Неточные совпадения
— Если бы
у господина Марфина хоть на копейку было в голове мозгу, так он должен был бы понимать, какого сорта птица Крапчик: во-первых-с (это уж советник начал перечислять по пальцам) — еще бывши гатчинским офицером, он наушничал Павлу на товарищей и за то, когда Екатерина умерла, получил в награду двести
душ.
Второе: женился на чучеле, на уроде, потому только, что
у той было полторы тысячи
душ, и, как рассказывают, когда они еще были молодыми, с этакого вот тоже, положим, балу, он, возвратясь с женой домой, сейчас принялся ее бить.
Остроумно придумывая разные фигуры, он вместе с тем сейчас же принялся зубоскалить над Марфиным и его восторженным обожанием Людмилы, на что она не без досады возражала: «Ну, да, влюблена, умираю от любви к нему!» — и в то же время взглядывала и на стоявшего
у дверей Марфина, который, опершись на косяк, со сложенными, как Наполеон, накрест руками, и подняв, по своей манере, глаза вверх, весь был погружен в какое-то созерцательное состояние; вылетавшие по временам из груди его вздохи говорили, что
у него невесело на
душе; по-видимому, его более всего возмущал часто раздававшийся громкий смех Ченцова, так как каждый раз Марфина при этом даже подергивало.
— Не позволю, дядя, — успокоил его Ченцов, небрежно скомкав денежную пачку и суя ее в карман. — А если бы такое желание и явилось
у меня, так я скрою его и
задушу в себе, — присовокупил он.
— Черт знает что такое:
душа неповинная!.. — воскликнул Ченцов. — А
у меня так вот
душа не невинная, а винная!
От всех этих картин на
душе у Сверстова становилось необыкновенно светло и весело: он был истый великорусе; но gnadige Frau, конечно, ничем этим не интересовалась, тем более, что ее занимала и отчасти тревожила мысль о том, как их встретит Марфин, которого она так мало знала…
Крапчик очень хорошо понимал, что все это совершилось под давлением сенатора и делалось тем прямо в пику ему; потом
у Крапчика с дочерью с каждым днем все более и более возрастали неприятности: Катрин с тех пор, как уехал из губернского города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда, сделалась совершеннейшей тигрицей; главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли в весьма некроткой
душе Катрин.
— То-то, к несчастию, Ченцов не обожатель мой, но если бы он был им и предложил мне выйти за него замуж, — что, конечно, невозможно, потому что он женат, — то я сочла бы это за величайшее счастие для себя; но за вашего противного Марфина я никогда не пойду, хоть бы
у него было не тысяча, а сто тысяч
душ!
Егор Егорыч ничего ему на это не сказал, чувствуя, что внутри
у него, в
душе его, что-то такое как бы лопнуло, потом все взбудоражилось и перевернулось вверх ногами.
— Ужас побольше был бы, когда в могиле-то очнулся бы, — возразил ей тот и продолжал, обращаясь к Егору Егорычу, — после того я стал думать об
душе и об будущей жизни… Тут тоже заскребли
у меня кошки на сердце.
— Это просто объяснить! — отвечал ей первоначально Сверстов. —
У человека есть плоть, то есть кости, мясо и нервы, и
душа божественная, а
у животных только кости, мясо и нервы.
— О, ритор — лицо очень важное! — толковала ей gnadige Frau. — По-моему, его обязанности трудней обязанностей великого мастера. Покойный муж мой, который никогда не был великим мастером, но всегда выбирался ритором, обыкновенно с такою убедительностью представлял трудность пути масонства и так глубоко заглядывал в
душу ищущих, что некоторые устрашались и отказывались, говоря: «нет,
у нас недостанет сил нести этот крест!»
Знаете, как послушаешь эти слова, то
у кого на
душе не совсем чисто и решение его не очень твердо, так мороз пробежит по коже.
— Ну, когда говорят ангелы, то им должно верить, — пробормотал Егор Егорыч и хотел было поцеловать руку
у жены, но воздержался: подобное выражение того, что происходило в
душе его, показалось ему слишком тривиальным.
По поводу сих перемен дворовые и крестьяне Екатерины Петровны, хотя и не были особенно способны соображать разные тонкости, однако инстинктивно поняли, что вот-де прежде
у них был барин настоящий, Валерьян Николаич Ченцов, барин
души доброй, а теперь, вместо него, полубарин, черт его знает какой и откедова выходец.
