Дон Жуан

Так это правда? Это не обман?

Меня ты любишь искренно, сердечно?

Других ты женщин для меня забыл?

Меня одну всегда любить ты будешь

И не раскаешься?

О донна Анна!

Тебя одну и вижу я и помню.

Всю жизнь мою до этого мгновенья,

Все, что я прожил, все, что ощущал,

Я все забыл! И как впадают в море,

В бездонное, все реки и ручьи,

Так, без следа, мои воспоминанья

В твоей любви теперь поглощены!

Я часто так во сне тебя видала,

Как ты теперь у ног моих сидишь;

Во сне я так в глаза тебе глядела,

И было в них темно и глубоко;

И мне хотелось глубже в них вглядеться,

И я в них дна не находила; мне

Казалося, что в пропасть я гляжу;

И страшно было, и так сладко вместе!

Что, если и теперь я вижу сон?

Нет, жизнь моя! Все призрак и мечта,

Все дым и сон — одна любовь есть правда!

И любишь ты давно меня, Жуан?

Давно? Всегда! Твой образ, донна Анна,

Всегда носился смутно предо мной!

Когда один, в крушительной тревоге,

Я с жизнию боролся, как пловец,

Тебя мой взор отыскивал вдали,

Тебя увидев, берег я увидел.

О мой Жуан! И я была одна,

И мне тебя всегда недоставало!

Зачем отцу ты прежде не открылся?

Меня пугал его суровый нрав.

Боялся я отказа. И теперь

Я б не решился говорить, когда бы

Он не застал меня у ног твоих.

То, видно, нас соединило небо!

Но, милый друг, теперь, когда нашли

Мы оба в жизни твердую опору,

Скажи, куда направишь ты свой бег?

Какую цель своим поставишь силам?

Душе высокой, светлому уму

Какую ты задашь теперь задачу?

Весь мир открыт пред нами, донна Анна;

Моя душа свободна и ясна.

К чему бы мыслью я ни обратился,

Я до всего достигну. Но оставим

Мы этот разговор. Теперь любовь,

Одна любовь моею будет целью!

Ты сам себя не знаешь, дон Жуан,

Но сердцем я давно тебя постигла.

Я буду помогать тебе. Когда

Любовь твои стремленья заградит,

Я, я, Жуан, тебе о них напомню.

Я не хочу тебе преградой быть,

И твоему орлиному полету

Мешать я не должна. Но что с тобой?

Какая мысль твой омрачила взор?

Я вспомнил… да, прости мне.

Что ты вспомнил?

Что ты меня не первого уж любишь.

Как? Ты ревнуешь?

Дон Октавьо был

Тобой любим.

И ты ревнуешь? О,

Скажи мне все, расспрашивай меня —

Я отвечать на все тебе готова!

Чистосердечью твоему я верю.

Но ты, не правда ль, часто был обманут,

И оттого ты стал ревнив?

Напротив,

Когда меня любить переставали,

Сопернику счастливому охотно

Я место уступал; когда ж соперник

Мне докучал без повода и права,

Меж нами спор моя кончала шпага

И не давала времени созреть

Ревнивости. Я чужд ее остался.

Что ж значили сейчас твои слова?

Вот видишь ли: любовь я в мысли ставлю

Так высоко, так свято понимаю

И для меня ее так нежен цвет,

Что от малейшего прикосновенья

Легко мрачится он и увядает.

Когда любил я и когда во мне

Другой, неясный образ зарождался,

Я, чтоб любви священное начало

Борьбою двух явлений не нарушить,

Спешил расстаться с той, кого любил…

Расстаться, дон Жуан? Но отчего же

В тебе тот чуждый образ зарождался?

Не знаю сам. Но я с собой был честен

И двум идеям вместе не служил.

Просторно сердце женщины, напротив;

В нем резкие противоречья могут

Ужиться рядом. В нем бывает слышен,

Среди любви живой и настоящей,

Нередко запоздалый отголосок

Другой, отжившей, конченной любви.

Вины тут нет: подобные явленья

В природе женской. Но делиться я

И с тенью даже не могу тем сердцем.

Которое мне отдалося. В нем

Я должен быть один.

Ты в нем один.

То чувство, что тебя смущает, было

Одно ребячество, и я тогда

Сама себя еще не понимала.

