Неточные совпадения
— Ни-ни-ни! — возбранил ему Марфин. — Душевные недуги,
как и физические, лечатся легче, когда они явны, и я прошу и требую от тебя
быть со мною откровенным.
Все это некоторые объясняли прямым источником из кармана сенатора, а другие — тем, что к m-me Клавской одновременно со Звездкиным стали забегать разные чиновники, которым угрожала опасность по ревизии; но,
как бы то
ни было, в одном только никто не сомневался: что граф
был от нее без ума.
Если бы кто спросил, в чем собственно состоял гений Крапчика, то можно безошибочно отвечать, что,
будучи,
как большая часть полувосточных человеков, от природы зол, честолюбив, умен внешним образом, без всяких о чем бы то
ни было твердых личных убеждений.
Члены полиции имели постоянным правилом своим по делам этого рода делать срывы с кого только возможно; но Сверстов, никогда
ни по
какому делу не бравший
ни копейки, страшно восставал против таких поборов и не доносил о том по начальству единственно из чувства товарищества, так
как и сам
был все-таки чиновник.
Как бы то
ни было, оба супруга покорились своей участи и переехали в свою ссылку, в которой прожили теперь около десяти уже лет, находя себе единственное развлечение в чтении и толковании библии, а также и внимательном изучении французской книги Сен-Мартена [Сен-Мартен (1743—1803) — французский философ-мистик.
Как ни тяжело
было для Егора Егорыча такое предположение, но, помня слова свои из письма к Людмиле, что отказ ее он примет
как спасительный для него урок, он не позволил себе волноваться и кипятиться, а, тихо и молча дождавшись назначенного ему часа, поехал к Рыжовым.
— Это, по-моему, дурно и странно со стороны девицы! — подхватил Сверстов: ему действительно почти не верилось, чтобы
какая бы там
ни была девица могла отказать его другу в руке.
— Нет, я исполнился гневом против всех и всего; но еще божья милость велика, что он скоро затих во мне; зато мною овладели два еще горшие врага: печаль и уныние, которых я до сих пор не победил, и
как я
ни борюсь, но мне непрестанно набегают на душу смрадом отчаяния преисполненные волны и
как бы ропотом своим шепчут мне: «Тебе теперь тяжело, а дальше еще тягчее
будет…»
— Из этих денег я не решусь себе взять
ни копейки в уплату долга Ченцова, потому что,
как можно ожидать по теперешним вашим поступкам, мне, вероятно, об них придется давать отчет по суду, и мне там совестно
будет объявить, что такую-то сумму дочь моя мне заплатила за своего обожателя.
Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир, всегда у него застегнутый на все пуговицы, всегда с выпущенною из-за борта,
как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал у Зудченки до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не только не боясь, но даже желая, чтобы на него напали какие-нибудь жулики, с которыми капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая
ни к чьей посторонней помощи: силищи Зверев
был действительно неимоверной.
Перед тем
как Рыжовым уехать в Москву, между матерью и дочерью, этими двумя кроткими существами, разыгралась страшная драма, которую я даже не знаю, в состоянии ли
буду с достаточною прозрачностью и силою передать: вскоре после сенаторского бала Юлия Матвеевна совершенно случайно и без всякого умысла, но тем не менее тихо, так что не скрипнула под ее ногой
ни одна паркетинка, вошла в гостиную своего хаотического дома и увидала там, что Людмила
была в объятиях Ченцова.
Сколь
ни тяжело
было таковое решение для нее, но она утешала себя мыслью, что умерший супруг ее, обретавшийся уж, конечно, в раю и все ведавший, что на земле происходит, не укорит ее, несчастную, зная, для чего и для
какой цели продавался его подарок.
Адмиральша на это что-то такое неясно ему ответила, но,
как бы то
ни было, Аггей Никитич остался бесконечно доволен таким событием и в тот же вечер отправился к Миропе Дмитриевне с целью
быть поближе к Людмиле и хоть бы подышать с нею одним воздухом.
