Дон Жуан

Что нового?

Сеньор, я из Севильи

Скакал всю ночь. Я думаю, ваш конь

Поездку эту долго не забудет.

Фискала видел ты? Донес ему

О новых преступленьях дон Жуана?

Исполнил, слово в слово, все, что вы

Мне приказать изволили намедни.

И что же?

О сеньор, нам очень плохо!

Случайно я проведал стороною,

Что к ним из Рима будет новый член,

Какой-то дон Йеронимо. Он в Кадикс

На корабле на днях приехать должен.

Святых он братий хочет подтянуть;

Они его со страхом ожидают;

Чтоб избежать в бездействии упрека,

Формальный вам готовится процесс;

Арестовать должны вас очень скоро.

Меж тем разосланы во все концы

Глашатаи, чтоб ваше отлученье

От церкви и закона объявить.

Пропали мы совсем!

Где Боабдил?

Насчет его позвольте мне, сеньор,

Вам сообщить богатую идею.

Она пришла мне в голову, когда

Я к вам скакал с известьем из Севильи.

Кто этот Боабдил? И как ему

Вы можете так безусловно верить?

За то ль, что он хотел вас ткнуть кинжалом,

Ему от вас все милости идут

И наравне вы ставите его

Со мной, и даже выше, чем меня,

Который столько лет вам служит честно?

Ведь это вас к добру не поведет;

Увидите, еще бродяга этот,

Отступник, шельма, висельник и вор,

На вас беду накличет. Средство ж есть

Не только избежать беды, но пользу

Из шельмы этого извлечь, когда вы

Послушаетесь моего совета

И в рассужденье вникнете мое.

Мой взгляд на это дело очень прост:

Ведь Боабдил, не правда ль, осужден

Был инквизицьей на сожженье? Так ли?

Его мы освободили. Но потом

На нашу жизнь он покусился. Так ли?

Теперь спрошу вас: если бы мы знали,

Что он покусится на нашу жизнь,

Спасли ли б мы тогда его от смерти?

Нет, мы тогда его бы не спасли,

И был бы он теперь сожжен. Не правда ль?

Итак, коль мы сожжем его теперь,

Мы этим не возьмем греха на совесть,

Понеже все останется, как было.

А мой совет: схватить его сейчас

И на дворе публично сжечь. Мы этим

Докажем всем, в ком есть на нас сомненье,

Что добрые мы христиане. Ну,

Что скажете, сеньор, на эту мысль?

Что ты дурак и, сверх того, завистлив.

Прикажете ли разложить костер?

Поди и позови мне Боабдила.

Сейчас, сеньор. Я очень вас прошу

Мое серьезно взвесить предложенье.

У вас на шее новых два убийства:

Октавьо и дон Цезарь.

Первый мне

Своими вызовами надоел,

Второго же не жаль: он был подлец.

Но ты наскучил мне. Поди сейчас

И Боабдила позови.

Извольте.

Мне оставаться доле невозможно,

Испанию покинуть должен я.

Но мысль о донне Анне не дает

Покоя мне. Я не был никогда

Особенно к чувствительности склонен;

Не помню даже, чтобы мне ребенком

Когда-нибудь случалось плакать. Ныне ж,

В мучительных и сладких сновиденьях,

Когда ее я вижу пред собой,

Я делаюся слаб, и, пробуждаясь,

Я ощущаю слезы на лице.

Я сам себя не узнаю. Когда бы

Не горький мой и многократный опыт,

Я б это чувство принял за любовь.

Но я не верю ей. Одно желанье,

Одна лишь страсть во мне, и, может быть,

Я трудностью победы подстрекаем!

Чего же ждать? Не буду малодушен,

Чувствительность рассудком изгоню,

Без нежных вздохов и без колебаний

Пойду я прямо к цели и сомненьям

Развязкой скорой положу конец!

Тогда и этот новый призрак счастья

Исчезнет, как все прежние. Да, да,

Я излечусь; но это излеченье

Тяжеле будет самого недуга,

И я куплю спокойствие мое

Еще одной потерей идеала!

Не лучше ли оставить этот цвет

Несорванным, но издали дышать

Его томительным благоуханьем

И каждый день, и каждое мгновенье

Воздушною идеей упиваться?

Безумный бред! То было бы возможно

Другому, но не мне. Мечтатель я —

Но я хочу мечты осуществленья,

Неясных положений не терплю.

Я не могу туманным обещаньем

Довольствоваться в жизни. От нее

Я исполненья требую. Я знаю,

Что и теперь она не сдержит слова,

Но, чем скорее выйдет ложь наружу,

Тем лучше для меня. Я не хочу

Быть убаюкан этим заблужденьем.

В Испании да будет донна Анна

Моим последним, горьким торжеством!

С чего ж начну? Еще не знаю сам,

Но чувствую, что уж готов мой демон

Мне снова помогать: в моей груди

Уж раздувает он губящий пламень,

К безумной страсти примешал вражду…

В моем желанье тайный гнев я чую,

Мой замысел безжалостен и зол,

На власть ее теперь я негодую,

Как негодует раненый орел,

Когда полет влачить он должен низко,

И не решу, что мне волнует кровь:

Любовь ли здесь так к ненависти близко

Иль ненависть похожа на любовь?

Приходит Боабдил.

Ты все ли сделал, как я приказал?

Надежных удальцов до полусотни

На ваши деньги нанял я, сеньор.

Фелука также уж совсем готова:

Ходок отличный. Щегольски загнута,

Лихая мачта в воздухе дрожит;

Прилажен к ней косой латинский парус;

Мадонна шелком вышита на нем;

На флаге герб Тенорьо де Маранья,

И провианту вдоволь. По волнам,

Как ласточка скользя на них без звука,

Запрыгает разбойничья фелука!

Где вы на якоре стоите?

Близко

От вашего дворца. Скалистый мыс

От крейсеров пока нас закрывает.

По первому готовы будьте знаку

К дворца ступеням подойти. На пир

Я моряков удалых приглашаю.

Сегодня или завтра я намерен

Испанию оставить навсегда.

Боабдил уходит, входит Лепорелло.

Ну что ж, сеньор? Обдумали вы план мой?

Седлай сейчас мне лучшего коня,

С тобою вместе я скачу в Севилью.

В Севилью? Боже мой!

Мой господин,

Мне кажется, немного помешался!

В Севилью скачем мы с тобой сейчас,

И прежде, чем настанет новый день,

В моих объятьях будет донна Анна.