Неточные совпадения
— Не смею входить в ваши расчеты, — начала она с расстановкою и ударением, — но, с своей стороны, могу
сказать только одно, что дружба, по-моему, не должна выражаться на одних словах, а доказываться и на деле: если вы действительно не в состоянии
будете поддерживать вашего сына в гвардии, то я
буду его содержать, — не роскошно, конечно, но прилично!.. Умру я, сыну моему
будет поставлено это в первом пункте моего завещания.
— У меня нет; но у папаши
есть, — отвечал Павел с одушевлением и сейчас же пошел к ключнице и
сказал ей: — Афимья, давай мне скорей папашино ружье из чулана.
Но вряд ли все эти стоны и рыдания ее не
были устроены нарочно, только для одного барина; потому что, когда Павел нагнал ее и
сказал ей: «Ты
скажи же мне, как егерь-то придет!» — «Слушаю, батюшка, слушаю», — отвечала она ему совершенно покойно.
Старший сын хозяев, должно
быть, очень неглупый мальчик, заметил это, и когда Александра Григорьевна перестала говорить, он сейчас же подошел к Сереже и вежливо
сказал ему...
— Прекрасно-с! И поэтому, по приезде в Петербург, вы возьмите этого молодого человека с собой и отправляйтесь по адресу этого письма к господину, которого я очень хорошо знаю; отдайте ему письмо, и что он вам
скажет: к себе ли возьмет вашего сына для приготовления, велит ли отдать кому — советую слушаться беспрекословно и уже денег в этом случае не жалеть, потому что в Петербурге также
пьют и
едят, а не воздухом питаются!
— Касательно второго вашего ребенка, — продолжала Александра Григорьевна, — я хотела
было писать прямо к графу. По дружественному нашему знакомству это
было бы возможно; но сами согласитесь, что лиц, так высоко поставленных, беспокоить о каком-нибудь определении в училище ребенка — совестно и неделикатно; а потому вот вам письмо к лицу, гораздо низшему, но, пожалуй, не менее сильному… Он друг нашего дома, и вы ему прямо можете
сказать, что Александра-де Григорьевна непременно велела вам это сделать!
— Я
буду учиться хорошо, —
сказал Павел.
— Поди-ка распорядись, чтобы там все готово
было, —
сказал Еспер Иваныч Анне Гавриловне.
— На-ка вот тебе, —
сказал он, подавая его Паше: — тут
есть три-четыре рыжичка; если тебе захочется полакомиться, — книжку какую-нибудь купить, в театр сходить, — ты загляни в эту шапочку, к тебе и выскочит оттуда штучка, на которую ты можешь все это приобресть.
Имплева княгиня сначала совершенно не знала; но так как она одну осень очень уж скучала, и у ней совершенно не
было под руками никаких книг, то ей кто-то
сказал, что у помещика Имплева очень большая библиотека.
Я нисколько не преувеличу, если
скажу, что княгиня и Имплев
были самые лучшие, самые образованные люди из всей губернии.
— А ты вот что
скажи мне, — продолжал полковник, очень довольный бойкими ответами солдата, —
есть ли у тебя жена?
— Их, вероятно, во второй, а может
быть, и в третий класс примут, —
сказал Плавин полковнику.
— Эка прелесть, эка умница этот солдат!.. — восклицал полковник вслух: — то
есть, я вам
скажу, — за одного солдата нельзя взять двадцати дворовых!
Здесь мне, может
быть,
будет удобно
сказать несколько слов об этом человеке.
— Сегодня отличное представление! —
сказал он, развертывая и подавая заскорузлой рукой афишу. — Днепровская русалка [«Днепровская русалка» — пьеса
была переделана Н.С.Краснопольским из либретто Фердинанда Кауера (1751—1831). Впервые поставлена на петербургской сцене в 1803 году.], — прибавил он, тыкая пальцем на заглавие.
— Извините, я уж в валенках; спать
было лег, —
сказал Симонов, входя в комнаты.