— Ах, мы рады вам… — говорила адмиральша,
будучи в сущности весьма удивлена появлением громадного капитана, так
как, при недавней с ним встрече, она вовсе не приглашала его, — напротив, конечно, не совсем, может
быть, ясно сказала ему: «Извините, мы живем совершенно уединенно!» — но
как бы
ни было, капитан уселся и сейчас же повел разговор.
Под влиянием своего безумного увлечения Людмила могла проступиться, но продолжать свое падение
было выше сил ее, тем более, что тут уж являлся вопрос о детях, которые, по словам Юлии Матвеевны,
как незаконные, должны
были все погибнуть, а между тем Людмила не переставала любить Ченцова и верила, что он тоже безумствует об ней; одно ее поражало, что Ченцов не только что не появлялся к ним более, но даже не пытался прислать письмо, хотя, говоря правду, от него приходило несколько писем, которые Юлия Матвеевна, не желая ими
ни Людмилу,
ни себя беспокоить, перехватывала и, не читав, рвала их.
Как бы то
ни было, впрочем, Невский проспект в то уже время считался, особенно между двумя и пятью часами дня, сборным местом щегольства, богатства, красоты, интеллигенции и молодцеватости.
— Я по письму Егора Егорыча не мог вас принять до сих пор: все
был болен глазами, которые до того у меня нынешний год раздурачились, что мне не позволяют
ни читать,
ни писать,
ни даже много говорить, — от всего этого у меня проходит перед моими зрачками
как бы целая сетка маленьких черных пятен! — говорил князь,
как заметно, сильно занятый и беспокоимый своей болезнью.
Князь вежливо пустил всех гостей своих вперед себя, Крапчик тоже последовал за другими; но заметно
был смущен тем, что
ни одного слова не в состоянии
был приспособить к предыдущему разговору. «Ну,
как, — думал он, — и за столом
будут говорить о таких же все пустяках!» Однако вышло не то: князь, скушав тарелку супу, кроме которой, по болезненному своему состоянию, больше ничего не
ел, обратился к Сергею Степанычу, показывая на Петра Григорьича...
«И это, — думал он про себя, — разговаривают сановники, государственные люди, тогда
как по службе его в Гатчинском полку ему
были еще памятны вельможи екатерининского и павловского времени: те, бывало, что
ни слово скажут, то во всем виден ум, солидность и твердость характера; а это что такое?..»
«Да
как же
было мне не рассердиться на Крапчика! — принялся он оправдывать себя. — Он явился тут пролазом, каким-то мелким чиновничьим честолюбцем… А я сам-то разве лучше его?.. Я хуже его: я злец, я нетерпяшка!.. Где ж мое духовное самовоспитание?.. Его нет
ни на грош во мне!..»
— Можно! — отвечал сей последний. — Музыка
есть ближайшее искусство к молитве, а молитву
ни в
какие минуты жизни нельзя возбранить.
Впрочем, существенно вы одно запомните, что
ни линии,
ни точки в вещественном мире нет; первая
есть четвероугольник, а вторая все-таки круг, многоугольник, и он в чистом виде существует только в нашем уме; это — прирожденное нам понятие из мира духовного, и Сен-Мартен главным образом хочет показать в этих цифрах,
как невещественные точка и линия сливаются с вещественными треугольником и кругом, хотя то и другие никогда не утрачивают своих различий.
Впрочем,
как бы там
ни было, всей этой части учения Сен-Мартена я никогда не придавал особенного значения.
—
Ни то,
ни другое,
ни третье! — начала ему возражать по пунктам gnadige Frau. — Вы еще вовсе не старик. Конечно, Людмила к вам
была несколько ближе по возрасту, но,
как я слышала, только года на два, а это разница, думаю, небольшая!
Несмотря на все эти утешения и доказательства, Сусанна продолжала плакать, так что ее хорошенькие глазки воспалились от слез, а ротик совершенно пересох; она вовсе не страшилась брака с Егором Егорычем, напротив, сильно желала этого, но ее мучила мысль перестать
быть девушкой и сделаться дамой.
