Рождественский подарок

Александр Арсаньев

Перед вами оригинальные детективы, в которых криминальные истории, дела, события XIX века, исторические факты из истории масонства искусно переплетаются с современностью. Они соединяют прошлое и настоящее, осуществляя связь времен. `Рождественский подарок` – это еще один роман А. Арсаньева в проекте `Записки масона` серии `Детектив №…`

II

— Как это произошло? — с дрожью в голосе спросила Мира. Ее черные глаза превратились в два огромных, пугающих омута; волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. Она шагнула мне навстречу, не скрывая терзающего ее волнения.

— Как? Почему? — на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины.

Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.

— Ничего себе Рождество! — воскликнул поляк Гродецкий.

Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.

— Это очень неприятная история, — пришлось мне ответить.

— Похоже на какое-то жертвоприношение… — нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.

— Жертвоприношение?! — княгиня наконец отошла от обморока.

— О чем вы говорите, Яков Андреевич? — восклицала она. — Я брежу? — Ольга Павловна часто-часто заморгала своими заплаканными глазами. — Я не верю своим ушам! — запричитала она. — Я же говорила Николаю Николаевичу, — как только княгиня Титова произнесла имя мужа, то сразу же вновь залилась слезами, — чтобы он не приглашал этих варваров в дом! — Ольга Павловна указала своим пухлым пальцем на Мадхаву с Агастьей, которые съежились под ее обличающим взглядом.

Взоры гостей сразу обратились в их сторону.

— Надо вызвать полицию! — передернул плечами Гродецкий.

— Что же будет с детьми? — ужаснулась мисс Браун. — Здесь опасно оставаться! — простонала она.

— Но мы здесь ни при чем! — ткнул себя в грудь Мадхава. — Почему вы так на нас смотрите?

— Убийцы! — воскликнула Ольга Павловна.

— Господа, — обратился я к присутствующим, — я попросил бы вас сохранять спокойствие! — обратился я ко всем присутствующим.

— А кто вас на это уполномочил? — усмехнулся Гродецкий.

— Но, господа, — я развел руками. — Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?

— Но если эти варвары причастны к убийству… — угрожающе проговорил Иван Парфенович.

— Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, — ответил я.

— А я думаю, — высокомерно вмешался Гродецкий, — нам следует вызвать полицию!

— Вполне с вами согласен, — ответил я. — Как только метель утихнет…

Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.

— I am so afraiding! — всхлипывая, сказала англичанка.

— Господи! — всплеснула руками Грушенька. — А убийца-то среди нас!

В гостиную вошли запыхавшийся Никита Дмитриевич Сысоев и вспотевший Лаврентий Филиппович Медведев. На обоих лица не было. У квартального шея побагровела от натуги.

— Где мой муж? — воскликнула Ольга Павловна.

— Внизу, — ответил Никита Дмитриевич, — в одной из комнат, которая тоже была предназначена для гостей. Я отдал распоряжение, чтобы его тело начали приводить в порядок, — добавил он. — И послал в нашу часовню за священником.

Примите мои соболезнования, княгиня, — скорбно склонился управляющий.

— Я иду к нему, — воскликнула Ольга Павловна и направилась к выходу, путаясь в своем чайного цвета салопе, длинной широкой накидке на вате с прорезями для рук. Грушенька бережно поддерживала барыню под руку.

— Я немедленно уезжаю отсюда, — холодно заявил Гродецкий.

— Ну уж нет, — Лаврентий Филиппович поднял вверх указательный палец и отечески им погрозил. — Я представляю здесь на данный момент органы сыска, и никто не уедет отсюда до прибытия полицейских или пока мною не будет схвачен убийца! Или убийцы… — он покосился в сторону окаменевших индусов.

— Да и выезды из имения все снегом занесло, — сказал Сысоев.

— Так, значит, мы в западне! — воскликнула англичанка.

— Получается так, — согласился Никита Дмитриевич.

— И до каких же пор? — осведомился Иван Парфенович Колганов.

— Ну, — пожал плечами управляющий, — полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.

— А это уже радует, — с иронией заметил поляк.

— Что ж, господа, — проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, — пока вы свободны. До моего особого распоряжения, — добавил он.

Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.

