Неточные совпадения
— Не смею входить в ваши расчеты, —
начала она с расстановкою и ударением, — но, с своей стороны, могу сказать только одно, что дружба, по-моему, не должна выражаться на одних словах, а доказываться и на деле: если вы действительно не в состоянии будете поддерживать вашего сына в гвардии,
то я буду его содержать, — не роскошно, конечно, но прилично!.. Умру я, сыну моему будет поставлено это в первом пункте моего завещания.
Куцка немного позавязнул в огороде, проскакивая в него; заяц, между
тем, далеко от него ушел; но ему наперерез, точно из-под земли, выросла другая дворовая собака — Белка — и
начала его настигать…
Павел с
тех пор почти каждый день
начал, в сопровождении Титки и Куцки, ходить на охоту.
Здесь молодой человек (может быть, в первый раз) принес некоторую жертву человеческой природе: он
начал страшно, мучительно ревновать жену к наезжавшему иногда к ним исправнику и выражал это
тем, что бил ее не на живот, а на смерть.
— Мне часто приходило в голову, —
начала она
тем же расслабленным голосом, — зачем это мы остаемся жить, когда теряем столь близких и дорогих нам людей?..
Тот встал, подошел к ней и, склонив голову, принял почтительную позу. Александра Григорьевна вынула из кармана два письма и
начала неторопливо.
— На свете так мало людей, —
начала она, прищуривая глаза, — которые бы что-нибудь для кого сделали, что право, если самой кому хоть чем-нибудь приведется услужить, так так этому радуешься, что и сказать
того нельзя…
Чем выше все они стали подниматься по лестнице,
тем Паша сильнее
начал чувствовать запах французского табаку, который обыкновенно нюхал его дядя. В высокой и пространной комнате, перед письменным столом, на покойных вольтеровских креслах сидел Еспер Иваныч. Он был в колпаке, с поднятыми на лоб очками, в легоньком холстинковом халате и в мягких сафьянных сапогах. Лицо его дышало умом и добродушием и напоминало собою несколько лицо Вальтер-Скотта.
— Не знаю, —
начал он, как бы более размышляющим тоном, — а по-моему гораздо бы лучше сделал, если бы отдал его к немцу в пансион… У
того, говорят, и за уроками детей следят и музыке сверх
того учат.
— Теперь по границе владения ставят столбы и, вместо которого-нибудь из них, берут и уставляют астролябию, и
начинают смотреть вот в щелку этого подвижного диаметра, поворачивая его до
тех пор, пока волосок его не совпадает с ближайшим столбом; точно так же поворачивают другой диаметр к другому ближайшему столбу и какое пространство между ими — смотри вот: 160 градусов, и записывают это, — это значит величина этого угла, — понял?
— Архиерею на попа жаловалась, — продолжал полковник, —
того под
началом выдержали и перевели в другой приход.
Когда он» возвратились к
тому месту, от которого отплыли,
то рыбаки вытащили уже несколько тоней: рыбы попало пропасть; она трепетала и блистала своей чешуей и в ведрах, и в сети, и на лугу береговом; но Еспер Иваныч и не взглянул даже на всю эту благодать, а поспешил только дать рыбакам поскорее на водку и, позвав Павла, который
начал было на все это глазеть, сел с ним в линейку и уехал домой.
— Герои романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на руках адъютанта, уносившего ее после объявления ей Наполеоном развода; но так как во всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд ли еще не более мужчин, склонны в чем бы
то ни было реализировать свое чувство (ну, хоть подушку шерстями
начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец
начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
Ванька молчал. Дело в
том, что он имел довольно хороший слух, так что некоторые песни с голосу играл на балалайке. Точно так же и склады он запоминал по порядку звуков, и когда его спрашивали, какой это склад, он
начинал в уме: ба, ва, га, пока доходил до
того, на который ему пальцами указывали. Более же этого он ничего не мог ни припомнить, ни сообразить.
— Чего тут не уметь-то! — возразил Ванька, дерзко усмехаясь, и ушел в свою конуру. «Русскую историю», впрочем, он захватил с собою, развернул ее перед свечкой и
начал читать,
то есть из букв делать бог знает какие склады, а из них сочетать какие только приходили ему в голову слова, и воображал совершенно уверенно, что он это читает!
