Неточные совпадения
Из всей этой сцены читатель, конечно, убедился, что между обоими
супругами существовали полное согласив и любовь, но я должен сказать еще несколько слов и об их прошедшем, которое
было не без поэзии.
Достаточно
было двух-трех задушевных бесед между
супругами, чтобы Сверстов, слышавший еще прежде таинственные рассказы о масонстве и всегда его представлявший себе чем-то вроде высоконравственным, потребовал от жены сделать его масоном.
Как бы то ни
было, оба
супруга покорились своей участи и переехали в свою ссылку, в которой прожили теперь около десяти уже лет, находя себе единственное развлечение в чтении и толковании библии, а также и внимательном изучении французской книги Сен-Мартена [Сен-Мартен (1743—1803) — французский философ-мистик.
Мой дом, место доктора при больнице, с полным содержанием от меня Вам и Вашей
супруге, с платою Вам тысячи рублей жалованья в год с того момента, как я сел за сие письмо, готовы к Вашим услугам, и ежели Вы называете меня Вашим солнцем, так и я Вас именую взаимно тем же оживляющим светилом, на подвиге которого
будет стоять, при личном моем свидании с Вами, осветить и умиротворить мою бедствующую и грешную душу.
Дамы, разумеется, прежде всего обеспокоились о нарядах своих, ради которых, не без мелодраматических сцен, конечно, принялись опустошать карманы своих
супругов или родителей, а мужчины больше толковали о том, кто
был именно приглашен сенатором и кто нет, и по точному счету оказалось, что приглашенные
были по преимуществу лица, не враждовавшие против губернатора, а враги его, напротив, почти все
были не позваны.
На этот крик Парасковья показалась в дверях избы с огромной горящей лучиной в руке, и она
была вовсе не толстобокая, а, напротив, стройная и красивая баба в ситцевом сарафане и в красном платке на голове. Gnadige Frau и доктор вошли в избу. Парасковья поспешила горящую лучину воткнуть в светец. Сверстов прежде всего начал разоблачать свою
супругу, которая
была заметно утомлена длинной дорогой, и когда она осталась в одном только ваточном капоте, то сейчас же опустилась на лавку.
Сколь ни тяжело
было таковое решение для нее, но она утешала себя мыслью, что умерший
супруг ее, обретавшийся уж, конечно, в раю и все ведавший, что на земле происходит, не укорит ее, несчастную, зная, для чего и для какой цели продавался его подарок.
Доктор возвратился в Кузьмищево на другой день к вечеру и
был в весьма веселом и возбужденном настроении, так что не зашел даже наверх к своей
супруге, с нетерпением и некоторым опасением, как всегда это
было, его поджидавшей, а прошел прямо к Егору Егорычу.
Оба
супруга безусловно верили, что брак, который они устраивали,
будет так же счастлив и согласен, как и их брак.
Прежде всего большой дом
был исправлен внутри: мраморные стены в зале, лопнувшие в некоторых местах,
были сделаны совершенно заново; гостиная оклеилась начавшими тогда входить в употребление насыпными суконными обоями зеленого цвета; боскетная
была вновь расписана; но богаче всего, по желанию Катрин, украсилась их общая с
супругом спальня: она вся
была обита в складку розовым штофом; мебель в ней имела таковую же обивку.
Такое опасение Катрин, кажется,
было по меньшей мере преждевременно, ибо Ченцов пока еще совершенно
был поглощен пылкою любовью своей
супруги и потом искренно развлекался забавами Немврода: он охотился с псовой охотой, в которой иногда участвовала очень бойко и смело ездившая верхом Катрин, одетая в амазонку, в круглую мужскую шляпу и с нагайкой в руке; катались также молодые
супруги в кабриолете на рысистом бегуне, причем Катрин всегда желала сама править, и Ченцов, передав ей вожжи, наблюдал только, чтобы лошадь не зарвалась очень; но Катрин управляла ею сильно и умело.
С наступлением глубокой осени, конечно, все эти удовольствия должны
были прекратиться; единственным развлечением для моих
супругов остались пение и музыка по вечерам, которые обыкновенно оканчивались небольшими оргиями за ужином.
