Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Ах, какой чурбан в самом деле! Ну, когда
тебе толкуют?
Анна Андреевна. Где ж, где ж они?
Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все
ты, а всё за
тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
)
Ах, боже
ты мой, хоть бы какие-нибудь щи!
Анна Андреевна.
Ах, боже мой, какие
ты, Антоша, слова отпускаешь!
Ах! что
ты, парень, в девице
Нашел во мне хорошего?
«
Ах шут
ты, шут гороховый!
—
Ах! что
ты? что
ты, внученька?..
Терпи, многокручинная!
Терпи, многострадальная!
Нам правды не найти...
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это
ты!
Ты, батюшка! Гость наш бесценный!
Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Г-жа Простакова (стоя на коленях).
Ах, мои батюшки, повинную голову меч не сечет. Мой грех! Не губите меня. (К Софье.) Мать
ты моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и сына) и над бедными сиротами.
Г-жа Простакова.
Ах, Мати Божия! Что с
тобою сделалось, Митрофанушка?
Г-жа Простакова.
Ах, мой батюшка! Все готово. Сама для
тебя комнату убирала.
—
Ах, с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. — Ведь его страсть — балы, и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске.
Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет,
ты слушай.
—
Ах, кстати, — сказал Степан Аркадьич, — я
тебя хотел попросить при случае, когда
ты увидишься с Поморским, сказать ему словечко о том, что я бы очень желал занять открывающееся место члена комиссии от соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно-железных дорог.
—
Ах, это ужасно, ужасно! Зачем
ты приехала? — сказал Левин.
—
Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если
ты уж вызвала меня на это, то я
тебе скажу, кто виноват во всем:
ты и
ты, одна
ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
—
Ах! — вскрикнула она, увидав его и вся просияв от радости. — Как
ты, как же вы (до этого последнего дня она говорила ему то «
ты», то «вы»)? Вот не ждала! А я разбираю мои девичьи платья, кому какое…
—
Ах, если
ты хочешь, то мы завтра пробудем, — с особенной приятностью отвечал Левин.
—
Ах, нет! Ну, прости, прости меня, если я огорчил
тебя, — сконфуженно улыбаясь, заговорил Степан Аркадьич, протягивая руку, — но я всё-таки, как посол, только передавал свое поручение.
—
Ах, Алексей Александрович, ради Бога, не будем делать рекриминаций! Что прошло, то прошло, и
ты знаешь, чего она желает и ждет, — развода.
—
Ах, непременно! Он был у нас. Ну, что
тебе стоит? Заедешь, сядешь, поговоришь пять минут о погоде, встанешь и уедешь.
—
Ах перестань! Христос никогда бы не сказал этих слов, если бы знал, как будут злоупотреблять ими. Изо всего Евангелия только и помнят эти слова. Впрочем, я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую. Я имею отвращение к падшим женщинам.
Ты пауков боишься, а я этих гадин.
Ты ведь, наверно, не изучал пауков и не знаешь их нравов: так и я.
— Я только хочу сказать, что могут встретиться дела необходимые. Вот теперь мне надо будет ехать в Москву, по делу дома…
Ах, Анна, почему
ты так раздражительна? Разве
ты не знаешь, что я не могу без
тебя жить?
— Нет, ничего не будет, и не думай. Я поеду с папа гулять на бульвар. Мы заедем к Долли. Пред обедом
тебя жду.
Ах, да!
Ты знаешь, что положение Долли становится решительно невозможным? Она кругом должна, денег у нее нет. Мы вчера говорили с мама и с Арсением (так она звала мужа сестры Львовой) и решили
тебя с ним напустить на Стиву. Это решительно невозможно. С папа нельзя говорить об этом… Но если бы
ты и он…
— Она так жалка, бедняжка, так жалка, а
ты не чувствуешь, что ей больно от всякого намека на то, что причиной.
Ах! так ошибаться в людях! — сказала княгиня, и по перемене ее тона Долли и князь поняли, что она говорила о Вронском. — Я не понимаю, как нет законов против таких гадких, неблагородных людей.
— А мы сработали весь луг!
Ах, как хорошо, удивительно! А
ты как поживал? — говорил Левин, совершенно забыв вчерашний неприятный разговор.
— Непременно. Я сберу подписку.
Ах, познакомился
ты вчера с моим приятелем Левиным? — спросил Степан Аркадьич.
— То есть как
тебе сказать?… Я по душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот
ты не споткнулась.
Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
—
Ах, нисколько! Это щекотит Алексея и больше ничего; но он мальчик и весь у меня в руках;
ты понимаешь, я им управляю как хочу. Он всё равно, что твой Гриша… Долли! — вдруг переменила она речь —
ты говоришь, что я мрачно смотрю.
Ты не можешь понимать. Это слишком ужасно. Я стараюсь вовсе не смотреть.
