Неточные совпадения
—
Ну, вот уж
и про генеральш! Экой вы, торговый народ, зубоскалы!
—
Ну, уж не сердчай, давай прядочку, — говорил Годнев
и покупал лук, который тотчас же отдавал первому попавшемуся нищему, говоря: — На-ка лучку! Только без хлеба не ешь: горько будет… Поди ко мне на двор: там тебе хлеба дадут, поди!
—
Ну,
ну, не рассказывай! Изволь-ка мне лучше прочесть: мне приятнее от автора узнать, как
и что было, — перебивал Петр Михайлыч,
и Настенька не рассказывала.
— Верю, верю вашему раскаянию
и надеюсь, что вы навсегда исправитесь. Прошу вас идти к вашим занятиям, — говорил Петр Михайлыч. —
Ну вот, сударыня, — присовокупил он, когда Экзархатов уходил, — видите, не помиловал; приличное наставление сделал: теперь вам нечего больше огорчаться.
— Ну-ко, заладил, щи да щи! Только
и речей у тебя! — проговорил инвалид
и, хлопнув сердито дверью, ушел.
—
Ну, вот мы
и в параде. Что ж? Народ хоть куда! — говорил он, осматривая себя
и других. — Напрасно только вы, Владимир Антипыч, не постриглись: больно у вас волосы торчат! — отнесся он к учителю математики.
— Да, да, вот так, хорошо, — ободрял его Петр Михайлыч
и обратился к Румянцеву: —
Ну, а ты, голубчик, Иван Петрович, что?
—
Ну,
и добре; а я так прошу у нашего почтенного гостя позволение отдохнуть: привычка, — говорил Петр Михайлыч, вставая.
Только
и кормится, что у Годневых;
ну а те, тоже знаем, из чего прикармливают.
— Важно, Саша! Слушай! Ты меня тоже знаешь, валяй, брат!.. Коли я тебе это говорю,
ну,
и баста! — подтвердил Звездкин.
— Заартачился! — произнес Петр Михайлыч
и отнесся к дочери: —
Ну, а ты как находишь?
—
Ну, будет, господа! Что это у вас за пикировка, терпеть этого не могу! — заключил Петр Михайлыч,
и разговор тем кончился.
— А вот сейчас, — отвечал Петр Михайлыч
и, развернув газету, начал читать: — «Фельетон; литературные новости».
Ну, что такое литературные новости? Посмотрим, — проговорил он, продолжая...
— По пятидесяти, — повторил Петр Михайлыч
и, сосчитав число листов, обратился к дочери: — Ну-ка, Настенька, девять с половиной на пятьдесят — сколько будет?
—
Ну, вот, в монастырь выдумали: еще дальше!.. Не все равно молиться?.. Придем к кресту!.. — бормотала экономка
и пошла.
— Был у нас с ним, сударыня, об этом разговор, — начал он, — хоть не прямой, а косвенный; я, признаться, нарочно его
и завел… брат меня все смущает… Там у них это неудовольствие с Калиновичем вышло,
ну да
и шуры-муры ихние замечает, так беспокоится…
— А понимать, — возразил, в свою очередь, Петр Михайлыч, — можно так, что он не приступал ни к чему решительному, потому что у Настеньки мало, а у него
и меньше того:
ну а теперь, слава богу, кроме платы за сочинения, литераторам
и места дают не по-нашему: может быть, этим смотрителем поддержат года два, да вдруг
и хватят в директоры: значит,
и будет чем семью кормить.
—
Ну да, выспишься, — пробормотал Терка
и долго еще обувался
и напяливал свой вицмундиришко.
—
Ну! — отвечал на это Терка
и, захватив крепко в руку записочку, поплелся, а Палагея Евграфовна велела кухарке разложить таган
и сама принялась стряпать.
—
Ну, попробую еще, — проговорил он
и взобрался в земский суд, где застал довольно большую компанию: исправника, непременного члена
и, кроме того, судью
и заседателя: они пришли из своего суда посидеть в земский.
