоповнику» не раздобудутся деньгами.
— Ну чем лучше меня глупые куры? А их кормят, за ними ухаживают, их берегут, — жаловалась она Канарейке. — Тоже вот взять голубей… Какой
от них толк, а нет-нет и бросят им горсточку овса. Тоже глупая птица… А чуть я подлечу — меня сейчас все и начинают
гнать в три шеи. Разве это справедливо? Да еще бранят вдогонку: «Эх ты, ворона!» А ты заметила, что я получше других буду да и покрасивее?.. Положим, про
себя этого не приходится говорить, а заставляют сами. Не правда ли?
«
Выгоню. Нужда заставит — воротится. Тогда — нужники чистить. Да, не дури!» — отрывал он коротенькие мысли
от быстро вертевшегося клубка их и в то же время смутно понимал, что вёл
себя не так, как следовало, пересолил, раздул обиду свою.
Одним словом, какая-то неопределенная тоска овладела всем моим существом. Иногда в уме моем даже мелькала кощунственная мысль: «А ведь без начальства, пожалуй, лучше!» И что всего несноснее: чем усерднее я
гнал эту мысль
от себя, тем назойливее и образнее она выступала вперед, словно дразнила: лучше! лучше! лучше! Наконец я не выдержал и отправился на село к батюшке в надежде, что он не оставит меня без утешения.
Любовь Гордеевна. Мы никого
от себя не
гоним.
Выгонял ли кто управляющего за пьянство и плутовство, спасалась ли жена
от жестокосердого мужа, отказывала ли какая-нибудь дама молоденькой гувернантке за то, что ту почтил особенным вниманием супруг, — всех принимала к
себе Санич и держала при
себе, покуда судьба несчастных жертв не устраивалась.
Ему дали большую дозу опиума, он забылся; но в обед началось опять то же. Он
гнал всех
от себя и метался с места на место.
В числе неприятных последствий
от лешевой дудки было еще то, что дедушка Илья за прочитанные им для меня курсы демонологии получил
от матушки выговор и некоторое время меня дичился и будто не хотел продолжать моего образования. Он даже притворялся, будто
гонит меня
от себя прочь.
Платон. Чему вы рады? Кого вы
гоните? Разве вы меня
гоните? Вы правду
от себя гоните — вот что!
— Natalie, я не уехал, — сказал я, — но это не обман. Я с ума сошел, постарел, болен, стал другим человеком — как хотите думайте…
От прежнего самого
себя я отшатнулся с ужасом, с ужасом, презираю и стыжусь его, а тот новый человек, который во мне со вчерашнего дня, не пускает меня уехать. Не
гоните меня, Natalie!
Измывался я над ней зверским образом:
гнал ее
от себя, когда приходила; назначал свидания и раз по пяти не являлся; письма ее — милые, ласковые, добрые письма — на диване, на полу у меня по неделям валялись нераспечатанными.
«Нет, — говорит, — уж куда!..» Вижу, сама давится, а сама твердо отвечает: «Нет, — говорит, — отяготитесь, Домна Платоновна, я не буду капризничать». Узнаю тут
от нее, посидевши, что эта подлая Дисленьша ее
выгоняет, и то есть не то что
выгоняет, а и десять рублей-то, что она, несчастная,
себе от грека принесла, уж отобрала у нее и потом совсем уж ее и
выгнала и бельишко — какая там у нее была рубашка да перемывашка — и то все обобрала за долг и за хвост ее, как кошку, да на улицу.
Поэтому они часто представляют, что мужичок сидит у ручейка и жалобно поет чувствительную песню, или,
выгнавши в поле стадо, садится под тень развесистого дерева и сладко играет на свирели, или сидит у
себя под окошком и собирается убежать в лес, чтобы скрыться
от злых толков.
— Да и нет, если только не иметь отваги
выгнать его
от себя вон.
Которого закон, десница
Дают и милости и суд. —
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен
от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб
себе находит?
Где месть не
гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?
У трона разве твоего!
Выгнал я эту старушонку в шею
от себя и сам пошел к ним.
Что вам мешает
гнать его
от себя и не слушать его гнусных любезностей?
Взошло все густо и сильно, всклочилось так, что уже на Юрьев день (23 апреля), когда скот
выгнали первый раз с образами в поле, земля была укрыта сплошною рослою зеленью, — и зелень была такая ядреная, что ею не только наедались досыта тонкогубые овцы, но и коровы прибавили
от себя удоя.
Конечно, по христианству только не
выгнать же
от себя, коли уж такое горе случилось.
Хвалынцеву было это даже досадно, он усиленно
гнал его из своего воображения; но как-то невольно, независимо
от него самого, этот блистательный образ врывался в область его дум и поминутно прерывал
собою нить его размышлений…
Дальше
гоните ее
от себя, как можно дальше
от непорочного вашего сердца.
И
выгнала. Добродушная мать Виринея позвала было посланного к
себе в келарню угостить как следует, но мать Аркадия и того не допустила. Досталось
от нее и Виринее и всем подначальным матери-келарю послушницам. Так расходилась дебелая старица, что еще долго по уходе из обители несолоно хлебавшего посланца не вдруг успокоилась. И отчитала ж Аркадия Патапа Максимыча, думать надо, что долго и много икалось ему.
Французы отступают из сожженной Москвы и
гонят с
собою пленных. Новые ужасы развертываются перед Пьером. Отстающих пленных пристреливают. «Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в, душе его вырастала и крепла независимая
от нее сила жизни.
— Зачем же тебе было ехать для этого сюда, пробираться через фронт, подвергаться опасностям? Ведь для «усталых советских работников» отдых у вас создается просто:
выгони буржуя из его особняка, помещика из усадьбы — и отдыхай
себе вволю
от казней,
от сысков,
от пыток,
от карательных экспедиций, — набирайся сил на новые революционные подвиги!
Давным-давно
выгнала бы она эту дрянную смутьянку, если б не глупый гонор брата. Видите ли, он, у смертного одра жены, обещал ей обеспечить старость Саниной няньки… Так ведь он тогда верил в любовь и непорочность своей возлюбленной супруги… А потом? Голова-то и у братца не далеко ушла
от головы его мнимой дочки; и сколько раз Павла Захаровна язвила самое
себя вопросом: с какой стати она, умница, положила всю свою жизнь на возню с такой тупицей, как ее братец, Иван Захарыч?
— Правда, не сделал бы! Да если бы ты это, правда, сделал, я бы тебя сейчас же
выгнал вон из дома, навсегда бы отрекся
от тебя. Так позволить
себе обращаться с девушкой! Ни минуты не потерпел бы у
себя такого негодяя.
С этого времени она не могла терпеть мамку и
выгоняла ее
от себя, как скоро та появлялась.