Неточные совпадения
— Да, да, вот так, хорошо, — ободрял его Петр Михайлыч и обратился к Румянцеву: —
Ну,
а ты, голубчик, Иван Петрович, что?
—
Ну,
а уж теперь не обману, — продолжал он, наливая другую рюмку.
Многие товарищи мои теперь известные литераторы, ученые; в студентах я с ними дружен бывал, оспаривал иногда;
ну,
а теперь, конечно, они далеко ушли,
а я все еще пока отставной штатный смотритель; но, так полагаю, что если б я пришел к ним, они бы не пренебрегли мною.
—
Ну, и добре;
а я так прошу у нашего почтенного гостя позволение отдохнуть: привычка, — говорил Петр Михайлыч, вставая.
Только и кормится, что у Годневых;
ну а те, тоже знаем, из чего прикармливают.
— Заартачился! — произнес Петр Михайлыч и отнесся к дочери: —
Ну,
а ты как находишь?
—
Ну,
а вы-то что? Точно маленький! — говорила она.
—
Ну вот, пошел тоже! Дела не наделает,
а только себя еще больше встревожит. Ходи после за ним, за больным! — брюзжала Палагея Евграфовна.
—
А вот сейчас, — отвечал Петр Михайлыч и, развернув газету, начал читать: — «Фельетон; литературные новости».
Ну, что такое литературные новости? Посмотрим, — проговорил он, продолжая...
— Был у нас с ним, сударыня, об этом разговор, — начал он, — хоть не прямой,
а косвенный; я, признаться, нарочно его и завел… брат меня все смущает… Там у них это неудовольствие с Калиновичем вышло,
ну да и шуры-муры ихние замечает, так беспокоится…
—
А понимать, — возразил, в свою очередь, Петр Михайлыч, — можно так, что он не приступал ни к чему решительному, потому что у Настеньки мало,
а у него и меньше того:
ну а теперь, слава богу, кроме платы за сочинения, литераторам и места дают не по-нашему: может быть, этим смотрителем поддержат года два, да вдруг и хватят в директоры: значит, и будет чем семью кормить.
—
Ну! — отвечал на это Терка и, захватив крепко в руку записочку, поплелся,
а Палагея Евграфовна велела кухарке разложить таган и сама принялась стряпать.
Я его встречал, кроме Петербурга, в Молдавии и в Одессе, наконец, знал эту даму, в которую он был влюблен, — и это была прелестнейшая женщина, каких когда-либо создавал божий мир;
ну, тогда, может быть, он желал казаться повесой, как было это тогда в моде между всеми нами, молодежью…
ну,
а потом, когда пошла эта всеобщая слава, наконец, внимание государя императора, звание камер-юнкера — все это заставило его высоко ценить свое дарование.
—
Ну, это вряд ли! — возразил князь, взглянув бегло, но значительно на дочь. — Mademoiselle Catherine недели уже две не в голосе,
а потому мы не советовали бы ей петь.
—
А! Да это славно быть именинником: все дарят. Я готов быть по несколько раз в год, — говорил князь, пожимая руку мистрисс Нетльбет. — Ну-с,
а вы, ваше сиятельство, — продолжал он, подходя к княгине, беря ее за подбородок и продолжительно целуя, — вы чем меня подарите?
— Один…
ну, два, никак уж не больше, — отвечал он сам себе, — и это еще в плодотворный год,
а будут года хуже, и я хоть не поэт и не литератор,
а очень хорошо понимаю, что изящною словесностью нельзя постоянно и одинаково заниматься: тут человек кладет весь самого себя и по преимуществу сердце,
а потому это дело очень капризное: надобно ждать известного настроения души, вдохновенья, наконец, призванья!..
—
Ну, так садитесь! — произнес математик, подвигая одной рукой увесистый стул,
а другой доставая с окна деревянную кружку с квасом, которую и выпил одним приемом до дна.
— Ну-с, — продолжал Лебедев, —
а крусановские болота, батенька, мы с вами прозевали: в прошлое воскресенье все казначейство ходило, и ворон-то всех, чай, расшугали,
а все вы…
—
Ну, и благослови вас бог,
а я подавно согласен! — продолжал Петр Михайлыч. — Капитана только теперь надобно: он очень будет этим обрадован. Эй, Палагея Евграфовна, Палагея Евграфовна!
Извозчик вместо ответа подошел к левой пристяжной, более других вспотевшей, и, проговорив: «
Ну, запыхалась, проклятая!», схватил ее за морду и непременно заставил счихнуть,
а потом, не выпуская трубки изо рта, стал раскладывать.
—
Ну, когда хочешь, так и не перед смертью, — сказал с грустной улыбкой Зыков. — Это жена моя,
а ей говорить о тебе нечего, знает уж, — прибавил он.
Старший сын мой, мальчик, не хвастаясь сказать, прекрасный, умный; кончил курс в Демидовском лицее первым студентом,
ну и поступил было в чиновники особых поручений — шаг хороший бы, кажется, для молодого человека, как бы дело в порядке шло,
а то, при его-то неопытности, в начальники попался человек заносчивый, строптивый.