Но, может быть, ты и теперь вполне

Себя не понимаешь?

Дон Жуан,

Не оскорбляй меня таким сомненьем.

Когда б я не уверена была

В себе самой, когда б я колебалась,

Я бы твоей любви не приняла,

Мне собственная гордость помешала б

Собой располагать. Нет, я твоя!

С сознанием твоя и без раздела!

О ангел мой, клянись мне в том скорей,

Клянися всем, что для тебя священно!

Клянусь тебе пречистою Мадонной,

Клянусь тебе Спасителя крестом,

Клянусь отца священной сединою,

Клянуся прахом матери моей —

Вся жизнь моя и все мои мышленья

Навек, Жуан, тебе принадлежат!

А если бы тебе я изменил?

В тебя я верю; мне того довольно —

Не требую я клятвы от тебя!

Однако если б?

Если бы в тебя

Я верить перестала, о, тогда…

Что б сделала тогда ты?

Дон Жуан,

Не спрашивай меня, мне страшно думать,

Я не хочу о невозможном думать!

И не тревожишься ты тем, что я

Уж изменил столь многим?

Сознаюсь,

Мне эта мысль не раз уж приходила.

Но для меня скрывается тут тайна;

Сейчас ты что-то намекнул об этом,

Но я тебя, Жуан, не поняла.

Не может быть, чтобы с подобным взглядом,

С улыбкой этой, с голосом твоим

Была совместна ложь. Не может быть,

Чтобы когда-нибудь ты притворялся

И мог смеяться над любящим сердцем!

Нет, не таким является обман!

В его очах заметно беспокойство,

Изысканна его бывает речь,

И самое старание казаться

Прямым, и откровенным, и правдивым

Его всегда невольно выдает.

Ты не таков. Не хочешь ты казаться,

Нет ничего поддельного в тебе;

Ты не старался предо мною скрыть

Своих ошибок или недостатков.

Когда тебя еще я не видала,

А знала только по одной молве,

Глубоко я была возмущена

И сильно на тебя негодовала;

Когда же я увидела тебя,

Невольное сомнение во мне

Насчет худой твоей возникло славы;

Я начала отыскивать тогда,

Придумывать старалась оправданья

Твоей преступной жизни. Ты в это время

Сближаться с нами понемногу стал,

И, чем с тобою чаще я встречалась,

Тем каждый раз мне делалось яснее

Противоречье меж твоей душой

И жизнию твоей. Я поняла,

Что есть в тебе какая-то загадка.

Да, дон Жуан, загадка есть в тебе.

Твоих бровей грозящая дуга

Являет самолюбие и гордость,

В твоих очах видна бывает грусть —

Но непритворен лик твой благородный,

И в этом сердце места нет для лжи!

О, проницательность души любящей!

Так. Для обмана не был я рожден.

Когда б из тех, кого я в жизни встретил,

Хотя б одна с тобой могла сравниться,

Я не был бы теперь у ног твоих!

Мне говорили также про тебя,

Что ты не уважаешь ни законов,

Ни церкви, ни святыни; но я знаю,

Твои ошибочно толкуют мысли.

Не правда ли, со временем, когда

Увидишь ты, что я тебя достойна,

Ты все мне скажешь?

Жизнь моя! Зачем,

Чего мне ждать? Теперь, не отлагая,

Я все тебе скажу. Ты не похожа

На прочих женщин; все тебе доступно.

Суди меня — и, если я виновен,

Я пред твоим склонюся приговором.

Тебя не обманули. Да, я враг

Всего, что люди чтут и уважают.

Но ты пойми меня; взгляни вокруг:

Достойны ль их кумиры поклоненья?

Как отвечает их поддельный мир

Той жажде правды, чувству красоты,

Которые живут в нас от рожденья?

Везде условья, ханжество, привычка,

Общественная ложь и раболепство!

Весь этот мир нечистый я отверг.

Но я другой хотел соорудить,

Светлей и краше видимого мира,

Им внешность я хотел облагородить;

Мне говорило внутреннее чувство,

Что в женском сердце я его найду, —

И я искал. Зачем тебя смущать

Рассказом долгих, горьких заблуждений?

Довольно. Жизнь мою ты поняла.

О, не страшися своего доверья!

Да, все я понимаю. Но скажи мне,

Чего ты ждал от тех, кого любил?