— Лаврений Филиппович! — позвал я Медведева. — Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?

— Это еще зачем? — насупился квартальный.

— Я хотел бы показать его Мире, — ответил я, — так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!

— Ну-ну, — пробормотал Лаврентий Филиппович, — я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!

— Что вы имеете в виду? — насторожился я, догадываясь к чему он клонит.

— А то, — грозно ответил Лаврентий Филиппович, — что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.

— Я полагаю, вы это не всерьез? — поинтересовался я.

— Не знаю, не знаю, — развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!

Я постучался в комнату Миры.

— Войдите! — позволила мне она.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я, едва переступив через порог.

Спальня индианки вся была обставлена мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.

В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.

— О чем? — спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец — миниатюрный дорожный сундучок.

Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.

— Юкио! Ты тоже здесь? — удивился я.

— Разумеется, — ответил японец. — Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? — осведомился он.

— Ну… — замялся я, — мне бы не хотелось утверждать так категорично.

— Яков Андреевич, — обратилась Мира ко мне, — не надо меня щадить! Я прекрасно понимаю, что и на меня теперь падают подозрения! Но вы бы не могли рассказать, что же там все-таки произошло?!

Я вздохнул:

— За этим-то я и пришел! — и достал из-за спины индийскую статуэтку.

— Что это?! — всплеснула руками Мира.

— Я думал, тебе это известно, — ответил я.

— Нет-нет, — замахала руками Мира, — я знаю, что это Индра — один из верховных богов нашего пантеона! Но откуда эта статуэтка взялась у вас?!

— Я обнаружил ее на месте преступления, — ответил я.

— Неужели? — индианка в ужасе прижала ладонь к губам. — Так, значит, убийство князя в самом деле имеет отношение к какому-то ведическому ритуалу?

— Это возможно? — спросил я Миру.

— Не знаю, — пожала плечами моя протеже. — Человеческие жертвоприношения ушли в глубокое прошлое, — сказала она.

— Но как это было? — полюбопытствовал я.

— Вы и впрямь желаете это знать? — засомневалась индианка.

— Да еще как! — признался я.

— Но я вам, Яков Андреевич, кое что уже рассказывала об этом, — произнесла Мира загадочно.

— Я бы хотел узнать об этом подробнее, — продолжал я настаивать.

— Ну что же, — Мира наконец-то сдалась. — Раньше люди верили в то, что пролитие крови необходимо для продления жизни, — начала она свой рассказ. — Жертвоприношение должно было умилостивить божество и упрочить его могущество, в тоже время оно противодействовало силам разрушения и увеличивало жизнеспособность человека, принимающего участие в обряде…

— А ты бы не могла конкретнее рассказать мне о последовательности заклания жертв? — попросил я мою индианку.

— Яков Андреевич, а с каких это пор вы стали так кровожадны? — сострил Кинрю.

— С тех самых, как ты стал злоупотреблять сарказмом, — ответил я ему в тон.

— Пожалуйста, — согласилась Мира. — Обычно дело ограничивалось пятью жертвами, — сказала она.

— Какими именно? — осведомился я.

— Бараном, козлом, быком, конем, ну и… — индианка замялась, — человеком, — наконец, выговорила она.

— Это ужасно, — произнес я в ответ, усаживаясь на маленький диванчик.

— Что? — спросила Мира.

— Вы слышали, что говорила Грушенька? — поинтересовался я.

— О чем? — осведомилась индианка. — Она много что говорила.

— О баране, — напомнил я.

— Да, припоминаю, — произнесла Мира задумчиво.

— Кучер сказал мне, — продолжил я, — что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.

— Но это еще ни о чем не говорит! — горячилась индианка.

— Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.

— Но…

— А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, — перебил я ее.

— Какой кошмар! — вскричала Мира. — Но этого не может быть!

— Все сходится, — подвел черту обычно молчаливый японец.

— Я боюсь, — ответил я, — что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!

— Но кто? — воскликнула Мира. — Мне это дело кажется слишком запутанным! — добавила она, глядя мне прямо в глаза. — Ведь вы здесь неслучайно! — высказала индианка свое предположение вслух. — Могу поспорить, — промолвила она, — что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!