Значит, надобно людей себе способных набирать;
ну,
а люди стали нынче тоже, ох, какие не дураки: коли он видит, что тебе нужен, так уж всю коку с соком выжмет из тебя, какая только ему следует…
—
Ну,
а капитан что? — спросил он.
—
Ну, да; ты тогда был болен;
а теперь что ж? Ты сам согласен, что все-таки стремление это в нем благородно: как же презирать его за это? — возразила Настенька.
— Гамлета уж я, Яков Васильич, оставил, — отвечал студент наивно. — Он, как вы справедливо заметили, очень глубок и тонок для меня в отделке;
а теперь — так это приятно для меня, и я именно хотел, если позволите, посоветоваться с вами — в одном там знакомом доме устраивается благородный спектакль:
ну, и, конечно, всей пьесы нельзя, но я предложил и хочу непременно поставить сцены из «Ромео и Юлии».
— Превосходно, превосходно! — восклицал он и, обратившись к Белавину, стал того допрашивать: —
Ну,
а я что? Скажите, пожалуйста, как я?
—
Ну,
а там что-нибудь из рыбы.
Не говоря уже там об оброках, пять крупчаток-мельниц, и если теперь положить minimum дохода по три тысячи серебром с каждой, значит: одна эта статья — пятнадцать тысяч серебром годового дохода; да подмосковная еще есть…
ну, и прежде вздором, пустяками считалась,
а тут вдруг — богатым людям везде, видно, счастье, — вдруг прорезывается линия железной дороги: какой-то господин выдумывает разбить тут огородные плантации и теперь за одну землю платит — это черт знает что такое! — десять тысяч чистоганом каждогодно.
— Боже ты мой, царь милостивый! Верх ребячества невообразимого! — воскликнул он. —
Ну, не видайтесь, пожалуй! Действительно, что тут накупаться на эти бабьи аханья и стоны; оставайтесь у меня, ночуйте,
а завтра напишите записку: так и так, мой друг, я жив и здоров, но уезжаю по очень экстренному делу, которое устроит наше благополучие.
А потом, когда женитесь, пошлите деньги — и делу конец: ларчик, кажется, просто открывался! Я, признаюсь, Яков Васильич, гораздо больше думал о вашем уме и характере…
— Конечно, мы хоть и рабы, — продолжал Григорий Васильев, —
а тоже чувствовали, как их девичий век проходил: попервоначалу ученье большое было,
а там скука пошла; какое уж с маменькой старой да со скупой развлеченье может быть?.. Только свету и радости было перед глазами, что князь один со своими лясами да балясами…
ну, и втюрилась, по нашему, по-деревенски сказать.
— Не знаю, ваше превосходительство, — начал он нерешительным тоном, — какие вы имеете сведения,
а я, признаться сказать, ехавши сюда, заезжал к князю Ивану. Новый вице-губернатор в родстве с ним по жене —
ну, и он ужасно его хвалит: «Одно уж это, говорит, человек с таким состоянием… умный, знающий… человек с характером, настойчивый…» Не знаю, может быть, по родству и прибавляет.
—
Ну,
а хлеб, скажите, как у вас родится: хорошо или нет?
Ну,
а по деревне, васе пиисхадитество, известно, как без лосадки, сами посудите!
— Я, ваше превосходительство, уж пьян; извини! — забормотал он. — Когда тебя министр спрашивал, какой такой у тебя контролер, ты что написал? Я знаю, что написал, и выходит: ты жив — и я жив, ты умер — я умер!
Ну и я пьян, извини меня,
а ручку дай поцеловать, виноват!
Ну,
а ему тоже сказать свое звание, значит третий раз сквозь зеленую улицу пройти — не хочется уж этого.
—
Ну,
а резчик? — спросил князь, продолжая ходить взад и вперед.
— Три раза принимались… — подтвердил Медиокритский, —
ну, и, разумеется, сробел, разболтал все!..
А что теперь ему прямо попервоначалу объявить надо прокурору,
а потом и на допросах сговорить, пояснив, что все первые показания им сделаны из-под страха — так мы ему и внушили.
Парень наш, не будь глуп, сейчас в поле, и
ну валять да стричь ту да другую овцу,
а те, дуры, сглупа да с непривычки лягаться да брыкаться начали…
Ну,
а при таком положении, известно, обиходить неловко.
—
А я не оскорблен? Они меня не оскорбили, когда я помыслом не считаю себя виновным в службе? — воскликнул губернатор, хватая себя за голову и потом, с заметным усилием приняв спокойный вид, снова заговорил: — На вопрос о вступительной речи моей пропишите ее всю целиком, все, что припомните, от слова до слова, как и о какого рода взяточниках я говорил;
а если что забыли, я сам дополню и добавлю: у меня все на памяти. Я говорил тогда не зря.
Ну, теперь, значит, до свиданья… Ступайте, займитесь этим.