Остальное ты все знаешь, и я только прибавлю, что, когда я виделась с тобой в последний раз в доме Еспера Иваныча и тут же был Постен и когда он ушел, мне тысячу раз хотелось броситься
перед тобой на колени и умолять тебя, чтобы ты спас меня и увез с собой, но ты еще был мальчик, и я знала, что не мог этого сделать.
Неточные совпадения
Она, голубушка, на колени даже
перед ним стала и все просила его: «
Ты, говорит, этим Макара Григорьева погубишь навеки!..»
— Этого, впрочем, в «Илиаде» нет, а я рассказываю
тебе это из другого предания, — поспешил объяснить ей Павел, желая
передавать ей самые точные сведения, и затем он вкратце изложил ей содержание всей «Илиады».
С учителями мы больше перемигивались и записочки им
передавали; или вот насчет этих статуй
ты мне напомнил: я училась в пансионе, и у нас длинный этакий был дортуар…
Тогда Александр Иванович посмотрел как-то мрачно на Доброва и проговорил ему: «Пей
ты!» Тот послушался и выпил. Александр Иванович, склонив голову, стал разговаривать с стоявшим
перед ним на ногах хозяином.
— Пойдем, однако; мне
тебе надо много
передать, — сказала Мари и увела его к себе в комнату.
И тотчас же потом закричал: «
Ты еще кто,
ты еще кто?» — нащупав какую-то другую женщину. Та тоже притихла. Он и ее,
передав солдату, приказал ему не отпускать.
— Расскажи
ты мне, — начал Вихров, — весь последний день
перед смертью жены: как и что
ты делал, виделся ли с женой и что с ней говорил? Рассказывай все по порядку.
— Друг сердечный,
тебя ли я вижу! — воскликнула она, растопыривая
перед Вихровым руки. Она, видимо, решилась держать себя с ним с прежней бойкостью. — И это не грех, не грех так приехать! — продолжала она, восклицая. — Где
ты остановился? У вас, что ли? — прибавила она священнику.
— Я вот
тебе дело скажу:
ты начальству своему заяви, чтобы они попа этого убрали отсюда, а то у него из единоверия опять все уйдут в раскол; не по нраву он пришелся народу, потому строг — вдруг девицам причастья не дает, изобличает их
перед всеми.
Мужик придет к нему за требой — непременно требует, чтобы в телеге приезжал и чтобы ковер ему в телеге был: «
Ты, говорит, не меня, а сан мой почитать должен!» Кто теперь на улице встретится, хоть малый ребенок, и шапки
перед ним не снимет, он сейчас его в церковь — и на колени: у нас народ этого не любит!
Раз они в чем-то разругались на баллотировке: «
Ты, — говорит один другому, — не смей мне говорить: я два раза в солдаты был разжалован!» — «А я, — говорит другой, — в рудниках на каторге был!» — хвастаются друг
перед другом тем; а вон нынешние-то лизуны — как съедутся зимой, баль-костюме сейчас надо для начальника губернии сделать.
— А
перед вами пьяный и растерзанный городовой; вы стоите от него отвернувшись и говорите: «Мой милый друг, застегнись, пожалуйста, а то мне, как начальнику, неловко
тебя видеть в этом виде» — и все эти три карикатуры будут названы: свобода нравов.
— Разве
ты уж уходишь? — спросила она, потупляясь
перед ним.
— Пожалуйста, не объясняй причины! Я не могу иначе! Мне очень совестно
перед тобой и перед ним. Но ему, я думаю, не будет большого горя уехать, а мне и моей жене его присутствие неприятно.
Татьяна, милая Татьяна! // С тобой теперь я слезы лью; // Ты в руки модного тирана // Уж отдала судьбу свою. // Погибнешь, милая; но прежде // Ты в ослепительной надежде // Блаженство темное зовешь, // Ты негу жизни узнаешь, // Ты пьешь волшебный яд желаний, // Тебя преследуют мечты: // Везде воображаешь ты // Приюты счастливых свиданий; // Везде, везде
перед тобой // Твой искуситель роковой.
Неточные совпадения
Довольны наши странники, // То рожью, то пшеницею, // То ячменем идут. // Пшеница их не радует: //
Ты тем
перед крестьянином, // Пшеница, провинилася, // Что кормишь
ты по выбору, // Зато не налюбуются // На рожь, что кормит всех.
Уж налились колосики. // Стоят столбы точеные, // Головки золоченые, // Задумчиво и ласково // Шумят. Пора чудесная! // Нет веселей, наряднее, // Богаче нет поры! // «Ой, поле многохлебное! // Теперь и не подумаешь, // Как много люди Божии // Побились над
тобой, // Покамест
ты оделося // Тяжелым, ровным колосом // И стало
перед пахарем, // Как войско пред царем! // Не столько росы теплые, // Как пот с лица крестьянского // Увлажили
тебя!..»
Гляжу: могилка прибрана, // На деревянном крестике // Складная золоченая // Икона.
Перед ней // Я старца распростертого // Увидела. «Савельюшка! // Откуда
ты взялся?»
«Уйди!..» — вдруг закричала я, // Увидела я дедушку: // В очках, с раскрытой книгою // Стоял он
перед гробиком, // Над Демою читал. // Я старика столетнего // Звала клейменым, каторжным. // Гневна, грозна, кричала я: // «Уйди! убил
ты Демушку! // Будь проклят
ты… уйди!..»
— Куда
ты девал нашего батюшку? — завопило разозленное до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал
перед ним.