Как бы
ни было, однако gnadige Frau, отпустив Сусанну наверх в ее комнату, прошла к Егору Егорычу.
Секретарь, хоть и не считал Петра Григорьича своим благодетелем, но, любя
поесть и
выпить, объявил, что он
будет, а также и все его чиновники, хорошо ведая, что те тоже не прочь ублажить свой мамон при
каком бы то
ни было случае.
— Это я вижу, — произнес уже строго губернатор, — но почтальоны, равно
как и другие чиновники конторы, не имеют права
ни за кого расписываться. Прошу вас, чтобы вперед этого не
было!
Одно, что они не знакомились
ни с кем из соседей, да, признаться сказать, и не с кем
было, потому что близко от них никого не жило из помещиков; знакомиться же с чиновниками уездного города Катрин не хотела, так
как они ее нисколько не интересовали, а сверх того очень возможно, что в их кругу могла найтись какая-нибудь хорошенькая дама, за которой ее Валерьян, пожалуй, приволокнется.
Но,
как бы
ни было, все эти развлечения Ченцову скоро надоели до тошноты, и он принялся умолять жену поехать на зиму в Москву и провести там месяца два. Катрин с полным удовольствием готова
была исполнить эту просьбу, но ее только пугало и останавливало чувство ревности.
— Этому браку, я полагаю,
есть другая причина, — продолжал Егор Егорыч, имевший,
как мы знаем, привычку всегда обвинять прежде всего самого себя. — Валерьян, вероятно, промотался вконец, и ему, может
быть,
есть было нечего, а я не подумал об этом. Но и то сказать, — принялся он далее рассуждать, —
как же я мог это предотвратить? Валерьян, наделав всевозможных безумств, не писал ко мне и не уведомлял меня о себе
ни единым словом, а я не бог, чтобы мне все ведать и знать!
Надо всем этим, конечно, преобладала мысль, что всякий человек должен иметь жену, которая бы его любила, и что любви к нему Миропе Дмитриевне
было не занимать стать, но,
как ни являлось все это ясным, червячок сомнения шевелился еще в уме Аггея Никитича.
— Ах, барин, здесь ужасть
какой народ супротивный, и все что
ни есть буяны! — проговорила тихим голосом Аксюша, поднявшая наконец лицо свое.
—
Какая же ему особенная милость господская
была? — спросила Катрин с некоторым любопытством, так
как она вовсе не считала
ни себя,
ни покойного отца своего особенно щедрыми и милостивыми к своим крепостным людям.
Как ни отуманена
была голова Ченцова, но он дрогнул всем телом от последних слов Катрин и крикнул...
Добряк Артасьев, не медля
ни минуты, поспешил прийти к другу своему Пилецкому, чтобы передать ему,
какие есть в русской земле добрые и великодушные люди. Мартына Степаныча тоже обрадовала и умилила эта новость.
— Экстаз, — объяснил ему Пилецкий, —
есть то возбужденное состояние, когда человек, под влиянием духовно-нравственного движения, ничего не сознает, что происходит вокруг него; так, он не слышит боя часов, не ощущает
ни света,
ни темноты,
ни даже тепла и холода: он
как бы умертвил тело свое и весь одухотворился, — понимаете?
— Идеей называется, когда человек угадает главную причину
какого бы то
ни было бытия.
По окончании обеда Мартын Степаныч и Аггей Никитич сейчас же отправились в путь. Проехать им вместе приходилось всего только верст пятнадцать до первого уездного города, откуда Пилецкий должен
был направиться по петербургскому тракту, а Аггей Никитич остаться в самом городе для обревизования почтовой конторы. Но,
как ни кратко
было время этого переезда, Аггей Никитич, томимый жаждой просвещения, решился воспользоваться случаем и снова заговорил с Мартыном Степанычем о трактате Марфина.
