Неточные совпадения
Окончив газету, вторую чашку кофе и калач с маслом, он встал, стряхнул крошки калача с жилета и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся, не оттого, чтоб
у него на
душе было что-нибудь особенно приятное, — радостную улыбку вызвало хорошее пищеварение.
Ему хотелось, чтобы Левин был весел. Но Левин не то что был не весел, он был стеснен. С тем, что было
у него в
душе, ему жутко и неловко было в трактире, между кабинетами, где обедали с дамами, среди этой беготни и суетни; эта обстановка бронз, зеркал, газа, Татар — всё это было ему оскорбительно. Он боялся запачкать то, что переполняло его
душу.
— Не буду, не буду, — сказала мать, увидав слезы на глазах дочери, — но одно, моя
душа: ты мне обещала, что
у тебя не будет от меня тайны. Не будет?
Ужасно то, что вдруг
душа моя перевернулась, и вместо любви, нежности
у меня к нему одна злоба, да, злоба.
Но это говорили его вещи, другой же голос в
душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где
у него стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости. За дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.
— Без тебя Бог знает что бы было! Какая ты счастливая, Анна! — сказала Долли. —
У тебя всё в
душе ясно и хорошо.
—
У каждого есть в
душе свои skeletons, [скелеты, иносказательно — скрытые неприятности,] как говорят Англичане.
Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в
душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором
у него находились его чувства к семье, т. е. к жене и сыну. Он, внимательный отец, с конца этой зимы стал особенно холоден к сыну и имел к нему то же подтрунивающее отношение, как и к желе. «А! молодой человек!» обращался он к нему.
Но в семье она — и не для того только, чтобы показывать пример, а от всей
души — строго исполняла все церковные требования, и то, что дети около года не были
у причастия, очень беспокоило ее, и, с полным одобрением и сочувствием Матрены Филимоновны, она решила совершить это теперь, летом.
Левин видел, что она несчастлива, и постарался утешить ее, говоря, что это ничего дурного не доказывает, что все дети дерутся; но, говоря это, в
душе своей Левин думал: «нет, я не буду ломаться и говорить по-французски со своими детьми, но
у меня будут не такие дети; надо только не портить, не уродовать детей, и они будут прелестны. Да,
у меня будут не такие дети».
Он просидел
у них час, два, три, разговаривал о разных предметах, но подразумевал одно то, что наполняло его
душу, и не замечал того, что он надоел им ужасно и что им давно пора было спать.
— Да
у вас в
душе такой хаос теперь, что ничего не найдете, — сказал Катавасов. — Погодите, как разберетесь немножко, то найдете!
Оставшись один и вспоминая разговоры этих холостяков, Левин еще раз спросил себя: есть ли
у него в
душе это чувство сожаления о своей свободе, о котором они говорили? Он улыбнулся при этом вопросе. «Свобода? Зачем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее желаниями, ее мыслями, то есть никакой свободы, — вот это счастье!»
О своей картине, той, которая стояла теперь на его мольберте,
у него в глубине
души было одно суждение — то, что подобной картины никто никогда не писал.
— Я не мог писать того Христа, которого
у меня нет в
душе. — сказал Михайлов мрачно.
Только в редкие минуты, когда опиум заставлял его на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что сильнее, чем
у всех других, было в его
душе: «Ах, хоть бы один конец!» Или: «Когда это кончится!»
Ему было девять лет, он был ребенок; но
душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою
душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а
душа его была переполнена жаждой познания. И он учился
у Капитоныча,
у няни,
у Наденьки,
у Василия Лукича, а не
у учителей. Та вода, которую отец и педагог ждали на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб
у нее нашлась эта сила задержать где-то в глубине
души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.
У Живахова было триста тысяч долгу и ни копейки за
душой, и он жил же, да еще как!
Мысли о том, куда она поедет теперь, — к тетке ли,
у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна за границу, и о том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову, но она не всею
душой отдавалась этим мыслям.
Она знала, что̀ мучало ее мужа. Это было его неверие. Несмотря на то, что, если бы
у нее спросили, полагает ли она, что в будущей жизни он, если не поверит, будет погублен, она бы должна была согласиться, что он будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может быть спасения, и любя более всего на свете
душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не
душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было
у меня в
душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за существование и закон, требующий того, чтобы
душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
«Откуда
у меня радостное, общее с мужиком знание, которое одно дает мне спокойствие
души? Откуда взял я это?
Неточные совпадения
Лука Лукич. Не могу, не могу, господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше,
у меня просто и
души нет и язык как в грязь завязнул. Нет, господа, увольте, право, увольте!
Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как
у человека с грубо развитыми склонностями
души.
Городничий. Я бы дерзнул…
У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь — ей-богу, от простоты
души предложил.
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни
душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно!
У меня, право, в голове теперь… я и сам не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
Городничий. А уж я так буду рад! А уж как жена обрадуется!
У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты
души выражаюсь.