― Это в том же роде, как: «я этого-то и терпеть не могу!»
Ты знаешь? ― спросил Степан Аркадьич. —
Ах, это прелесть! Подай еще бутылку, ― сказал он лакею и начал рассказывать.
—
Ах, Боже мой, это было бы так глупо! — сказала Анна, и опять густая краска удовольствия выступила на ее лице, когда она услыхала занимавшую ее мысль, выговоренную словами. — Так вот, я и уезжаю, сделав себе врага в Кити, которую я так полюбила.
Ах, какая она милая! Но
ты поправишь это, Долли? Да!
—
Ах да,
тебе письмо, — сказал он. — Кузьма, принеси, пожалуйста, снизу. Да смотри, дверь затворяй.
—
Ах, как же! Я всё записываю. Ну что, Кити,
ты опять каталась на коньках?..
—
Ах, я сказал: для
тебя. Более всего для
тебя, — морщась, точно от боли, повторил он, — потому что я уверен, что большая доля твоего раздражения происходит от неопределенности положения.
—
Ах, какой ужас!
Ах, Анна, если бы
ты видела!
Ах, какой ужас! — приговаривал он.
—
Ах, батюшки, уж пятый, а мне еще к Долговушину! Так, пожалуйста, приезжай обедать.
Ты не можешь себе представить, как
ты меня огорчишь и жену.
— A! — радостно прокричал Левин, поднимая обе руки кверху. — Вот радостный-то гость!
Ах, как я рад
тебе! — вскрикнул он, узнав Степана Аркадьича.
—
Ах! — вскрикнул он, хватаясь за голову. —
Ты бы не говорила!… Значит, если бы
ты была привлекательна…
— Что
ты? что
ты? Печорин?..
Ах, Боже мой!.. да не служил ли он на Кавказе?.. — воскликнул Максим Максимыч, дернув меня за рукав. У него в глазах сверкала радость.
Ах, господи
ты мой!
ах, святители вы мои!..
— „
Ах ты бестия, бестия! — говорит капитан-исправник, покачивая головою и взявшись под бока.
—
Ах, какие
ты забранки пригинаешь! — сказала старуха, глядя на него со страхом.
Ах, брат Чичиков, если бы
ты только увидал… вот уж, точно, была бы пища твоему сатирическому уму (почему у Чичикова был сатирический ум, это тоже неизвестно).
Ах, брат, вот позабыл
тебе сказать: знаю, что
ты теперь не отстанешь, но за десять тысяч не отдам, наперед говорю.
Ах, да! я ведь
тебе должен сказать, что в городе все против
тебя; они думают, что
ты делаешь фальшивые бумажки, пристали ко мне, да я за
тебя горой, наговорил им, что с
тобой учился и отца знал; ну и, уж нечего говорить, слил им пулю порядочную.
«
Ах! няня, сделай одолженье». —
«Изволь, родная, прикажи».
«Не думай… право… подозренье…
Но видишь…
ах! не откажи». —
«Мой друг, вот Бог
тебе порука». —
«Итак, пошли тихонько внука
С запиской этой к О… к тому…
К соседу… да велеть ему,
Чтоб он не говорил ни слова,
Чтоб он не называл меня…» —
«Кому же, милая моя?
Я нынче стала бестолкова.
Кругом соседей много есть;
Куда мне их и перечесть...
«Как недогадлива
ты, няня!» —
«Сердечный друг, уж я стара,
Стара; тупеет разум, Таня;
А то, бывало, я востра,
Бывало, слово барской воли…» —
«
Ах, няня, няня! до того ли?
Что нужды мне в твоем уме?
Ты видишь, дело о письме
К Онегину». — «Ну, дело, дело.
Не гневайся, душа моя,
Ты знаешь, непонятна я…
Да что ж
ты снова побледнела?» —
«Так, няня, право, ничего.
Пошли же внука своего...
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы,
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о
тебе!
Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь
ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.
«Ну, что соседки? Что Татьяна?
Что Ольга резвая твоя?»
— Налей еще мне полстакана…
Довольно, милый… Вся семья
Здорова; кланяться велели.
Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь!
Что за душа!.. Когда-нибудь
Заедем к ним;
ты их обяжешь;
А то, мой друг, суди
ты сам:
Два раза заглянул, а там
Уж к ним и носу не покажешь.
Да вот… какой же я болван!
Ты к ним на той неделе зван...
И вот ввели в семью чужую…
Да
ты не слушаешь меня…» —
«
Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!..» —
«Дитя мое,
ты нездорова;
Господь помилуй и спаси!
Чего
ты хочешь, попроси…
Дай окроплю святой водою,
Ты вся горишь…» — «Я не больна:
Я… знаешь, няня… влюблена».
«Дитя мое, Господь с
тобою!» —
И няня девушку с мольбой
Крестила дряхлою рукой.