Неточные совпадения
Хозяин дома, бывший, должно
быть, несмотря на свою грубоватую наружность, человеком весьма хитрым и наблюдательным и, по-видимому, старавшийся не терять графа из виду, поспешил, будто бы совершенно случайно,
в сопровождений даже ничего этого не подозревавшего Марфина, перейти из
залы в маленькую гостиную, из которой очень хорошо можно
было усмотреть, что граф не остановился
в большой гостиной, исключительно наполненной самыми почтенными и пожилыми дамами, а направился
в боскетную, где и уселся
в совершенно уединенном уголку возле m-me Клавской, точно из-под земли тут выросшей.
Правитель дел поспешил позвать заседателя из
залы, и когда тот вошел, то оказался тем отчисленным от службы заседателем, которого мы видели на балу у предводителя и который
был по-прежнему
в ополченском мундире. Наружный вид заседателя произвел довольно приятное впечатление на графа.
M-me Клавская ответила ему нежной улыбкой и величественно пошла по
зале, помахивая опахалом на свою немножко чересчур раскрытую грудь, и для чего она это делала — неизвестно, потому что
в зале даже
было холодновато.
— Не знаю-с, что известно графу, но я на днях уезжаю
в Петербург и
буду там говорить откровенно о положении нашей губернии и дворянства, — сказал сей последний
в заключение и затем, гордо подняв голову, вышел из
залы.
Ее начал серьезно лечить Сверстов, объявивши Егору Егорычу и Сусанне, что старуха поражена нервным параличом и что у нее все более и более
будет пропадать связь между мозгом и языком, что уже и теперь довольно часто повторялось; так, желая сказать: «Дайте мне ложку!» — она говорила: «Дайте мне лошадь!» Муза с самого первого дня приезда
в Кузьмищево все посматривала на фортепьяно, стоявшее
в огромной
зале и про которое Муза по воспоминаниям еще детства знала, что оно
было превосходное, но играть на нем она не решалась, недоумевая, можно ли так скоро после смерти сестры заниматься музыкой.
Когда молодой человек, отпущенный, наконец, старым камердинером, вошел
в залу, его с оника встретила Муза, что
было и не мудрено, потому что она целые дни проводила
в зале под предлогом якобы игры на фортепьяно, на котором, впрочем, играла немного и все больше смотрела
в окно, из которого далеко
было видно, кто едет по дороге к Кузьмищеву.
Помимо отталкивающего впечатления всякого трупа, Петр Григорьич,
в то же утро положенный лакеями на стол
в огромном танцевальном
зале и уже одетый
в свой павловский мундир, лосиные штаны и вычищенные ботфорты, представлял что-то необыкновенно мрачное и устрашающее: огромные ступни его ног, начавшие окостеневать, перпендикулярно торчали; лицо Петра Григорьича не похудело, но только почернело еще более и исказилось; из скривленного и немного открытого
в одной стороне рта сочилась белая пена; подстриженные усы и короткие волосы на голове ощетинились; закрытые глаза ввалились; обе руки, сжатые
в кулаки, как бы говорили, что последнее земное чувство Крапчика
было гнев!
Прежде всего большой дом
был исправлен внутри: мраморные стены
в зале, лопнувшие
в некоторых местах,
были сделаны совершенно заново; гостиная оклеилась начавшими тогда входить
в употребление насыпными суконными обоями зеленого цвета; боскетная
была вновь расписана; но богаче всего, по желанию Катрин, украсилась их общая с супругом спальня: она вся
была обита
в складку розовым штофом; мебель
в ней имела таковую же обивку.
Приезд Зверева и Пилецкого
был в Кузьмищеве совершенною неожиданностью. Первый их встретил проходивший по
зале доктор Сверстов. Узнав Мартына Степаныча, он радостно воскликнул...
Доктору, кажется, досадно
было, что Аггей Никитич не знает этого, и, как бы желая поразобраться с своими собственными мыслями, он вышел из гостиной
в залу, где принялся ходить взад и вперед, причем лицо его изображало то какое-то недоумение, то уверенность, и
в последнем случае глаза его загорались, и он начинал произносить сам с собою отрывистые слова. Когда потом gnadige Frau, перестав играть
в шахматы с отцом Василием, вышла проводить того, Сверстов сказал ей...
Конечно, это осталось только попыткой и ограничивалось тем, что наверху
залы были устроены весьма удобные хоры, поддерживаемые довольно красивыми колоннами; все стены
были сделаны под мрамор; но для губернии, казалось бы, достаточно этого, однако нашлись злые языки, которые стали многое во вновь отстроенном доме осуждать, осмеивать, и первые
в этом случае восстали дамы, особенно те, у которых
были взрослые дочери, они
в ужас пришли от ажурной лестницы, которая вела
в залу.
— Черт знает что такое, — говорили они, — буфет меньше курятника!.. Где ж нам сидеть?.. Не
в танцевальной же
зале торчать за спинами наших супруг?..
