Неточные совпадения
— Речь
идет о комете Галлея, периодичность которой
была открыта знаменитым астрономом Эдмундом Галлеем (1656—1742) в 1682 г.
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе не
пошлетИ для небес, как добрый гений.
Твоей души не сбережет!
Вглядись в пронзительные очи —
Не небом светятся они!..
В них
есть неправедные ночи,
В них
есть мучительные сны!
Людмила, кажется, и не расслушала Марфина, потому что в это время как бы с некоторым недоумением глядела на Ченцова и на Катрин, и чем оживленнее промеж них
шла беседа, тем недоумение это увеличивалось в ней. Марфин, между тем,
будучи весь охвачен и ослеплен сияющей, как всегда ему это казалось, красотой Людмилы, продолжал свое...
Идти же с бала пешком совершенно
было не принято по губернским приличиям.
— Но вы в этом случае — поймите вы — совершенно сходитесь в мнениях с сенатором, который тоже говорит, что я слишком спешу, и все убеждал меня, что Петербург достаточно уже облагодетельствовал нашу губернию тем, что прислал его к нам на ревизию; а я
буду там доказывать, что господин граф не годится для этого, потому что он плотоугодник и развратник, и что его, прежде чем к нам, следовало
послать в Соловки к какому-нибудь монаху для напутствования и назидания.
— Но позвольте, по крайней мере, мне
послать сказать Катрин, что вы здесь, а то она мне
будет выговаривать, что я не оповестил ее об вас.
M-me Клавская ответила ему нежной улыбкой и величественно
пошла по зале, помахивая опахалом на свою немножко чересчур раскрытую грудь, и для чего она это делала — неизвестно, потому что в зале даже
было холодновато.
На другой день Крапчик, как только заблаговестили к вечерне, ехал уже в карете шестериком с форейтором и с саженным почти гайдуком на запятках в загородный Крестовоздвиженский монастырь, где имел свое пребывание местный архиерей Евгений, аки бы слушать ефимоны; но, увидав, что самого архиерея не
было в церкви, он, не достояв службы,
послал своего гайдука в покой ко владыке спросить у того, может ли он его принять, и получил ответ, что владыко очень рад его видеть.
Тогда старики Сусловы
пошли бродить по разным селам и деревням, чтобы найти для сына своего духовного и крестного отца, и встретился им на дороге старец велий, боголепный, и это
был именно Капитон Филиппович, который Сусловым окрестил их сына, принял его от купели и нарек Иисусом Христом…
Gnadige Frau
пошла не без величия, и когда в коридоре ее встретили и
пошли провожать четыре горничные, она посмотрела на них с некоторым удивлением: все они
были расфранченные, молодые и красивые.
— Каст тут не существует никаких!.. — отвергнул Марфин. — Всякий может
быть сим избранным, и великий архитектор мира устроил только так, что ина
слава солнцу, ина луне, ина звездам, да и звезда от звезды различествует. Я, конечно, по гордости моей, сказал, что
буду аскетом, но вряд ли достигну того: лествица для меня на этом пути еще нескончаемая…
— Отбросьте это душевное настроение!.. Это, повторяю вам еще раз, аскетический эгоизм… равнодушие Пилата, умывшего себе руки! — почти кричал Сверстов, не слыхавший даже, что в губернии происходит сенаторская ревизия, и знавший только, что Крапчик — масон: из длинного же письма того он понял одно, что речь
шла о чиновничьих плутнях, и этого
было довольно.
Ключница
была удивлена таким приказанием барина, никогда поздно ночью не тревожившего старика; но, ни слова не сказав,
пошла.
Кучер поехал
было, по обыкновению, легкой рысцой, но Егор Егорыч, покачиваясь, как истукан, всем телом при всяком ухабе, почти непрестанно восклицал: «
Пошел!..
— То-то, к несчастию, Ченцов не обожатель мой, но если бы он
был им и предложил мне выйти за него замуж, — что, конечно, невозможно, потому что он женат, — то я сочла бы это за величайшее счастие для себя; но за вашего противного Марфина я никогда не
пойду, хоть бы у него
было не тысяча, а сто тысяч душ!
Крапчик остался очень рассерженный, но далеко не потерявшийся окончательно: конечно, ему досадно
было такое решительное заявление Катрин, что она никогда не
пойдет за Марфина; но, с другой стороны, захочет ли еще и сам Марфин жениться на ней, потому что весь город говорил, что он влюблен в старшую дочь адмиральши, Людмилу?
— Тогда пусть она
пошлет за доктором!.. Я не смею этого сделать, не зная, угодно ли это
будет ей, или нет! — произнес Крапчик с насмешкой.
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма
были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм,
шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения
славы твоея».
— Дело доброе! — сказал священник и хотел
было сам
идти знакомить посетителей с храмом, но Егор Егорыч остановил его.