— Надо
быть, что
будет!.. Заглазно, конечно, что утвердительно
сказать нельзя… — отвечал, придав мыслящее выражение своей физиономии, Симонов.
Другие действующие лица тоже не замедлили явиться, за исключением Разумова, за которым Плавин принужден
был наконец послать Ивана на извозчике, и тогда только этот юный кривляка явился; но и тут шел как-то нехотя, переваливаясь, и увидя в коридоре жену Симонова, вдруг стал с нею так нецеремонно шутить, что та
сказала ему довольно сурово: «Пойдите, барин, от меня, что вы!»
Публика начала сбираться почти не позже актеров, и первая приехала одна дама с мужем, у которой, когда ее сыновья жили еще при ней, тоже
был в доме театр; на этом основании она, званая и незваная, обыкновенно ездила на все домашние спектакли и всем говорила: «У нас самих это
было — Петя и Миша (ее сыновья) сколько раз это делали!» Про мужа ее, служившего контролером в той же казенной палате, где и Разумов, можно
было сказать только одно, что он целый день
пил и никогда не
был пьян, за каковое свойство, вместо настоящего имени: «Гаврило Никанорыч», он
был называем: «Гаврило Насосыч».
— Да это что же?.. Все равно! — отвечал jeune-premier, совершенно не поняв того, что
сказал ему Николай Силыч: он
был малый красивый, но глуповатый.
— А что,
скажи, — спросил его Николай Силыч, — если бы ты жил на тропиках,
пил бы али нет?
— Господа! —
сказал он дрожащим голосом. — Там Разумов дразнит Шишмарева — тот играть не может. Я хотел
было его задушить, но я должен сегодня играть.
Громадное самолюбие этого юноши до того
было уязвлено неудачею на театре, что он
был почти не в состоянии видеть Павла, как соперника своего на драматическом поприще; зато сей последний, нельзя
сказать, чтобы не стал в себе воображать будущего великого актера.
Одно новое обстоятельство еще более сблизило Павла с Николаем Силычем. Тот
был охотник ходить с ружьем. Павел, как мы знаем, в детстве иногда бегивал за охотой, и как-то раз, идя с Николаем Силычем из гимназии,
сказал ему о том (они всегда почти из гимназии ходили по одной дороге, хотя Павлу это
было и не по пути).
— А что,
скажи ты мне, пан Прудиус, — начал он, обращаясь к Павлу, — зачем у нас господин директор гимназии нашей существует? Может
быть, затем, чтобы руководить учителями, сообщать нам методы, как вас надо учить, — видал ты это?
— Нет-с, не
был, да и не пойду! —
сказал Павел, а между тем слова «l'homme d'occasion» неизгладимыми чертами врезались в его памяти.
— Ну, гости дорогие, пожалуйте-ко в сад! Наш младенчик, может
быть, заснет, —
сказала она. — В комнату бы вам к Марье Николаевне, но там ничего не прибрано.
Из ее слов Павел услышал: «Когда можно
будет сделаться, тогда и сделается, а
сказать теперь о том не могу!» Словом, видно
было, что у Мари и у Фатеевой
был целый мир своих тайн, в который они не хотели его пускать.
— Ну, вот давай, я тебя стану учить;
будем играть в четыре руки! —
сказала она и, вместе с тем, близко-близко села около Павла.
— Ну, в таком случае, я
буду играть по правилам, —
сказал Павел, — но только вы же меня и учите; мне не у кого брать уроки.
Сказать ей прямо о том у него не хватало, разумеется, ни уменья, ни смелости, тем более, что Мари, умышленно или нет, но даже разговор об чем бы то ни
было в этом роде как бы всегда отклоняла, и юный герой мой ограничивался тем, что восхищался перед нею выходившими тогда библейскими стихотворениями Соколовского.