Задумал
было Валерьян приняться за чтение, но в библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его городского дома и весьма немноготомной, оказались только книги масонского содержания, и, к счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший Боккачио [Боккачио — Боккаччо Джованни (1313—1375) — итальянский писатель-гуманист, автор «Декамерона».] на французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище какое, схватился и стал вместе с
супругою целые вечера не то что читать, а упиваться и питаться сим нескромным писателем.
Вечера молодые
супруги проводили по большей части в театрах и по преимуществу в балетах, откуда, возвращаясь прямо домой, они садились за прекрасно приготовленный им старым поваром ужин, за которым, мучимые возбужденною в театре жаждою,
выпивали значительное количество шампанского.
По всем сим обстоятельствам,
супруги, с прилетом жаворонков,
были уже в Синькове, с приездом куда Ченцов принялся просто-напросто дурить: он сам объезжал совершенно неприезженных лошадей, — те его разбивали и раз даже чуть не сломали ему шеи.
Это
была первая ночь, которую
супруги со дня их брака провели врозь.
К несчастию, к последнему-то способу Катрин
была более склонна, чем к первому, и не прошло еще года их свадьбе, как не оставалось уже никакого сомнения, что Ченцов механически разговаривал с женой, механически слушал ее пение, механически иногда читал ей, но уже не Боккачио и не Поль-де-Кока, а некоторые весьма скучные и бестолковые масонские сочинения из библиотеки Петра Григорьича, что он явно делал на досаду Катрин, потому что, читая, всегда имел ядовито-насмешливую улыбку и
был несказанно доволен, когда
супруга его, томимая скукой от такого слушания, наконец, начинала зевать.
— Он непременно бы раскаялся, — кипятился Егор Егорыч, — когда бы около него
был какой-нибудь духовный руководитель, а кто им может
быть для него?.. Не
супруга же его… Той самой надобна больше, чем ему, руководящая рука!.. Мне, что ли, теперь написать Валерьяну, я уж и не знаю? — присовокупил он в раздумье.
Случившийся у Ченцовых скандал возбудил сильные толки в губернском городе; рассказывалось об нем разно и с разных точек зрения; при этом, впрочем, можно
было заметить одно, что либеральная часть публики, то
есть молодые дамы, безусловно обвиняли Катрин, говоря, что она сама довела мужа до такого ужасного поступка с ней своей сумасшедшей ревностью, и что если бы, например, им, дамам, случилось узнать, что их
супруги унизились до какой-нибудь крестьянки, так они постарались бы пренебречь этим, потому что это только гадко и больше ничего!
— Я теперь служу у Катерины Петровны, — начал он, — но если Валерьян Николаич останутся в усадьбе, то я должен
буду уйти от них, потому что, каким же способом я могу уберечь их от
супруга, тем более, что Валерьян Николаич, под влиянием винных паров, бывают весьма часто в полусумасшедшем состоянии; если же от него
будет отобрана подписка о невъезде в Синьково, тогда я его не пущу и окружу всю усадьбу стражей.
Конечно, у него
был очень ценный туалет; одних шуб имелось три, из которых одна в две тысячи рублей, другая в тысячу, третья хоть и подешевле, но у нее бобровый воротник стоил пятьсот рублей. Кроме того, Катрин подарила ему много брильянтовых вещей и очень дорогой хронометр покойного Петра Григорьича. Всего этого она теперь уж и пожалела: знай Катрин, что
супруг с ней так поступит, она, конечно бы, никогда не позволила себе
быть столь щедрою с ним.
—
Была, я, сударыня, нынешним летом у Егора Егорыча Марфина, —
супруга у них теперича молодая, — им доложили обо мне, она позвала меня к себе в комнату,
напоила, накормила меня и говорит мне: «Вы бы, старушка, в баню сходили, и имеете ли вы рубашку чистую?» — «Нету, говорю, сударыня,
была у меня всего одна смена, да и ту своя же братья, богомолки, украли».
— До самой могилы сохраню его, — ответил Аггей Никитич, — и скажу даже больше того: вы и ваш
супруг мне тоже кажетесь такими, — извините меня за откровенность, — я солдат, и душа у меня всегда
была нараспашку!
— Мне угодно объясниться с вами, — отвечал помещик, садясь без приглашения хозяина на стул, —
супруга ваша поручала одному моему ямщику передать моему почтовому старосте, что вы недовольны той платой, которую мы, почтосодержатели, платили прежнему господину почтмейстеру, то
есть по десяти рублей с дуги, и желаете получать по пятнадцати! Плата такая, говорю вам откровенно,
будет для всех нас обременительна!..