Впрочем, прежде чем я
пойду далее в моем рассказе, мне кажется, необходимо предуведомить читателя, что отныне я
буду именовать Зверева майором, и вместе с тем открыть тайну, которой читатель, может
быть, и не подозревает: Миропа Дмитриевна давно уже
была, тщательно скрывая от всех, влюблена в майора, и хоть говорила с ним, как и с прочими офицерами, о других женщинах и невестах, но в сущности она приберегала его для себя…
— Недурно!..
Идет!.. — воскликнул майор, так как подошел уже час, когда он привык
пить водку.
— Но мне, разумеется, нельзя даже на минуту
пойти с вами? — попытался
было майор.
— Бесспорно, что жаль, но приходить в такое отчаяние, что свою жизнь возненавидеть, — странно, и я думаю, что вы еще должны жить для себя и для других, — начала
было она неторопливо и наставническим тоном, но потом вдруг переменила на скороговорку. — Утрите, по крайней мере, слезы!.. Я слышу, Сусанна
идет!..
«Имею удовольствие препроводить Вам при сем жития святых и книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Читайте все сие со вниманием: тут Вы найдете вехи, поставленные нам на пути к будущей жизни, о которой Вы теперь болеете Вашей юной душой. Еще
посылаю Вам книгу, на русском языке, Сен-Мартена об истине и заблуждениях. Перевод очень верный. Если что
будет затруднять Вас в понимании, спрашивайте меня. Может
быть, при моей душевной готовности помогать Вам, я и сумею растолковать».
Все это, конечно, может нас обмануть, но все-таки пусть лучше светильники наши заранее
будут зажжены, чтобы
идти навстречу жениху…
— О, нет, нисколько! — успокоила его Миропа Дмитриевна. — У них,
слава богу,
идет все спокойно, как только может
быть спокойно в их положении, но я к вам приехала от совершенно другого лица и приехала с покорнейшей просьбой.
— Ах, это вы!.. Вот кто приехал! — произнесла как бы с удивлением Муза, но вряд ли она искренно удивилась. — Подождите тут, я предуведомлю об вас мамашу и Сусанну! — присовокупила она, но и тут ей, кажется, предуведомлять
было не для чего, — по крайней мере Сусанну, — потому что та, услыхав от сестры, кто приехал, не выразила никакого недоумения касательно приезда неожиданного гостя, а сейчас же и прежде всего
пошла к Егору Егорычу.
Избранники сии
пошли отыскивать труп и, по тайному предчувствию, вошли на одну гору, где и хотели отдохнуть, но когда прилегли на землю, то почувствовали, что она
была очень рыхла; заподозрив, что это
была именно могила Адонирама, они воткнули в это место для памяти ветку акации и возвратились к прочим мастерам, с которыми на общем совещании
было положено: заменить слово Иегова тем словом, какое кто-либо скажет из них, когда тело Адонирама
будет найдено; оно действительно
было отыскано там, где предполагалось, и когда один из мастеров взял труп за руку, то мясо сползло с костей, и он в страхе воскликнул: макбенак, что по-еврейски значит: «плоть отделяется от костей».
— Значит, все и кончено! — воскликнул доктор, хлопнув при этом еще рюмку водки, к чему он всегда прибегал, когда его что-либо приятное или неприятное поражало, и gnadige Frau на этот раз не выразила в своих глазах неудовольствия, понимая так, что дело, о котором
шла речь, стоило того, чтобы за успех его лишнее
выпить!..
— Optime! [Прекрасно! (лат.).] — воскликнул доктор и хотел
было идти лечь спать, но вошел, сверх всякого ожидания, Антип Ильич.
— А это, — воскликнул уж и доктор, в свою очередь, —
было бы признаком мелкой натуры, а у вас,
слава богу, силы гиганта, — признаком глупой сентиментальности, которой тоже в вас нет! Людмила, как вы говорили, не полюбила вас и поэтому не должна
была более существовать для вас!
— А! — полувоскликнул тот и во всеуслышание объявил, что пора удалиться; все
пошли,
будучи очень довольны, что посетили и видели юродивого.
В избранный для венчания день Егор Егорыч
послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем,
было село), сказать, что он
будет венчаться с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то
есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам с дьяконом облекся в дорогие дорадоровые ризы, в которых служил только в заутреню светлого христова воскресения.
Вследствие таковых мер, принятых управляющим, похороны Петра Григорьича совершились с полной торжественностью; впереди
шел камердинер его с образом в руках; за ним следовали архиерейские певчие и духовенство, замыкаемое в сообществе архимандритов самим преосвященным Евгением; за духовенством
были несомы секретарем дворянского собрания, в мундире, а также двумя — тремя чиновниками, на бархатных подушках, ордена Петра Григорьича, а там, как водится, тянулась погребальная колесница с гробом, за которым непосредственно
шел в золотом и блистающем камергерском мундире губернатор, а также и другие сильные мира сего, облеченные в мундиры; ехали в каретах три — четыре немолодые дамы — дальние родственницы Петра Григорьича, — и, наконец, провожали барина все его дворовые люди, за которыми бежала и любимая моська Петра Григорьича, пребезобразная и презлая.