— Да, — подтвердил я устало, — Кутузов и в самом деле в курсе событий, — добавил я. — Но мастер не сказал мне ничего определенного, — развел я руками. — И пригласил меня погостить в это имение, — подчеркнул я, — именно Николай Николаевич Титов.

— Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? — Мира сглотнула ком в горле. — По-моему, она уже приговорила меня!

— Я выступлю твоим защитником! — поспешил я ее успокоить.

— Пока я жив, — напыщенно произнес мой Золотой дракон, — никто не станет трогать тебя!

— Спасибо, — улыбнулась индианка с особенной нежностью.

Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.

На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне.

И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!

Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.

Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник.

Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.

Странно, — подумал я, — кого это принесла нелегкая?

Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:

— Войдите!

Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.

— Яков Андреевич, — обратился он ко мне, — мне хотелось бы с вами поговорить.

— Что же, — развел я руками, — я к вашим услугам.

Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.

— Итак, — начал я, — что вы имеете мне сообщить?

Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями.

Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:

— Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, — Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.

— И что же? — не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности.

Хотя, — я одернул себя, — Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!

— Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, — вкрадчиво продолжил Сысоев.

— Так, значит, — заключил я, — Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!

— Я не знаю, — замялся Никита Дмитриевич. — По-моему, он о чем-то догадывался и чего-то боялся, — продолжил он. — Чего именно я не знаю, но… — Сысоев пожал плечами. — Он собирался мне рассказать, — добавил он, — но так и не успел!

— Я признателен вам, — поблагодарил я Никиту Дмитриевича, — что вы мне сказали об этом.

— Ну что вы, — отмахнулся он. — Это был мой долг, по отношению к покойному. Но я хотел вас спросить…

— О чем же? — поинтересовался я.

— Что вы собираетесь делать?

— Разумеется, заняться расследованием этого дела, — ответил я.

— Понимаю, — сказал Сысоев. — И гарантирую вам всяческую поддержку со своей стороны!

Утром все собрались в столовой за завтраком. Вид у гостей был несчастный и заспанный. Один только Станислав Гродецкий держался по-прежнему щеголем! Во время еды все сохраняли гробовое молчание, словно отдавая дань почившему князю.

К завтраку подали соте с мадерой — тонкие ломтики говядины, обжаренные в масле. Слышно было только, как позвякивало столовое серебро.

Княгиня к завтраку опоздала, к гостям она вышла в глубоком трауре с окаменевшем лицом, почти не поднимая заплаканных, карих глаз.

— Со мною приключилось еще одно несчастье, — печально промолвила она, — рождественский подарок мужа украли…

— Что? Что? — Лаврентий Филиппович встал в стойку, словно борзая. — Какой такой подарок? — осведомился он. Его маленькие голубоватые глазки хитро забегали.

— Жемчужина, — проговорила княгиня. — Николай Николаевич преподнес мне жемчужину к Рождеству, — всхлипнула она.

— Какую жемчужину? — поинтересовался в свою очередь я, отрываясь от своего соте, которое и впрямь оказалось на вкус изумительным.

— Князь сказал мне, — Ольга Павловна утерла припухшие глаза батистовым платком, — что привез ее из Индии около года назад.

Я едва не поперхнулся мадерой. Упоминание Индии уже начинало меня раздражать.

— Ну-ка, расскажите подробнее, — попросил Медведев хозяйку.

— Я не знаю, что рассказывать! — рассердилась она. — Большая жемчужина, белая, — пожала плечами княгиня Титова.

— Ее украли вместе с коробочкой, — заплакала она.

— Как выглядела эта коробочка? — спросил ее Медведев.

— Коробочка как коробочка, — ответила Ольга Павловна, продолговатое лицо ее приняло задумчивое выражение. — Черная, бархатная, — добавила она.

Я заметил, что Мира нахмурилась, и решил дознаться сразу же после завтрака, что встревожило мою индианку.

— Определенно все это очень странно, — проговорила англичанка, отпивая глоток мадеры. Она сообщила княгине, что дети позавтракали под присмотром Грушеньки. Мери-Энн вытерла губы салфеткой и вышла из-за стола. Она извинилась перед гостями и сказала, что ей надо идти к Саше и Насте.

Удерживать гувернантку никто не стал.