—
Ну, да, вы не помните, вы забыли. Можно ли его сюда принять? Он очень умный
и милый молодой человек, — толковал ей князь.
И я вот, по моей кочующей жизни в России
и за границей, много был знаком с разного рода писателями
и художниками, начиная с какого-нибудь провинциального актера до Гете, которому имел честь представляться в качестве русского путешественника,
и, признаюсь, в каждом из них замечал что-то особенное, не похожее на нас, грешных,
ну,
и, кроме того, не говоря об уме (дурака писателя
и артиста я не могу даже себе представить), но, кроме ума, у большей части из них прекрасное
и благородное сердце.
Я его встречал, кроме Петербурга, в Молдавии
и в Одессе, наконец, знал эту даму, в которую он был влюблен, —
и это была прелестнейшая женщина, каких когда-либо создавал божий мир;
ну, тогда, может быть, он желал казаться повесой, как было это тогда в моде между всеми нами, молодежью…
ну, а потом, когда пошла эта всеобщая слава, наконец, внимание государя императора, звание камер-юнкера — все это заставило его высоко ценить свое дарование.
—
Ну, что это, князь? Как это ужасно
и жалко!.. — проговорила Полина, зажимая глаза.
—
Ну что, сударь? — воскликнул старик. — Как
и где вы провели вчерашний день? Были ли у его сиятельства? О чем с ним побеседовали?
— А! Да это славно быть именинником: все дарят. Я готов быть по несколько раз в год, — говорил князь, пожимая руку мистрисс Нетльбет. — Ну-с, а вы, ваше сиятельство, — продолжал он, подходя к княгине, беря ее за подбородок
и продолжительно целуя, — вы чем меня подарите?
—
Ну, батюшка, дуры ведь мы: не знаем. Извини нас на том, — отвечала баба
и отошла.
—
Ну да, — положим, что вы уж женаты, — перебил князь, —
и тогда где вы будете жить? — продолжал он, конечно, здесь, по вашим средствам… но в таком случае, поздравляю вас, теперь вы только еще, что называется, соскочили с университетской сковородки: у вас прекрасное направление, много мыслей, много сведений, но, много через два — три года, вы все это растеряете, обленитесь, опошлеете в этой глуши, мой милый юноша — поверьте мне,
и потом вздумалось бы вам съездить, например, в Петербург, в Москву, чтоб освежить себя —
и того вам сделать будет не на что: все деньжонки уйдут на родины, крестины, на мамок, на нянек, на то, чтоб ваша жена явилась не хуже другой одетою, чтоб квартирка была хоть сколько-нибудь прилично убрана.
— Один…
ну, два, никак уж не больше, — отвечал он сам себе, —
и это еще в плодотворный год, а будут года хуже,
и я хоть не поэт
и не литератор, а очень хорошо понимаю, что изящною словесностью нельзя постоянно
и одинаково заниматься: тут человек кладет весь самого себя
и по преимуществу сердце, а потому это дело очень капризное: надобно ждать известного настроения души, вдохновенья, наконец, призванья!..
—
Ну, покушать, так покушать… Живей! Марш! — крикнул Петр Михайлыч. Палагея Евграфовна пошла было… — Постой! — остановил ее, очень уж довольный приездом Калиновича, старик. — Там княжеский кучер. Изволь ты у меня, сударыня, его накормить, вином, пивом напоить. Лошадкам дай овса
и сена! Все это им за то, что они нам Якова Васильича привезли.
—
Ну, да, Полине, потому что она умней тут всех, — возразила Настенька, —
и слушала по крайней мере внимательно, может быть, потому, что влюблена в Якова Васильича.
«
Ну, не ожидал я, чтоб так легко это устроилось», — подумал он
и, желая представить свой отъезд как очень обыкновенный случай, принялся было быть веселым, но не мог: сидевшие перед ним жертвы его эгоизма мучили
и обличали его.