Публика
начала сбираться почти не позже актеров, и первая приехала одна дама с мужем, у которой, когда ее сыновья жили еще при ней, тоже был в доме театр; на этом основании она, званая и незваная, обыкновенно ездила на все домашние спектакли и всем говорила: «У нас самих это было — Петя и Миша (ее сыновья) сколько раз это делали!» Про мужа ее, служившего контролером в
той же казенной палате, где и Разумов, можно было сказать только одно, что он целый день пил и никогда не был пьян, за каковое свойство, вместо настоящего имени: «Гаврило Никанорыч», он был называем: «Гаврило Насосыч».
М-me Фатеева говорила: «Это такой человек, что сегодня раскается, а завтра опять сделает
то же!» Сначала Мари только слушала ее, но потом и сама
начала говорить.
Мари, Вихров и m-me Фатеева в самом деле
начали видаться почти каждый день, и между ними мало-помалу стало образовываться самое тесное и дружественное знакомство. Павел обыкновенно приходил к Имплевым часу в восьмом; около этого же времени всегда приезжала и m-me Фатеева. Сначала все сидели в комнате Еспера Иваныча и пили чай, а потом он вскоре после
того кивал им приветливо головой и говорил...
— А вот, кстати, —
начал Павел, — мне давно вас хотелось опросить: скажите, что значил, в первый день нашего знакомства, этот разговор ваш с Мари о
том, что пишут ли ей из Коломны, и потом она сама вам что-то такое говорила в саду, что если случится это — хорошо, а не случится — тоже хорошо.
Совестливые до щепетильности, супруг и супруга — из
того, что они с Павла деньги берут, — бог знает как
начали за ним ухаживать и беспрестанно спрашивали его: нравится ли ему стол их, тепло ли у него в комнате?
Особенно на Павла подействовало в преждеосвященной обедне
то, когда на средину церкви вышли двое, хорошеньких, как ангелы, дискантов и
начали петь: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою!» В это время
то одна половина молящихся,
то другая становится на колени; а дисканты все продолжают петь.
— Я прожил ребенком без всякого надзора, —
начал он неторопливо, — и
то, кажется, не сделал ничего дурного, за что бы вы меня могли укорить.
— А я вот-с, — продолжал Павел,
начиная уже горячиться, — если с неба звезды буду хватать,
то выйду только десятым классом, и
то еще через четыре года только!
— Меня-то теперь, главное, беспокоит, —
начала вдруг Фатеева, — разные тетушки и кумушки кричат на весь околоток, зачем я с мужа взяла вексель и не возвращаю ему его, но у меня его нет: он у Постена, и
тот мне его не отдает.
— Грамоте-то, чай, изволите знать, —
начал он гораздо более добрым и только несколько насмешливым голосом, — подите по улицам и глядите, где записка есть, а
то ино ступайте в трактир, спросите там газету и читайте ее: сколько хошь — в ней всяких объявлений есть. Мне ведь не жаль помещения, но никак невозможно этого: ну, я пьяный домой приду, разве хорошо господину это видеть?
Павел, вскоре после
того, встал и
начал раскланиваться.
—
Начало всех
начал, — отвечал
тот не без улыбки.
—
Начало всех
начал, — повторил Салов. — А Конт им говорит: «Вы никогда этого
начала не знали и не знаете, а знаете только явления, — и явления-то только в отношении к другому явлению, а
то явление, в свою очередь, понимаете в отношении этого явления, — справедливо это или нет?
— Что за вздор такой! — произнес с улыбкой Салов, а сам между
тем встал и
начал ходить по комнате.
Она, как показалось Павлу, была с ним нисколько не менее любезна, чем и с Неведомовым, который был на уроке и позапоздал прийти к
началу обеда, но когда он пришел,
то, увидев вновь появившегося молодого человека, радостно воскликнул: «Боже мой, Марьеновский!
Тот сейчас же его понял, сел на корточки на пол, а руками уперся в пол и, подняв голову на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх на воздух на кого-то и на что-то лают; а Замин повалился, в это время, на пол и
начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело,
начали хохотать до неистовства.
— Ну, вот этого мы и сами не знаем — как, — отвечал инженер и, пользуясь
тем, что Салов в это время вышел зачем-то по хозяйству,
начал объяснять. — Это история довольно странная. Вы, конечно, знакомы с здешним хозяином и знаете, кто он такой?
— Павел Михайлович, —
начал он, становясь перед сыном, — так как вы в Москве очень мало издерживали денег,
то позвольте вот вам поклониться пятьюстами рублями. — И, поклонившись сыну в пояс, полковник протянул к нему руку, в которой лежало пятьсот рублей.
Михаил Поликарпович после
того, подсел к сыну и — нет-нет, да и погладит его по голове. Все эти нежности отца растрогали, наконец, Павла до глубины души. Он вдруг схватил и обнял старика,
начал целовать его в грудь, лицо, щеки.