— Вы опрашивали горничных? — спросил Медведев. — В конце-концов, ведь кто-то и из них мог под шумок… — заметил он многозначительно.

— Не до того мне, — ответила опечаленная княгиня. — Не до того, — приглушенным эхом повторила она.

— Тогда велите сейчас же созвать всю прислугу! — потребовал он.

— Я опрашивал горничных, — раздался голос Сысоева. — Но так ничего и не выяснил, — добавил он. — Ни одна из них не могла этим утром находиться в спальне княгини в ее отсутствие. К тому же сегодня спальню никто и не убирал.

А к Ольге Павловне намедни только Грушенька и заходила…

— Чудес, как известно, не бывает, — заметил Лаврентий Филиппович.

— Рождество, как никак! — усмехнулся Гродецкий.

Княгиня Титова первой вышла из-за стола. Она покинула мраморную залу в мертвенной тишине.

Тогда я отправился вслед за ней, так как Мира все еще продолжала завтракать, и я счел, что успею расспросить ее после разговора с Ольгой Павловной.

Лакей рассказал мне, как пройти в ее комнату, которая располагалась на втором этаже. Я прошел через анфилады комнат, миновав княжескую оранжерею, и свернул в коридор, заставленный рядами мраморных статуй в нишах. Наконец, я постучал в дверь, которая, как я полагал и была будуаром княгини.

— Кто там? — спросил уже известный мне женский голос.

— Кольцов, — выкрикнул я в ответ.

— Сейчас, Яков Андреевич, — отозвалась она. — Подождите секундочку!

Минуты через две княгиня Ольга Павловна позволила мне войти к ней в покои.

— Что вы хотели? — спросила она, укладывая ноги на маленькую подушечку на табурете. — Я так устала сегодня, — печально произнесла вдова.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — ответил я, чувствуя, что становлюсь навязчивым. Но у меня не оставалось иного выхода, должен же был я как-то выяснить, что происходит в имении на самом деле.

— Спрашивайте, — позволила она, пожимая плечами. Княгиня никак не могла понять причины моего интереса. Я же не мог объяснить ей, что любопытство мое совсем непраздное.

Я сел в кресло, лицом к вдове, напротив образов, перед которыми горели две маленькие лампадки.

— У вашего мужа были враги? — прервал я недолгое молчание.

— Какие еще враги? — седые брови княгини сдвинулись к переносице. — Он же не на войне, — глубокомысленно заключила она, утирая глаза скомканным, мокрым насквозь платочком. — Николай Николаевич такой доброй души человек был, — всхлипывала она.

— И все-таки, — продолжал настаивать я, — возможно, чтобы у вашего мужа были недоброжелатели? — я чувствовал, что княгиня борится с желанием выставить меня за дверь своей комнаты и сдерживается только из вежливости.

— Не знаю, — Ольга Павловна пожала плечами, чинно сложив руки у себя на груди. — Если и были, то мне уж, mon cher, не было об этом известно! — категорично заключила она.

— Но, может быть, на службе или при дворе… — не отставал я от нее.

Княгиня бросила на меня грозный взгляд и отрезала:

— В свои служебные дела Николай Николаевич меня не посвящал! Да и карьера у князя была блестящая!

— Тогда у него могли быть завистники! — осмелился я предположить.

— Могли, наверное, — сдалась, наконец, княгиня. — Но мне-то об этом откуда знать? — жалобно спросила она. — К тому же я слышала, что речь идет о каком-то языческом культе, жертвой которого он стал, — Ольга Павловна повернулась к образам и перекрестилась. — Вот нехристи, — простонала она. — И мы еще дали им приют в нашем доме! — воскликнула Ольга Павловна негодующе. — Я надеюсь, Лаврентий Филиппович их уже изолировал?!

— Мне об этом неизвестно, — пожал я плечами.

— Если бы вы только знали, Яков Андреевич, чего мне стоило сидеть с ними за одним столом! — воскликнула княгиня Титова.

— Воображаю, — поддакнул я, и мне снова стало безумно жаль несчастных индусов, которым самим в скором будущем предстояло стать настоящими жертвенными козлами. Поэтому я решил вмешаться в эту историю как можно активнее, тем более что покойный князь принадлежал к масонскому братству, и его убийство являлось преступлением перед Орденом.