—
Супруга моя — вот какова у меня оказалась! Вот она какая!.. Людмила Николаевна не
была бы, я думаю, такая!
— Понимаю, — начала gnadige Frau, но не успела договорить своей мысли, потому что в это время вошел Сверстов, только что вернувшийся из больницы и отыскивавший свою
супругу. Войдя, он сразу же заметил, что обе дамы
были на себя не похожи. Растерявшись и сам от того, что увидел, он зачем-то сказал жене...
— Думать долго тут невозможно, — сказал он, — потому что баллотировка назначена в начале будущего года: если вы удостоите меня чести
быть вашим
супругом, то я
буду выбран, а если нет, то не решусь баллотироваться и принужден
буду, как ни тяжело мне это, оставить службу вашего управляющего и уехать куда-нибудь в другое место, чтобы устроить себе хоть бы маленькую карьеру.
—
Была,
была, сударыня! — забасила словоохотливая странница, удовлетворив своему алчущему и жаждущему мамону. —
Супруг Катерины Петровны удавился!
— Почти ни с кем! — проговорил Аггей Никитич. — Все как-то не до того
было!.. Впрочем, в этом, знаете, самом дальнем отсюда городке имел честь
быть представлен вашей, кажется, родственнице, madame Ченцовой, у которой — что, вероятно, известно вам —
супруг скончался в Петербурге.
— А как поймут? Я, конечно,
буду не такой, а другой, каким я всегда
был, но за
супругу мою я не поручусь… Она потихоньку от меня, пожалуй,
будет побирать, где только можно… Значит, что же выходит?.. Пока я не разойдусь с ней, мне нельзя служить, а не служить — значит, нечем жить!.. Расходиться же мне, как вы говорите, не следует, и неблагородно это
будет!..
Решившись отдать свою
супругу под начал и исправление, Аггей Никитич в ту же ночь отправил с привезшим его ямщиком письмо к ней довольно лукавого свойства в том смысле, что оно
было, с одной стороны, не слишком нежное, а с другой — и не слишком суровое.
Из этих намеков мужа и Егора Егорыча Миропа Дмитриевна хорошо поняла, что она поймана с поличным, и ею овладело вовсе не раскаяние, которое ей предлагали, а злость несказуемая и неописуемая на своего
супруга; в ее голове быстро промелькнули не мысли, нет, а скорее ощущение мыслей: «Этот дурак, то
есть Аггей Никитич, говорит, что любит меня, а между тем разблаговещивает всем, что я что-то такое не по его сделала, тогда как я сделала это для его же, дурака, пользы, чтобы придать ему вес перед его подчиненными!» Повторяемый столь часто в мыслях эпитет мужу: дурак и дурак — свидетельствовал, что Миропа Дмитриевна окончательно убедилась в недальности Аггея Никитича, но, как бы там ни
было, по чувству самосохранения она прежде всего хотела вывернуться из того, что ставят ей в обвинение.
Хорошо, что Миропа Дмитриевна
была не из таких дам, чтобы ее можно
было очень запугать, а потому, как ни дерзко отнеслись к ней этот крикун Егор Егорыч, а также и дурак
супруг ее, она не потерялась окончательно и успела придумать довольно благовидное объяснение своей проделки.
— Черт знает что такое, — говорили они, — буфет меньше курятника!.. Где ж нам сидеть?.. Не в танцевальной же зале торчать за спинами наших
супруг?..
Будет уж, налюбовались этим и дома!
— Позвольте мне явиться к вам и
быть представленным вашей
супруге? — продолжал экс-предводитель заискивающим голосом.
Я недаром еще раньше говорил, что она
была женщина, несмотря на свою грубоватую простоту, тонко понимавшая жизнь, особенно дела сердечного свойства, и ясно уразумела, что Сусанна Николаевна заискивает в ней, в надежде получать от нее сведения об Углакове, а что
супруг ее хоть и умный, по слухам, мужик, но ничего того не зрит, да и ништо им, старым хрычам: не женитесь на молодых!