—
Ну, так садитесь! — произнес математик, подвигая одной рукой увесистый стул, а другой доставая с окна деревянную кружку с квасом, которую
и выпил одним приемом до дна.
— Ну-с, — продолжал Лебедев, — а крусановские болота, батенька, мы с вами прозевали: в прошлое воскресенье все казначейство ходило,
и ворон-то всех, чай, расшугали, а все вы…
—
Ну, послушай, друг мой, брось книгу, перестань! — заговорила Настенька, подходя к нему. — Послушай, — продолжала она несколько взволнованным голосом, — ты теперь едешь…
ну,
и поезжай: это тебе нужно… Только ты должен прежде сделать мне предложение, чтоб я осталась твоей невестой.
«
Ну, — подумал он про себя, — обманывать, так обманывать, видно, до конца!» —
и проговорил...
—
Ну,
и благослови вас бог, а я подавно согласен! — продолжал Петр Михайлыч. — Капитана только теперь надобно: он очень будет этим обрадован. Эй, Палагея Евграфовна, Палагея Евграфовна!
—
Ну, так, значит, поприсядемте! — продолжал Петр Михайлыч,
и на глазах его навернулись слезы. Все сели, не исключая
и торчавшего в дверях Терки, которому приказала это сделать Палагея Евграфовна.
—
Ну! — снова начал Петр Михайлыч, вставая; потом, помолившись
и пробормотав еще раз: «
Ну», — обнял
и поцеловал Калиновича. Настенька тоже обняла его. Она не плакала…
— Ничего! Сидите только, не рассыплю! — возразил извозчик
и, опять крикнув: «
Ну, вислоухие!», понесся марш-марш. Купца, несмотря на его тяжеловесность, тоже притряхивало, но ему, кажется, это было ничего
и даже несколько приятно.
Извозчик вместо ответа подошел к левой пристяжной, более других вспотевшей,
и, проговорив: «
Ну, запыхалась, проклятая!», схватил ее за морду
и непременно заставил счихнуть, а потом, не выпуская трубки изо рта, стал раскладывать.
В противоположность прежнему извозчику он оказался предобродушный
и тотчас же принялся рассуждать сам с собой: «Ну-ка, паря, вожжей пожалел.
—
Ну, понониче, — продолжал старик, — где уж! Против прежнего ли?.. Начальство тоже все год от году строже пошло. Этта окружной всю деревню у нас перехлестал,
и сами не ведаем за что.
—
И то словно с кольями. Ишь, какие богатыри шагают!
Ну,
ну, сердечные, не выдавайте, матушки!.. Много тоже, батюшка, народу идет всякого… Кто их ведает, аще имут в помыслах своих? Обереги бог кажинного человека на всяк час.
Ну…
ну! — говорил ямщик.
«
Ну уж на это-то ты меня не подденешь», — подумал про себя Калинович
и встал.
— Да, это громко, я пугаюсь, — отвечала она
и потом, положив пальчик на край стакана, из которого пенилось вино, сказала: —
Ну,
ну, будет!.. Не смей больше ходить.
—
Ну, к черту старика! — проговорил Калинович
и обнял ее.
—
Ну, садись, Яша, садись, — говорил тот, опускаясь на диван
и усаживая его.
—
Ну, когда хочешь, так
и не перед смертью, — сказал с грустной улыбкой Зыков. — Это жена моя, а ей говорить о тебе нечего, знает уж, — прибавил он.
— Ты
и не говори, я тебе все расскажу, — подхватил с участием Калинович
и начал: — Когда мы кончили курс — ты помнишь, — я имел урок,
ну,
и решился выжидать. Тут стали открываться места учителей в Москве
и, наконец, кафедры в Демидовском. Я ожидал, что должны же меня вспомнить,
и ни к кому, конечно, не шел
и не просил…