— Больше у вас нет вопросов? — спросила княгиня, откровенно давая понять вашему покорному слуге, что разговор закончен.

— К сожалению, есть, — ответил я.

— И что же вас еще интересует, Яков Андреевич? — изумленно спросила она.

— Где ваш супруг познакомился с брахманами? — поинтересовался я.

— Ой! — Ольга Павловна махнула рукой. — Откуда мне знать?

Я вообще была против этой затеи! — воскликнула она с горечью. — Знаю только, что в Петербурге! И откуда их только нечистый принес на нашу голову? — княгиня снова заплакала.

Я вернулся в столовую, но Мира к моему разочарованию к этому времени уже закончила трапезу и ушла в свою комнату. Зато я во всей красе застал Лаврентия Филипповича Медведева, который в это мгновение переживал свой поистине звездный час.

Он встал из-за стола и попросил у всех присутствующих минутку внимания. Лаврентий Филиппович намеревался произнести важную речь.

Взоры гостей и управляющего имением обратились к нему.

— Я сожалею, что дамы уже покинули наше общество, — начал он, — потому что мне предстоит сообщить вам нечто важное.

Во-первых, — он обвел всех грозным взглядом бледно-голубых, маленьких глаз, — я хочу объявить вам, что все вы, — Лаврентий Филиппович сделал многозначительную, театральную паузу, крякнул и снова заговорил, — находитесь под подозрением!

Я невольно закашлялся в ответ на его слова.

— Не исключая и дам, — добавил квартальный надзиратель, удовлетворенно потирая ладони. — При этом я оставляю за собой право подвергнуть вас всех особо тщательному допросу…

— Но… — воскликнул было Колганов.

— Никаких «но»! — прервал его Лаврентий Филиппович.

Мы с Сысоевым переглянулись. Он выглядел встревоженно, опасаясь, как бы наш Медведев, из-за рвения своего примерного, дров не наломал. Я же улыбнулся ему, пытаясь успокоить. Все-таки с Лаврентием Филипповичем мы знали друг друга не первый день, и я надеялся, что сумею найти управу и на него, если он особенно расстарается.

Мадхава с Агастьей смотрели на Медведева во все глаза.

Ученик-брахмачарин Агастья шепнул что-то на ухо своему учителю, но тот сделал знак рукой, чтобы он подождал.

Я видел, что индусы заметно нервничают, и кусок не идет им в горло.

— Итак, — продолжил Лаврентий Филиппович, — я предупреждал вас уже, что начну проводить расследование и буду говорить с каждым в отдельности. Не так ли?

— Предупреждали, — согласился Колганов, которого эта сцена, по-моему, уже начала раздражать.

Медведев удивленно взглянул на него, словно не ожидал, что кто-то осмелится прервать его монолог, пусть даже и ради того, чтобы ему и ответить.

— Так вот, — произнес он с напускной важностью, — я уже беседовал с господами индусами, — квартальный кивнул в сторону брахманов и пришел к выводу, что господа… — Медведев наморщил лоб, припоминая имена, — Мадхава, — наконец, выговорил он, — и его ученик Агастья на момент преступления не имеют алиби!

Мадхава выронил из рук серебряную вилку, и она со звоном упала на камчатую скатерть, задела за стеклянную ножку фужера и опрокинула его. На белой скатерти расплылось малиновое пятно.

— А вы, Лаврентий Филиппович, на момент преступления имеете алиби? — вмешался я.

— Яков Андреевич, я бы попросил вас… — шея у Медведева побагровела, что свидетельствовало о том, что Лаврентий Филиппович начинает медленно свирепеть.

Я промолчал в ответ, и Лаврентий Филиппович продолжил.

— Но достопочтенные брахманы могли совершить это преступление в силу своих обрядовых обязанностей, — заметил он. — К тому же имеются некоторые неоспоримые улики, — по-видимому, Медведев подразумевал под ними золотого божка, — которые свидетельствуют против них в этом деле!

— Но это ложь! — воскликнул брахман Мадхава, и смуглое лицо его пошло багровыми пятнами. — Мы никого не убивали!

Не совершали никаких жертвоприношений! Мы — мирные путешественники! — заверил он.

Агастья закивал головой в чалме, поддерживая его.