Как помещица, Вы всегда можете отпустить ко мне Аксюшу в Петербург, дав ей паспорт; а раз она здесь, супругу ее не удастся нас разлучить, или я его убью; но ежели и Вы, Катрин, не сжалитесь надо мною и не внемлете моей мольбе, то против Вас я не решусь ничего предпринять: достаточно и того, что я совершил в отношении Вас; но клянусь Вам всем святым для меня, что я от тоски и отчаяния себя убью, и тогда смерть моя безраздельно ляжет на Ваше некогда любившее меня сердце; а мне хорошо известно, как тяжело носить в
душе подобные воспоминания:
у меня до сих пор волос дыбом поднимается на голове, когда я подумаю о смерти Людмилы; а потому, для Вашего собственного душевного спокойствия, Катрин, остерегитесь подводить меня к давно уже ожидаемой мною пропасти, и еще раз повторяю Вам, что я застрелюсь, если Вы не возвратите мне Аксюты».
Во все это время Сусанна Николаевна, сидевшая рядом с мужем, глаз не спускала с него и, видимо, боясь спрашивать, хотела, по крайней мере, по выражению лица Егора Егорыча прочесть, что
у него происходит на
душе. Наконец он взял ее руку и крепко прижал ту к подушке дивана.
«Хорошо тебе, старому черту, рассуждать о бескорыстии, когда
у тебя с лишком тысяча
душ!» — подумала она, но вслух ничего не произнесла, а, напротив, до поры до времени постаралась как можно дальше спрятать в
душе своей волновавшие ее чувствования.
— Значит, мы будем с вами видеться часто; я почти каждый день бываю в театре, — подхватила Екатерина Петровна, — тут другой еще есть актер, молодой, который — вы, может быть, заметили — играет этого Родольфа д'Эрикура:
у него столько
души и огня!
Всем, что произошло
у Углаковых, а еще более того состоянием собственной
души своей она была чрезвычайно недовольна и пришла к мужу ни много, ни мало как с намерением рассказать ему все и даже, признавшись в том, что она начинает чувствовать что-то вроде любви к Углакову, просить Егора Егорыча спасти ее от этого безумного увлечения.
Лябьев опять стал фантазировать, и тут
у него вышло что-то очень хорошее, могущее глубоко зашевелить
душу всякого человека.
Дамы и Углаков очень хорошо поняли, что художник изображает этим историю своих отношений с Янгуржеевым; но Лябьев, по-видимому, дуэтом остался недоволен:
у него больше кипело в
душе, чем он выразил это звуками.
— За то, что-с, как рассказывал мне квартальный,
у них дело происходило так: князь проигрался оченно сильно, они ему и говорят: «Заплати деньги!» — «Денег, говорит,
у меня нет!» — «Как, говорит, нет?» — Хозяин уж это, значит, вступился и, сцапав гостя за шиворот, стал его
душить… Почесть что насмерть! Тот однакоче от него выцарапался да и закричал: «Вы мошенники, вы меня обыграли наверняка!». Тогда вот уж этот-то барин — как его? Лябьев, что ли? — и пустил в него подсвечником.
Сергей Степаныч, заметно, обрадовался Егору Егорычу, и разговор на этот раз между ними начался не о масонстве, а о том, что наболело
у Марфина на
душе.
— Я не знаю и думаю, что это скорее нравственное нездоровье…
У Сусанны Николаевны
душа и сердце болят.
Миропа Дмитриевна перешла в первое отделение и там собственными глазами прочла в формулярном списке камер-юнкера, что за ним числится триста
душ, которые
у него действительно когда-то были, но он их давным-давно продал и только не находил нужным делать о том отметку в своем формуляре.
— Ужасно-с! Раскольников тоже велят
душить, так что, того и гляди, попадешься в каком-нибудь этаком случае, и тебя турнут; лучше уж я сам заблаговременно уйду и возьму частную службу, тем больше, что
у меня есть такая на виду.
— Но тут написано же, что
у него триста
душ! — кричала она.
— Но как же,
у него в формуляре значится, что он имеет триста
душ! — воскликнула Миропа Дмитриевна.