Чем был ты оскорблен иль чем обманут?

Чего ты требовал? Скажи мне все!

Чего я ждал от них, чего искал,

Определить уже не в силах я.

Теперь я все нашел, теперь я счастлив!

Неполно было б это чувство, если б

Его словами выразить я мог!

А я, Жуан, когда б мою любовь

Могла измерить или обозреть,

Мне было б страшно; я боялась бы,

Что до тебя она не досягнет.

Но меры нет в ней! Нет во мне боязни!

Сомнений нет! Я в будущее верю,

Как верю в бога и в тебя, Жуан!

Да! Верь, о ангел! Верь! Нам надо верить!

Лишь в вере счастье! Миг единый веры

Есть вечность. Пусть он нашу жизнь поглотит!

Прочь думы! Прочь сомненья хладный червь!

Забудем все! Весь мир! Себя самих!

В одном восторге и в одном блаженстве

Смешаем жизнь и смерть!

Сеньор, простите.

Вам долго вместе быть еще нельзя.

Никто еще не извещен в Севилье

О вашем сватовстве. Но я сегодня

Пошлю к родным и близким приглашенье,

Чтоб съехались на сговор; до того ж

Вам видеться лишь можно на гулянье.

Обычай так велит. Коль вам угодно,

Вы встретите нас завтра у фонтана

В тот час, когда взойдет луна.

Проклятье!

Холодною водой меня он обдал.

Он мне напомнил, что любовь есть призрак,

Что я сюда пришел лишь роль играть.

Перехитрил старик, поторопился

Накидывать аркан свой на меня!

Сеньор, тяжел ваш строгий приговор,

Но я во всем вам покоряться должен;

До завтра я изгнанью обречен.

Простите, дон Жуан. Мы у фонтана

Вас встретим завтра.

Я не опоздаю!

Как омрачилось вдруг его лицо!

Не в первый раз уже я замечаю,

Что выраженье ясное внезапно

В нем исчезает и вокруг бровей

И возле уст играет и змеится

Насмешливо-суровая черта.

Не нравятся мне эти перемены!

Ты все еще не примирился с ним?

Не бросил ты своих предубеждений?

Его любить готов я горячо,

Когда твою любовь он оправдает.

Но ты ему не веришь. Для меня

Свое ты пересилил отвращенье,

Свой нрав крутой с трудом переломил ты,

К улыбке принужденной приневолил

При встрече с ним ты свой враждебный лик;

О мой отец, не сожалей о том,

Что дал ты нам согласие. Ты знаешь,

Тебе во всем покорна я была;

Но сердцу я приказывать не в силах,

Любить я вполовину не могу.

Вот видишь ли, во мне частица есть

Твоей решимости. Когда бы ты

Нас разлучил, о, что б со мною было!

Тебя любить, отец, я перестала б,

С тобой остаться я бы не могла!

Ты никогда ни в чем не знала меры.

Бывало, до его знакомства с нами,

Когда о нем лишь заводили речь,

Ты слов не находила порицать

Его двуличный и коварный нрав;

Когда о нем упоминали только,

Ты изменялась вся в лице; тебе

Чудовищем казался он, а ныне…

Но я не упрекать тебя пришел.

Он твой жених; любить его ты вправе;

Но ты теперь в другую впала крайность:

Все совершенства ты находишь в нем,

На все ты смотришь лишь его очами,

От собственных суждений отреклась.

Дитя, поверь мне, крайности опасны,

Их избегать должно благоразумье

И среднею дорогою идти.

О, не брани меня! Я сознаюся,

Что не всегда так думала, как ныне;

Но я не вдруг переменила мысли,

Не ветрено ему я отдалась.

Нет, кровь твоя течет во мне недаром,

Моей любви, отец, я знаю цену

И важность всю поступка моего.

О нем, отец, я долго размышляла

И долго, перед тем чтобы решиться,

Испытывала я сама себя.

Припомни, как ты нынешней весною

Со мной садился ночью у окна

Дышать прохладой и внимать гитарам,

Которые вблизи, вдали, кругом

До самого рассвета раздавались.

Он часто мимо проходил тогда,

И останавливался у решетки,

И зачинал с тобою разговор,

Не много на меня вниманья он

В то время обращал; но я, напротив,

Уже тогда, молве не доверяя,

Его старалась втайне изучить.