Словом, чтобы точнее определить его душевное состояние, выражусь стихами поэта: «И внял он неба содроганье, и горних ангелов полет, и гад земных подводный ход, и дольней лозы прозябанье!» Точно в такой же почти сверхъестественной власти у Бема
были и языки иностранные, из которых он не знал
ни единого; несмотря на то, однако,
как утверждал друг его Кольбер, Бем понимал многое, когда при нем говорили на каком-нибудь чужом языке, и понимал именно потому, что ему хорошо известен
был язык натуры.
Почтмейстер и почтосодержатель переглянулись между собой после того и, кажется, одновременно подумали, что господин губернский почтмейстер, должно
быть,
был сильно
выпивши, что отчасти подтверждалось и тем, что Аггей Никитич
был красен в лице,
как вареный рак; но,
как бы
ни было, они раскланялись с ним и ушли.
Сколь
ни внимательно Сусанна Николаевна слушала отца Василия, тем не менее в продолжение всего наставления взглядывала то вверх, под купол, то на темные окна храма, и ей представилось, что в них больше не видно
было огненных злых рож, но под куполом все
как бы сгущались крылатые существа.
— Ну да, ждать, по-твоему! — ответил ей тоже с запальчивостью Сверстов. — Когда человеку, может
быть, угрожает антонов огонь, а все-таки жди, подготовляй!..
Как бы мы в операциях ждали, так, пожалуй бы,
ни одна из них и не удалась.
На этом собственно настоящий вечер и кончился, но на другой день Егор Егорыч начал всем внушать серьезное опасение: он не то чтобы сделался болен, а
как бы затих совсем и все прилегал то на один диван, то на другой;
ни за обедом,
ни за ужином ничего не
ел, ночи тоже не спал.
— Но
как бы то
ни было, я уверен, — возразил Тулузов, — что на баллотировке вы
будете иметь сильную партию, и партию, надобно сказать, состоящую из лучших лиц дворянства, в которых вы легко можете рассеять предубеждения, если они
будут иметь их против меня.
— Вы рассуждаете,
как женщина! — возразил ей с легкой досадой Тулузов. — Чем тут виноват губернский предводитель?..
Как ни значительно его влияние на баллотировке, но выбирает не он один, а все дворяне, которые — что, по-моему, весьма справедливо, — все
будут иметь против меня предубеждение.
— Думать долго тут невозможно, — сказал он, — потому что баллотировка назначена в начале будущего года: если вы удостоите меня чести
быть вашим супругом, то я
буду выбран, а если нет, то не решусь баллотироваться и принужден
буду,
как ни тяжело мне это, оставить службу вашего управляющего и уехать куда-нибудь в другое место, чтобы устроить себе хоть бы маленькую карьеру.
— Это вы так теперь говорите, а
как у вас явится ребенок, тогда
ни вы,
ни я на чужие руки его не отдадим, а
какая же
будет судьба этого несчастного существа, вслед за которым может явиться другой, третий ребенок, — неужели же всех их утаивать и забрасывать куда-то без имени, без звания,
как щенят каких-то?..
— Ничего нет особенного; малый еще не старый, видный из себя, рыжеватый, глаза у него совсем желтые,
как у волка, но умный, должно
быть, и бойкий, только манер благородных не имеет,
как он там
ни задает форсу и
ни важничает.
— Говорят, вначале
был мещанин, — объяснил тот, — потом стал учителем, служил после того в земском суде, где получил первый чин, и затем сделал пожертвование на улучшение гимназии
ни много,
ни мало,
как в тридцать тысяч рублей; ему за это Владимира прицепили, и теперь он поэтому дворянин!
— Что ж из того, что она племянница ему? — почти крикнул на жену Сверстов. — Неужели ты думаешь, что Егор Егорыч для
какой бы
ни было племянницы захочет покрывать убийство?.. Хорошо ты об нем думаешь!.. Тут я думаю так сделать… Слушай внимательно и скажи мне твое мнение!.. Аггей Никитич упомянул, что Тулузов учителем
был, стало
быть, сведения об нем должны находиться в гимназии здешней… Так?..