Неточные совпадения
Из иной страны чудесной,
Людям
в горести помочь,
Нас на землю царь небесный
Посылает
в эту ночь;
Принести живое
слово,
Жатвы все благословить,
Человека к жизни новой
Ободрить и укрепить!
Чем тени сумрачней ночные,
Тем звезды ярче и ясней;
Блажен
в беде не гнувший выи[1],
Блажен певец грядущих дней,
Кто среди тьмы денницы новой
Провидит радостный восход
И утешительное
словоСредь общих слез произнесет!
И тьму пусть терпит божья воля,
Явлений двойственность храня, —
Блаженны мы, что наша доля
Быть представителями дня!
Пути творца необъяснимы,
Его судеб таинствен ход,
Блажен, кто всех сомнений мимо
Дорогой светлою идет!
Когда ты все расскажешь нам, мой сын,
И приведешь точь-в-точь его
слова,
Тебе дарует церковь награжденье
И ты уйдешь свободно. Если ж ты
Хотя одно лишь
слово утаишь,
Я должен буду, с сокрушенным сердцем,
На пытку согласиться.
Так. Но принять
в соображенье надо,
Что он испанский гранд, богат связями,
Что явной на него улики нет
И что от
слов он может отказаться.
Когда его мы прямо обвиним,
Наделает процесс наш много шума,
А преступленье так невероятно,
Что ропот всех подымется на нас.
Пожалуй, сам король за дон Жуана
Заступится, и этим пошатнется
Религии святой авторитет.
Воображенью дать лишь стоит волю,
Оно меня на крыльях унесет,
Минутной верой мне наполнит душу,
Искусственной любовью опьянит;
Красноречиво жгучие
словаИз уст польются; как актер на сцене,
Я непритворно
в роль мою войду
И до развязки сам себе поверю.
Чего я ждал от них, чего искал,
Определить уже не
в силах я.
Теперь я все нашел, теперь я счастлив!
Неполно было б это чувство, если б
Его
словами выразить я мог!
Для вас обоих часто неприметно
И будто ненарочным
словом я
Давала направление беседе
И вызывала вас на мирный спор;
Сама ж над ним я молча наблюдала,
Не пропускала ничего, и после,
Одна,
в моем покое запершись,
Я проходила весь ваш разговор,
И каждое им сказанное
слово,
И ударенье каждое его,
И каждый взгляд его припоминала
И долго, долго взвешивала их.
Я оскорблять Жуана не намерен.
Но… я сейчас с Октавьо говорил.
Узнав из уст моих, что для него
Надежды нет, хотел он удалиться,
Искать хотел он смерти где-нибудь.
Я удержал его — он был нам другом, —
Я упросил его остаться с нами —
Он здесь. Судьбе тяжелой он покорен.
Но рана сердца глубока. Ты, Анна,
Была к нему не без участья прежде.
Он
в горести, и много облегчило б
Его твое приветливое
слово…
Скажи, согласна, ль ты его принять?
А он скоблит сплеча, да уж едва ли
Насквозь не проскоблил все истины скрижали
Не верит на
слово он никому ни
в чем...
Жди знака или
слова,
Потом уже не знай ни страха, ни любви,
Свершай, что он велит, без мысли, ни пощады
И, воплотившись раз, топчи, круши преграды —
И самого его
в усердье раздави!
Я к этому мошеннику недаром
Сочувствие имел. Мы схожи нравом,
Но
в клады я не верю уж давно!
А странно, что досель я не могу
О ней не думать!
В память глубоко
Слова и голос врезались ее,
И этот взгляд испуганный, когда
Опомнилась она
в моих объятьях.
Безумный дон Жуан! До коих пор
Играть тобой воображенье будет!
Стыдись хоть Боабдила. Этот ищет,
Что находить и добывать возможно, —
А ты? Стыдись! Тебя смущает сон!
Пусть
словоНе
в пользу б инквизиции сказал!
Я навсегда пришла проститься с вами…
Услышьте умирающей
слова…
В моей душе нет более упреков,
Я вас пришла предостеречь.
Конечно, Лопухов во второй записке говорит совершенно справедливо, что ни он Рахметову, ни Рахметов ему ни слова не сказал, каково будет содержание разговора Рахметова с Верою Павловною; да ведь Лопухов хорошо знал Рахметова, и что Рахметов думает о каком деле, и как Рахметов будет говорить в каком случае, ведь порядочные люди понимают друг друга, и не объяснившись между собою; Лопухов мог бы вперед чуть не
слово в слово написать все, что будет говорить Рахметов Вере Павловне, именно потому-то он и просил Рахметова быть посредником.
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное
слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение
в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.
Столько лежит всяких дел, относительно одной чистоты, починки, поправки…
словом, наиумнейший человек пришел бы
в затруднение, но, благодарение богу, все идет благополучно.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому
слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять
в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, — один из тех людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не
в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и
слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Коробкин (продолжает).«Судья Ляпкин-Тяпкин
в сильнейшей степени моветон…» (Останавливается).Должно быть, французское
слово.