Неточные совпадения
—
Ах, батюшки! — застонала Анфуса Гавриловна, хватаясь за голову. — Да ведь
ты, Аграфенушка, без ножа всех зарезала… Навалилась, говоришь?..
Ах, грех какой!..
— Главная причина: добрый человек, а от доброго человека и потерпеть можно. Слабенек Харитон Артемьич к винцу…
Ах, житейское дело! Веселенько у вас поживают в Заполье, слыхивал я. А не осужу, никого не осужу… И
ты напрасно огорчаешься, мать.
— Верно
тебе говорю… Заводы бросаю и всю семью вывожу на Ключевую. Всем работы хватит… И местечко приглядел, повыше Суслона, где малыгинский зять писарит.
Ах, хорошо местечко!.. Ужо меленку поставлю.
— А для кого я хлопотал-то, дерево
ты стоеросовое?..
Ты что должен сделать, идол каменный? В ноги мне должен кланяться, потому как я
тебе судьбу устраиваю.
Ты вот считаешь себя умником, а для меня
ты вроде дурака… Да.
Ты бы хоть спросил, какая невеста-то?..
Ах, бесчувственный
ты истукан!
— Это
ты загадку загадываешь, мил человек?
Ах, дурашка, дурашка! Никуда
ты не уйдешь, потому как я на
тебя зарок положил великий, и при этом задаток четыре недели на месяц
ты уж получил вперед сполна…
—
Ах,
ты какой, право!.. Лучше бы своротить с дороги. Неровен час… Ежели пьяный, так оно лучше не попадаться ему на глаза.
— Я боюсь, — заявила Серафима разбуженному мужу. — Иди
ты…
Ах, господи, вот согрешенье-то!.. Мамаша тоже послала гостя.
— Не любишь? забыл? — шептала она, отступая. — Другую полюбил? А эта другая рохля и плакса. Разве
тебе такую было нужно жену?
Ах, Галактион Михеич! А вот я так не забыла, как
ты на своей свадьбе смотрел на меня… ничего не забыла. Сокол посмотрел, и нет девушки… и не стыдно мне нисколько.
— Да ведь народу же деньги-то пойдут, старичок?
Ах, какой
ты!.. Теперь хлеб напрасно пропадает, а тогда на, получай наличными. Все будут довольны… Так-то!
— О, часто!.. Было совестно, а все-таки думал. Где-то она? что-то она делает? что думает? Поэтому и на свадьбу к
тебе не приехал… Зачем растравлять и
тебя и себя? А вчера…
ах, как мне было вчера тяжело! Разве такая была Харитина!
Ты нарочно травила меня, — я знаю, что
ты не такая. И мне так было жаль
тебя и себя вместе, — я как-то всегда вместе думаю о нас обоих.
— Не люблю… не люблю, — повторяла она и даже засмеялась, как русалка. —
Ты сильнее меня, а я все-таки не люблю… Милый, не обижайся: нельзя насильно полюбить.
Ах, Галактион, Галактион!.. Ничего
ты не понимаешь!.. Вот
ты меня готов был задушить, а не спросишь, как я живу, хорошо ли мне? Если бы
ты действительно любил, так первым бы делом спросил, приласкал, утешил, разговорил… Тошно мне, Галактион… вот и сейчас тошно.
— Да что я с
тобой буду делать? — взмолилась Харитина в отчаянии. — Да
ты совсем глуп…
ах, как
ты глуп!.. Пашенька влюблена в Мышникова, как кошка, — понимаешь? А он ухаживает за мной, — понимаешь? Вот она и придумала возбудить в нем ревность: дескать, посмотри, как другие кавалеры ухаживают за мной. Нет,
ты глуп, Галактион, а я считала
тебя умнее.
—
Ах,
ты какой!.. — удивлялся писарь. — Да ведь ежели разобрать правильно, так все мы у батюшки-то царя воры и взяточники. Правду надо говорить… Пчелка, и та взятку берет.
—
Ах, какой
ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на ноги встать, вот главная причина. У
тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
—
Ах, нехорошо, брат!.. И мы не без греха прожили… всячески бывало. Только оно тово… Вот
ты вырасти свою дочь… Да, вырасти!..
— Мы теперь обе овдовели, — говорила она, целуя подругу, —
ты по-настоящему, а я по-соломенному.
Ах, как у
тебя хорошо здесь, Прасковья Ивановна! Все свое, никто
тебя не потревожит: сама большая, сама маленькая.
— Я? Пьяный? — повторил машинально Галактион, очевидно не понимая значения этих слов. —
Ах, да!.. Действительно, пьян…
тобой пьян. Ну, смотри на меня и любуйся, несчастная. Только я не пьян, а схожу с ума. Смейся надо мной, радуйся. Ведь
ты знала, что я приду, и вперед радовалась? Да, вот я и пришел.
— Боже мой, за что
ты меня наказываешь? — стонал Стабровский, ломая руки. — Ведь живут же дети бедняков, нищие, подкидыши, и здоровы, а у меня одна дочь…
Ах, Дидя, Дидя!
— Нет, я
тебя боюсь… уйди… Скоро я умру, тогда…
ах, я ничего не знаю!
— Н-но-о? Ведь в кои-то веки довелось испить дешевки. Михей-то Зотыч, тятенька, значит, в Шабрах строится, Симон на новой мельнице, а мы, значит, с Емельяном в Прорыве руководствуем… Вот я и вырвался.
Ах, братец
ты мой, Галактион Михеич, и что вы только придумали! Уж можно сказать, што уважили вполне.
— Н-но-о?!. И что такое только будет… Как бы только Михей Зотыч не выворотился… До него успевать буду уж как-нибудь, а то всю музыку испортит.
Ах, Галактион Михеич, отец
ты наш!.. Да мы для
тебя ничего не пожалеем!
—
Ах, братец
ты мой… ддаа! — мычал Вахрушка. — Ну-ка, лени ищо один стаканчик.
—
Ах, это
ты!..
Тебя нужно!..
Тебя… Задушу своими руками!
— А
ты забыл еще подсчитать, что на всех на вас креста нет…
Ах, разбойники!..
Ах, душегубы!.. Ведь я-то, значит, хуже нищего остался?
— Илья Фирсыч, голубчик, да
ты ли это?..
Ах, боже мой! Давай, сейчас же переоденься, а то муторно на
тебя глядеть.
—
Ах, какой
ты, папа! От чего отдыхать? Это, наконец, смешно!
— И будешь возить по чужим дворам, когда дома угарно. Небойсь стыдно перед детьми свое зверство показывать… Вот так-то, Галактион Михеич! А ведь они, дети-то, и совсем большие вырастут. Вырасти-то вырастут, а к отцу путь-дорога заказана.
Ах, нехорошо!.. Жену не жалел, так хоть детей бы пожалел. Я
тебе по-стариковски говорю… И обидно мне на
тебя и жаль. А как жалеть, когда сам человек себя не жалеет?
— А что это обозначает?
Ах, Анфим, Анфим! Ничего-то
ты не понимаешь, честной отец! Где такая дудка будет расти? На некошенном месте… Значит, трава прошлогодняя осталась — вот
тебе и дудка. Кругом скотина от бескормицы дохнет, а казачки некошенную траву оставляют… Ох, бить их некому!
— Трусу
ты спраздновал, честной отец…
Ах, нехорошо! Кабы не догадливый кучер… Ох, горе душам нашим!
—
Ах, Устенька, Устенька, ничего
ты не понимаешь!