Павел пробовал
было хоть на минуту остаться с ней наедине, но решительно это
было невозможно, потому что она то укладывала свои ноты, книги, то разговаривала с прислугой; кроме того, тут же в комнате сидела, не сходя с места, m-me Фатеева с прежним могильным выражением в лице; и, в заключение всего, пришла Анна Гавриловна и
сказала моему герою: «Пожалуйте, батюшка, к барину; он один там у нас сидит и дожидается вас».
— Это тебе, —
сказал он, подавая пакет Павлу, — тут пятьсот рублей. Если отец не
будет тебя пускать в университет, так тебе
есть уж на что ехать.
Какие у этих двух добрых человек могли
быть особенные грехи, —
сказать трудно!..
— Я никак этого прежде и не мог
сказать, никак! — возразил Павел, пожимая плечами. — Потому что не знал, как я кончу курс и
буду ли иметь право поступить в университет.
— Ну так вот что, мой батюшка, господа мои милые, доложу вам, — начала старуха пунктуально, — раз мы, так уж
сказать, извините, поехали с Макаром Григорьичем чай
пить. «Вот, говорит, тут лекарев учат, мертвых режут и им показывают!» Я, согрешила грешная, перекрестилась и отплюнулась. «Экое место!» — думаю; так, так
сказать, оно оченно близко около нас, — иной раз ночью лежишь, и мнится: «Ну как мертвые-то скочут и к нам в переулок прибегут!»
— Здравствуйте, молодой человек! —
сказала Александра Григорьевна, поздоровавшись сначала с полковником и обращаясь потом довольно ласково к Павлу, в котором сейчас же узнала, кто он
был такой.
— Вот вы
были так снисходительны, что рассуждали с этим молодым человеком, — и она указала на Павла, — но мне
было так грустно и неприятно все это слышать, что и
сказать не могу.
— Нас затем и посылают в провинцию, чтобы не
было этого крючкотворства, — возразил правовед и потом, не без умыслу, кажется, поспешил переменить разговор. — А что,
скажите, брат его тоже у вас служит, и с тем какая-то история вышла?
— Ну-с, прощайте! —
сказал Дрозденко, вставая и целуясь с ним. Он заметил, кажется, что Павел далеко не симпатизировал его мыслям, потому что сейчас же переменил с ним тон. — Кланяйтесь вашему Кремлю, — заключил он, — и помните, что каждый камушек его
поспел и положен по милости татарской, а украинцы так только бились с ними и проливали кровь свою…
— А что же вы не
сказали того, что муж прежде всегда заставлял меня, чтоб я
была любезна с вами? — проговорила она, не оборачивая лица своего в комнату: вообще в тоне ее голоса и во всех манерах
было видно что-то раздраженное.
— А в отношении себя что же? —
сказал Павел. Он видел, что m-me Фатеева
была за что-то очень сердита на Мари.
— А я еще больше измучусь, —
сказал Павел, — если вы поедете со мной, потому что вам надобно
быть в деревне.
— И то сяду, —
сказал тот, сейчас же садясь. — Стар ныне уж стал; вот тоже иной раз по подряду куда придешь — постоишь маненько и сядешь. «Нет-мо, баря,
будет; постоял я перед вами довольно!..»
— На, убери — это барчиково кушанье; чтобы все у меня
было цело, —
сказал ему Макар Григорьев.
— Что за вздор такой! Оставь меня!.. —
сказал Павел, которому в настоящую минуту
было вовсе не до претензии Ивана.
Павел велел дать себе умываться и одеваться в самое лучшее платье. Он решился съездить к Мари с утренним визитом, и его в настоящее время уже не любовь, а скорее ненависть влекла к этой женщине. Всю дорогу от Кисловки до Садовой, где жила Мари, он обдумывал разные дерзкие и укоряющие фразы, которые намерен
был сказать ей.
— Что же, очень интересным монахом
будешь, —
сказала она, держа глаза опущенными в землю.
— Ах, сделайте одолжение, я очень
буду рад с вами жить, — подхватил Павел простодушно. Ему начал его новый знакомый уже нравиться. — А
скажите, это далеко отсюда?