—
Будет! — отвечал ей Ченцов и,
шедши в спальню, проговорил: — Какое дарование у этого Лябьева, черт его знает!.. По-моему, он музыкант великий!
Затем последовавший обед
шел как-то странно, и видно
было, что Зверев и Миропа Дмитриевна чувствовали большую неловкость в отношении друг друга, особенно Аггей Никитич, который неизвестно уж с какого повода заговорил вдруг о Канарском.
Купив ягоды и сказав Маланье, что она может
идти домой, Екатерина Петровна впала в мучительное раздумье: основным ее предположением
было, что не от Валерьяна ли Николаича полился золотой дождь на старика Власия, которого Катрин знала еще с своего детства и вовсе не разумела за очень богатого мужика, — и полился, разумеется, потому, что у Власия
была сноха красивая.
— Барон, — сказала на это Катрин, потупляя свои печальные глаза, — вы так
были добры после смерти отца, что, я надеюсь, не откажетесь помочь мне и в настоящие минуты: мужа моего, как вот говорил мне Василий Иваныч… — и Катрин указала на почтительно стоявшего в комнате Тулузова, — говорил, что ежели
пойдет дело, то Ченцова сошлют.
Тулузов не расспрашивал далее и
пошел к Екатерине Петровне в боскетную, где она по большей части пребывала. Здесь я не могу не заметить, что Тулузов в настоящие минуты совершенно не походил на того, например, Тулузова, который являлся, приехав из губернского города после похорон Петра Григорьича, то
был почти лакей, а ныне
шел барин; походка его
была смела, важна; вид надменен; голову свою он держал высоко, как бы предвкушая Владимира не в петлице, а на шее.
Тулузов, взяв с собой письмо Ченцова, ушел в свое отделение, где снова прочитал это письмо и снова главным образом обратил свое внимание на последние строки. «Может
быть, и в самом деле застрелится!» — произнес он тем же полушепотом, как прежде сказал: — «
Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
— Без всяких масонских одежд!.. Это нужно для начинающих, а Сусанна Николаевна,
слава богу, достаточный путь прошла: ей нужен внутренний смысл, а не символы!.. Вы испытайте ее как можно строже, и если она достойна
будет принятия, удостоверьте это, а если нет, отвергните!
— Люди мои ничего и понять не могут!.. Они
будут видеть только, что мы сидим и разговариваем!.. Но если бы они и догадались что-нибудь, так разве
пойдут на меня с доносом?
Так дело
шло до начала двадцатых годов, с наступлением которых, как я уже сказал и прежде, над масонством стали разражаться удар за ударом, из числа которых один упал и на голову отца Василия, как самого выдающегося масона из духовных лиц: из богатого московского прихода он
был переведен в сельскую церковь.
Совершить прием Сусанны Николаевны в ложу между моими кузьмищевскими масонами положено
было в половине филипповского поста, и посвящение это произошло гораздо торжественнее, чем предполагалось. Часов в десять вечера в одну из суббот Сусанна Николаевна должна
была доехать на лошади, заложенной в одиночку, вместе с своим поручителем Сверстовым до церкви, отстоящей от дому, по крайней мере, в полуверсте. Однако, сойдя с лестницы, Сусанна Николаевна объявила решительным голосом, что она желает
идти пешком.
—
Будет; все уж, вероятно, готово, — ответила ему gnadige Frau и хотела
было пойти узнать, накрывают ли ужин, забыв совершенно, что она
была в запоне и даже с значком на груди; но Антип Ильич остановил ее...
— Как же не понять, помилуйте! Не олухи же они царя небесного! — горячился Иван Петрович. — И теперь вопрос, как в этом случае действовать в вашу пользу?.. Когда по начальству это
шло, я взял да и написал, а тут как и что я могу сделать?.. Конечно, я сегодня поеду в клуб и
буду говорить тому, другому, пятому, десятому; а кто их знает, послушают ли они меня;
будут, пожалуй, только хлопать ушами… Я даже не знаю, когда и баллотировка наступит?..
В молодости, служа в гвардии и
будучи мужчиною красивым и ловким, князь существовал на счет слабости женщин, потом женился на довольно, казалось бы, богатой женщине, но это
пошло не в прок, так что,
быв еще уездным предводителем, успел все женино состояние выпустить в трубу и ныне существовал более старым кредитом и некоторыми другими средствами, о которых нам потом придется несколько догадаться.
Может,
будет почище покойного Петра Григорьича, и какой промеж всего ихнего народа
идет плач и стон, — сказать того не можно!
— Рассказывают, — продолжал Аггей Никитич, — что он
был приближенный Катерины Петровны и что не она ревновала вашего племянника, а он, и из этого
пошли у них все неудовольствия.
— Завтрашний день
буду иметь честь представить собранию пожертвованные мною деньги! — проговорил он и
пошел опять вдоль залы. Иван Петрович тоже
пошел за ним, желая еще раз поблагодарить и расцеловать, что в переводе значило обслюнявить.