— Так или иначе, — ответил Медведев, — до выяснения всех обстоятельств, вы, господа брахманы, будете находиться под замком в своей комнате! Я лично за этим прослежу! Грушенька!

— кликнул Лаврентий Филиппович ключницу.

Медведев забрал у Грушеньки ключи от спальни индийцев и вышел из-за стола.

— Идемте, дорогие гости, со мной, — проворковал он ласково. — Я провожу вас до ваших апартаментов!

— Это произвол! — воскликнул Агастья.

— Разберемся, — закивал Лаврентий Филиппович.

Я Медведева всегда недолюбливал, но никогда, признаться, не держал Лаврентия Филипповича за идиота. Сейчас же, говоря откровенно, я начинал сомневаться в его здравом уме.

Столкнувшись с Медведевым в коридоре, когда он уже препроводил индусов до места, я остановил его, чтобы переговорить.

— Что вы творите, Лаврентий Филиппович? — спросил я своего давнишнего коллегу. — Какие у вас доказательства против этих несчастных? — укорил я его. — Ясно же, как божий день, что весь этот спектакль с жертвоприношением Индре подстроили, для того чтобы свалить убийство на них!

— Тогда, возможно, вы ответите мне, кто убийца? — Лаврентий Филиппович прищурил светлые глазки.

— Возможно, — ответил я. — Но не сейчас!

— Я-то хоть что-то делаю, чтобы пролить свет на это дело, — проговорил Медведев, — в отличие, Яков Анндреевич, от вас, — уколол он меня.

— Лаврентий Филиппович, — сделал я попытку урезонить его

— но мы же с вами знакомы не первый день… Вы должны мне лишь помогать вести расследование!

— Насколько мне известно, — вкрадчиво начал квартальный, — вам, Яков Андреевич, господин Кутузов это дело вести не поручал… А кто из нас двоих здесь является полицейским?

Мне оставалось лишь развести руками и отправиться восвояси.

Спустя полчаса явился-таки священник читать, какие положено, молитвы над телом. Это был невысокий сухенький старичок в неновой уже, но опрятной рясе, с густой седеющей бородой, которая немного тряслась, когда он разговаривал. У него был приятный голос, ласкающий слух, и яркие живые глаза с прозрачною бархатной поволокой, как у девицы.

Грушенька прямо в гостиную принесла ему графинчик сладковатого доппелькюммеля. Было заметно, что ликер пришелся ему по вкусу. Старичок сразу оживел, его бледные щеки, тронутые морозом, порозовели.

— Ну и метет! — приговаривал он, налегая на доппелькюммель. — Давно в наших краях такой метели не было!

— добавил священник, опорожнил свою рюмку и налил новую из графинчика. — Что здесь произошло-то, объяснит мне кто-нибудь толком или нет? — обратился он к Никите Дмитриевичу Сысоеву.

— Князя Николая Николаевича убили, — ответил управляющий, — да самым что ни на есть жутким образом, — добавил он и пересказал отцу Макарию все, что случилось.

— Ужас-то какой, — перекрестился тот.

— Ух, и страху же мы натерпелись, — вставила свое слово Грушенька, поправляя толстую, густую косу.

— С вдовой надо бы побеседовать, — пробормотал отец Макарий в ответ, словно размышляя о чем-то. — Убивается, поди?! — посочувствовал он.

— Убивается, — подтвердила Грушенька.

— А одно это соседство с басурманами чего стоит! — воскликнула Грушенька и надула пухлые щеки. — Хорошо еще, их Лаврентий Филиппович под замок посадил, — добавила она.

— А то страшно и шаг стало в доме ступить. Того и гляди где-нибудь гости дорогие зарежут, — проворчала ключница.

— Чего ты мелешь? — одернул ее Сысоев. — Тебя-то никто не спрашивает!

— Да, — вздохнул священник, поглаживая бороду. — Незнамо что в приходе творится! — добавил он, а потом повторил почти слово в слово то, что я уже слышал на конюшне от кучера. — Язычники у нас в имении завелись, — мрачно подвел черту отец Макарий.

— Запутанная это история, — заметил Иван Парфенович Колганов, поправляя концы своего шейного воротника, завязанные узлом.

Конец ознакомительного фрагмента.