Для вас обоих часто неприметно

И будто ненарочным словом я

Давала направление беседе

И вызывала вас на мирный спор;

Сама ж над ним я молча наблюдала,

Не пропускала ничего, и после,

Одна, в моем покое запершись,

Я проходила весь ваш разговор,

И каждое им сказанное слово,

И ударенье каждое его,

И каждый взгляд его припоминала

И долго, долго взвешивала их.

Так этот нрав, не понятый никем,

Себе я понемногу объяснила.

Но вспомни, мой отец, ты сам его

Не безусловно осуждал. Ты часто

Его благоразумию дивился

И говорил, шутя, ему не раз:

«Вы, дон Жуан, боюся, повредите

Себе во мненье дам: в тот час, когда

Другие им приносят серенады,

Теряете вы золотое время

Со мною, стариком!» Потом, когда

Ко сну я отходила, часто ты,

Со мной прощаясь, говорил: «Однако

Мне нравится довольно дон Жуан;

Гораздо он скромнее, чем я думал,

И старость он умеет уважать.

Его мне слишком черным описали».

Не так ли было, мой отец?

Все правда,

Обворожить умел он и меня;

Я был неосторожен. Но в то время

Не думал я, что ты его полюбишь…

Иные были у меня надежды.

Да, мой отец, его я полюбила,

Когда узнала сердце я его.

Сперва во мне проснулось любопытство,

Потом участье; а потом, лишь только

Я поняла значенье дон Жуана,

Участье обратилось в удивленье,

И волю я любви тогда дала —

Тогда лишь, но не прежде. И теперь,

Ты прав, отец мой, я его люблю

Без памяти, без воли, без сознанья!

Храни господь тебя, мое дитя,

От позднего раскаянья!

Я знаю,

Тебя страшит прошедшее его.

Но верь, отец, минувшие те бури

Порукой нам грядущих ясных дней!

Я не хочу оправдывать Жуана;

Он был преступен, но порочен не был.

Его дела нельзя равнять с другими,

И общей мерой мерить их нельзя.

Кто над другими так стоит высоко,

Чья мысль проникнуть алчет в недра жизни,

Кто в ней, как средь египетского храма,

Гиероглифы видит и загадки,

И объяснить себе их вечно хочет,

И вечно неудачей раздражен —

Тому невыносим условий гнет,

И тот не мог законам подчиниться,

Дорогою избитою идти!

Иных путей душа его искала,

Неясная звезда его вела,

Ему другой души недоставало,

Которая б понять его могла!

Из женщин не одна его любила,

Но их союз был слишком боязлив;

Пугала их его стремлений сила,

Его ума несдержанный порыв!

И робко все остались у преддверья,

Когда он смело шел во храма тьму, —

Жуана сердце требует доверья, —

И я, отец, поверила ему!

Я отдалась ему душою вольной,

И к правде путь мы вместе совершим;

Ему помочь есть сил во мне довольно —

Моя любовь меня сравняла с ним!

Мой милый друг, к чему нам снова спорить

И рассуждать о том, что решено!

Будь добр к нему! Оставь свои сомненья!

Дитя мое, я вас благословил,

И с той поры он сделался мне дорог.

О мой отец, поверь ему, как я!

Тот дон Жуан, который бурной жизнью

Негодованье наше возбуждал,

Не есть Жуан счастливый, возрожденный,

Который ныне любит дочь твою!

Будь добр к нему! Когда мы завтра ночью

С ним на условленном сойдемся месте,

Не оскорбляй холодностью его!

Я оскорблять Жуана не намерен.

Но… я сейчас с Октавьо говорил.

Узнав из уст моих, что для него

Надежды нет, хотел он удалиться,

Искать хотел он смерти где-нибудь.

Я удержал его — он был нам другом, —

Я упросил его остаться с нами —

Он здесь. Судьбе тяжелой он покорен.

Но рана сердца глубока. Ты, Анна,

Была к нему не без участья прежде.

Он в горести, и много облегчило б

Его твое приветливое слово…

Скажи, согласна, ль ты его принять?

К чему, отец мой? Что ему сказать?

Оставь свиданье до другого раза!

Любовь жестока и себялюбива;

Она собою только занята.

Ее, как сон, приятно опьяненье —

Но горестно бывает пробужденье!