Неточные совпадения
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо
знала,
что если бы Сверстов и нашел там практику, так и то, любя больше лечить или бедных, или в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой стороны, для нее было несомненно,
что Егор Егорыч согласится взять в больничные врачи ее мужа не иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau, деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом посоветовать Сверстову прибавить в письме своем,
что буде Егор Егорыч хоть сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность врача при своей больнице, то,
бога ради, и не делал бы того.
—
Что такое вы говорите,
бог вас
знает!.. Людмила — урод!.. — произнес насмешливо майор.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только
что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется,
бог знает до
чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
—
Бог знает,
что вы такое говорите! — думал было урезонить Марфина Петр Григорьич. — Квартальный и губернатор, я думаю, разница; вы вспомните,
что губернатором был Сергей Степаныч.
Приятель мой Милорадович некогда передавал мне,
что когда он стал бывать у Екатерины Филипповны, то старику-отцу его это очень не понравилось, и он прислал сыну строгое письмо с такого рода укором,
что бог знает, у кого ты и где бываешь…
— Фу ты, черт возьми!
Что в ней могло ему нравиться? — вспылил Егор Егорыч. — Я, как сужу по себе, то хоть и видел,
что Петр Григорьич желал выдать за меня дочь, но я прямо показывал,
что она мне противна!..
Бог знает,
что такое… Черкесска какая-то, или персиянка! А между тем Валерьян любил Людмилу, я она его любила, — понять тут ничего нельзя!
— Собственное мое сердце, ваше превосходительство: я сам вышел из людей бедных и
знаю,
что образование нам необходимее даже,
чем богатым людям, и если на мои деньги хоть десять мальчиков получат воспитание, так
бог и за то меня вознаградит.
— Я
бога люблю больше всего в мире, — воскликнул Аггей Никитич, — и пламенно желаю, чтобы он открылся мне, но не
знаю,
что для этого нужно делать!.. Как об этом говорят мистики?
— Да ты не
бог знает какой большой награды требуешь, и очень натурально,
что, как ты говорил, жертвуя деньги, хочешь хоть немного наблюдать, куда эти деньги будут расходоваться… И
что же, дурачок Артасьев этот против твоего избрания?
— Вследствие того-с, — начал Аггей Никитич неторопливо и как бы обдумывая свои слова, —
что я, ища этого места, не
знал себя и совершенно забыл,
что я человек военный и привык служить на воздухе, а тут целый день почти сиди в душной комнате, которая, ей-богу, нисколько не лучше нашей полковой канцелярии, куда я и заглядывать-то всегда боялся, думая,
что эти стрекулисты-писаря так тебе сейчас и впишут в формуляр какую-нибудь гадость…
— В таком случае, mesdames, — сказал между тем Углаков, садясь с серьезнейшей миной перед дамами и облокачиваясь на черного дерева столик, — рассудите вы,
бога ради, меня с великим князем: иду я прошлой осенью по Невскому в калошах, и иду нарочно в тот именно час, когда
знаю,
что великого князя непременно встречу…
— Конечно, — подтвердил Егор Егорыч. — Ибо
что такое явление Христа, как не возрождение ветхого райского Адама, и капля богородицы внесла в душу разбойника искру божественного огня, давшую силу ему
узнать в распятом Христе вечно живущего
бога… Нынче, впрочем, все это, пожалуй, может показаться чересчур религиозным, значит, неумным.
— Почему же неумным?
Бог есть разум всего, высший ум! — возразила Зинаида Ираклиевна, вероятно, при этом думавшая: «А я вот тебя немножко и прихлопнула!». В то же время она взглянула на своего молодого друга, как бы желая
знать, одобряет ли он ее; но тот молчал, и можно было думать,
что все эти старички с их мнениями казались ему смешны: откровенный Егор Егорыч успел, однако, вызвать его на разговор.
— Но неужели же ни вы, ни Гегель не
знаете, или,
зная, отвергаете то,
что говорит Бенеке? — привел еще раз мнение своего любимого философа Егор Егорыч. — Бенеке говорит,
что для ума есть черта, до которой он идет могущественно, но тут же весь и кончается, а там, дальше, за чертой, и поэзия, и
бог, и религия, и это уж работа не его, а дело фантазии.
— Успокойтесь,
бога ради, я все вам готова объяснить,
что знаю! — отвечала разжалобленная Сусанна Николаевна и решительно не могшая понять,
что такое случилось с Екатериной Петровной.
— Вам известна вся эта история, про которую
бог знает,
что рассказывается? — спросил важным, но вместе с тем и гнусливым несколько голосом невзрачный господин.
— Это черт
знает что такое!.. Дай
бог выдержать! — произнес камер-юнкер.
— Это уж
бог знает, кто из них кого разлюбил; но когда она опять вернулась к мужу, то этот самолюбивый немец, говорят, не сказал даже ей,
что знает, где она была и
что делала.
— Danke Dir, mein Gott, dafur! [Мой
бог, спасибо тебе за это! (нем.).] — произнесла она и затем продолжала окончательно растроганным голосом: — У меня одна к вам, добрейшая Муза Николаевна, просьба: уведомляйте меня хоть коротенько обо всем,
что произойдет с Сусанной Николаевной! Я считаю ее моей дочерью духовной. Когда она была замужем за Егором Егорычем, я
знала,
что она хоть не вполне, но была счастлива; теперь же, как я ни успокоена вашими словами…
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и
что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
Осип. Да, слава
богу! Только
знаете что, Иван Александрович?