M-me Углакова не возвращалась еще из Петербурга, и Марфины застали дома одного старика, который никак
было не хотел принять Егора Егорыча с его
супругою, потому что
был в дезабилье; но тот насильно вошел к нему вместе с Сусанной Николаевной в кабинет, и благообразный старичок рассыпался перед ними в извинениях, что они застали его в халате, хотя халат
был шелковый и франтовато сшитый.
— Ну-с, барыня моя, — начал ее допрашивать доктор, — мы с
супругом вашим сегодня в ночь едем в Петербург, а вам как угодно
будет: сопровождать нас или нет?
— Решительно не видал, — отвечал Сверстов, — хотя, может
быть,
есть у них такие, и очень вероятно, что в единого из сих втюрилась Сусанна Николаевна, ибо что там ни говорите, а Егор Егорыч старше своей
супруги на тридцать лет!
Дело в том состояло, что Сверстов когда приехал в Москву, то по строгому наказу от
супруги рассказал Егору Егорычу под величайшим секретом, что отец Василий, огорченный неудачею, которая постигла его историю масонства, начал опять
пить.
— Вы, я думаю, не подозреваете, как я люблю вашу
супругу, это такая умная женщина, что, ей-богу, я редко таких встречала, и вы должны
быть очень счастливы в вашей семейной жизни.
Честный аптекарь действительно, когда
супруга от него уехала, взял к себе на воспитание маленького котенка ангорской породы, вырастил, выхолил его и привязался к нему всею душою, так что даже по возвращении ветреной
супруги своей продолжал питать нежность к своему любимцу, который между тем постарел, глаза имел какие-то гноящиеся, шерсть на нем
была, по случаю множества любовных дуэлей, во многих местах выдрана, а пушистый ангорский хвост наполовину откушен соседними собаками.
— Какая это Alba Rosa? — спросила
было его молодая
супруга.
Но Миропа Дмитриевна, кажется,
была не рада этому: как женщина практически-сообразительная, она очень хорошо поняла, что Аггей Никитич потерял теперь всякое влияние на судьбу Тулузова, стало
быть, она
будет не столь нужна Рамзаеву, с которого Миропа Дмитриевна весьма аккуратно получала каждый месяц свой гонорар. Эта мысль до такой степени рассердила и обеспокоила ее, что она с гневом и насмешкой сказала своему вислоухому
супругу...
При этом Аггея Никитича заметно покоробило, а пани Вибель ничего, и она только, соскучившись почти до истерики от разглагольствования своего
супруга, вышла в соседнюю комнату и громко приказала своей горничной тут же в кабинете накрыть стол для чая. Вибель, конечно,
был удивлен таким распоряжением и спросил ее...
Миропа Дмитриевна, сколь ни занята
была игрою, взглядывала по временам на танцующих, желая видеть, с кем именно танцует
супруг ее; но Аггей Никитич и тут оказал необыкновенную предусмотрительность: первую кадриль он танцевал с одной из толстых дам, несмотря на все отвращение к сей даме, которая, кроме своей безобразной фигуры, носила с собой какую-то атмосферу погребной сыроватости; на вторую кадриль Аггей Никитич пригласил долговязую невесту инвалидного поручика.
В ответ на это на небольшом балкончике дома показался профессор, а равно и
супруга его, сколько можно
было рассмотреть при темноте, весьма уже немолодая.
Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком прыгал в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном часов до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она знала, что Аггей Никитич всегда любил спать долго по утрам, и вообще Миропа Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем
супруге, ибо ее занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев — человек не особенно практический и расчетливый — богател с каждым днем, Миропа Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять ее в долю, когда он на следующий год
будет брать новый откуп; но Рамзаев наотрез отказал ей в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых.
Кроме того, Марья Станиславовна попыталась
было ту же Танюшу послать с письмом к своему
супругу, прося его дать ей еще денег за месяц вперед.
Первый бал Рамзаевых украсился посещением новой столичной особы, Екатерины Петровны Тулузовой, которая более уже месяца сделалась провинциальной жительницею вследствие того, что
супруг ее, Василий Иваныч Тулузов,
был, как мы знаем, по решению суда оставлен в подозрении; но уголовная палата совершенно его оправдала, и когда дело поступило в сенат, он,
будучи освобожден из-под домашнего ареста,
был взят на поруки одним из своих друзей, а вслед за тем отправился на житье в Москву.