Будет уж, налюбовались этим и дома!
Но как бы то ни
было, несмотря на такого рода недоумения и несправедливые насмешки, труды губернского предводителя
были оценены, потому что, когда он, собрав
в новый дом приехавших на баллотировку дворян, ввел их разом
в танцевальную
залу, то почти все выразили восторг и стали, подходя поодиночке, благодарить его: подавать адресы, а тем более одобрительно хлопать, тогда еще
было не принято.
В продолжение всего предыдущего времени Егора Егорыча как-то
было не видать
в зале, но едва только началась баллотировка, как он появился и прямо прошел к столу, около которого стоял также и Тулузов
в мундире дворянина, с Владимиром на груди, получивший выборный шар от жены своей.
— Завтрашний день
буду иметь честь представить собранию пожертвованные мною деньги! — проговорил он и пошел опять вдоль
залы. Иван Петрович тоже пошел за ним, желая еще раз поблагодарить и расцеловать, что
в переводе значило обслюнявить.
Войдя
в двери парадного крыльца, которые, как водится,
были не заперты, наши гости увидали, что за длинным столом
в зале завтракало все семейство хозяина, то
есть его жена, бывшая цыганка, сохранившая, несмотря на свои сорок пять лет, здоровый и красивый вид, штуки четыре детей, из которых одни
были черномазенькие и с курчавыми волосами, а другие более белокурые, и около них восседали их гувернантки — француженка с длинным носом и немка с скверным цветом лица.
Танцы производились
в зале под игру тапера, молодой, вертлявый хозяин почти ни на шаг не отходил от m-me Марфиной, которая, говоря без лести,
была красивее и даже наряднее всех прочих дам: для бала этого Сусанна Николаевна, без всякого понуждения со стороны Егора Егорыча, сделала себе новое и весьма изящное платье.
Тот,
в восторге от такого позволения, уселся
в маленькой
зале Марфиных навытяжку, как бы
в самом деле
был ординарцем Марфина, и просидел тут, ничего не делая, два дня, уезжая только куда-то на короткое время.
Это они говорили, уже переходя из столовой
в гостиную,
в которой стоял самый покойный и манящий к себе турецкий диван, на каковой хозяйка и гость опустились, или, точнее сказать, полуприлегли, и камер-юнкер обнял
было тучный стан Екатерины Петровны, чтобы приблизить к себе ее набеленное лицо и напечатлеть на нем поцелуй, но Екатерина Петровна, услыхав
в это мгновение какой-то шум
в зале, поспешила отстраниться от своего собеседника и даже пересесть на другой диван, а камер-юнкер, думая, что это сам Тулузов идет, побледнел и
в струнку вытянулся на диване; но вошел пока еще только лакей и доложил Екатерине Петровне, что какой-то молодой господин по фамилии Углаков желает ее видеть.
— Вероятно, — слукавил Аггей Никитич, так как,
будучи несколько наметан
в масонских терминах, он сейчас догадался, что почтмейстер и аптекарь
были масоны, и, весьма обрадовавшись такому открытию, возымел по этому поводу намерение нечто предпринять; но, чтобы доскональнее убедиться
в своем предположении, он оставил откупщицу и подошел к ходившему по
зале с заложенными назад руками ополченцу.
Аггей Никитич, конечно, всех этих мелочей не замечал; одно только показалось ему странным, что когда он начал танцевать вальс с пани Вибель, то она не подделывалась под его манеру, а танцевала по-своему,
в два приема, так что им едва возможно
было протанцевать один тур; но с камер-юнкером, пригласившим после того пани Вибель и умевшим, конечно, танцевать вальс
в два приема, она носилась по
зале, как бабочка.
Далее Аггей Никитич не
в состоянии
был подслушивать. Он, осторожно поднявшись с кресла, вышел из боскетной и нашел, наконец,
залу, где, поспешно подойдя к инвалидному поручику и проговорив ему: «Мне нужно сказать вам два слова!», — взял его под руку и повел
в бильярдную,
в которой на этот раз не
было ни души.
Вечер
в кузьмищевском доме, сплошь освещенном:
в зале шумело молодое поколение, три-четыре дворовых мальчика и даже две девочки. Всеми ими дирижировал юный Лябьев, который, набрякивая что-то на фортепьяно, заставлял их хлопать
в ладоши. Тут же присутствовал на руках кормилицы и сын Сусанны Николаевны, про которого пока еще только возможно сказать, что глаза у него
были точь-в-точь такие же, как у Людмилы Николаевны. Вошел Сверстов, откуда-то приехавший, грязный, растрепанный.
Сверстов понял его и встал на четвереньки; мгновенно же на спину к нему влезли маленький Лябьев, два дворовые мальчика и девочка, которая
была посмелее. Сверстов провез их кругом всей
залы и, наконец,
в свою очередь, скомандовал им: «Долой!» Дети соскочили с него и все-таки побежали
было за ним, но он им сказал...