Словом, он знал их больше по отношению к барям, как полковник о них натолковал ему; но тут он
начал понимать, что это были тоже люди, имеющие свои собственные желания, чувствования, наконец, права. Мужик Иван Алексеев, например, по одной благородной наружности своей и по складу умной речи, был, конечно, лучше половины бар, а между
тем полковник разругал его и дураком, и мошенником — за
то, что
тот не очень глубоко вбил стожар и сметанный около этого стожара стог свернулся набок.
Полковник еле уселся на свой экипаж, а когда поехал,
то совсем сгорбился и
начал трястись, как старушонка какая-нибудь.
Все пошли за ней, и — чем ужин более приближался к концу,
тем Павел более
начинал чувствовать волнение и даже какой-то страх, так что он почти не рад был, когда встали из-за стола и
начали прощаться.
Жить в Москве Вихров снова
начал с Неведомовым и в
тех же номерах m-me Гартунг. Почтенная особа эта, как жертва мужского непостоянства, сделалась заметно предметом внимания Павла.
— Да, не измените! — произнесла она недоверчиво и пошла велеть приготовить свободный нумер; а Павел отправил Ивана в гостиницу «Париж», чтобы
тот с горничной Фатеевой привез ее вещи.
Те очень скоро исполнили это. Иван, увидав, что горничная m-me Фатеевой была нестарая и недурная собой, не преминул сейчас же
начать с нею разговаривать и любезничать.
Я сколько раз ему говорила: «Вздор, говорю, не женитесь на мне, потому что я бедна!» Он образ снял,
начал клясться, что непременно женится; так что мы после
того совершенно, как жених и невеста, стали с ним целые дни ездить по магазинам, и он закупал мне приданое.
Он, должно быть, в
то время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне
начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на это письмо…
Вслед за
тем проводить с нею все время с глазу на глаз Павлу
начало делаться и скучновато.
То, о чем m-me Фатеева, будучи гораздо опытнее моего героя, так мрачно иногда во время уроков задумывалась,
начало мало-помалу обнаруживаться. Прежде всего было получено от полковника страшное, убийственное письмо, которое, по обыкновению, принес к Павлу Макар Григорьев. Подав письмо молодому барину, с полуулыбкою, Макар Григорьев все как-то стал кругом осматриваться и оглядываться и даже на проходящую мимо горничную Клеопатры Петровны взглянул как-то насмешливо.
Марьеновский между
тем, видимо, находивший эту выдуманную Павлом травлю на его знакомого неприличною,
начал весьма серьезно и не в насмешку разговаривать с Плавиным о Петербургском университете, о тамошних профессорах. Неведомов сидел молча и потупив голову. Павлу было досадно на себя: отчего он не позвал Салова?
— Плавин, — сказал Павел, обращаясь к
тому, — прежде вы были любителем театра; мы покажем вам такое представление, какого вы, вероятно, никогда не видывали.
Начинайте, Петин!
«Cher ангельчик! —
начинала она это письмо, — в
то время, как ты утопаешь в море твоего счастия, я хочу нанести тебе крошечный, едва чувствительный для тебя удар, но в котором заранее прошу у тебя извинения.
— Что плакать-то уж очень больно, —
начал он, — старик умер — не
то что намаявшись и нахвораючись!.. Вон как другие господа мозгнут, мозгнут, ажно прислуге-то всей надоедят, а его сразу покончило; хорошо, что еще за неделю только перед
тем исповедался и причастился; все-таки маленько помер очищенный.
— А по
то, чтобы вы не были крепостными; пока я жив,
то, конечно, употреблю все старание, чтобы вам было хорошо, но я умру, и вы достанетесь черт знает кому, и
тот, будущий мой наследник, в дугу вас, пожалуй,
начнет гнуть!
— Ехать-то мне, —
начал Павел, — вот ты хоть и не хочешь быть мне отцом, но я все-таки тебе откроюсь:
та госпожа, которая жила здесь со мной, теперь — там, ухаживает за больным, умирающим мужем. Приеду я туда, и мы никак не утерпим, чтобы не свидеться.
Обожатель ее m-r Leon, — мне тогда уже было 18 лет, и я была очень хорошенькая девушка, — вздумал не ограничиваться maman, а делать и мне куры; я с ужасом, разумеется, отвергла его искания; тогда он
начал наговаривать на меня и бранить меня и даже один раз осмелился ударить меня линейкой; я пошла и пожаловалась матери, но
та меня же обвинила и приказывала мне безусловно повиноваться m-r Леону и быть ему покорной.