— Попервоначалу она тоже с ним уехала; но, видно, без губернаторства-то денег у него немножко в умалении сделалось, она из-за него другого стала иметь. Это его очень тронуло, и один раз так, говорят, этим огорчился, что крикнул на нее за то, упал и мертв очутился; но и ей тоже
не дал бог за то долгого веку: другой-то этот самый ее бросил, она — третьего, четвертого, и при таком пути своей жизни будет ли прок, — померла, говорят, тоже нынешней весной!
Неточные совпадения
За меня
бог не даст счастья твоему сыну!» Слезы текли, и холод пробегал по нервам старика.
— Настоящее блаженство состоит, — отвечал Имплев, — в отправлении наших высших душевных способностей: ума, воображения, чувства. Мне вот, хоть и
не много, а все побольше разных здешних господ,
бог дал знания, и меня каждая вещь, что ты видишь здесь в кабинете, занимает.
Только маменька ваша,
дай ей
бог царство небесное: «Нет, говорит, Миша, прошу тебя — Макара Григорьева
не трогай!
Священник слушал его, потупив голову. Полковник тоже сидел, нахмурившись: он всегда терпеть
не мог, когда Александр Иванович начинал говорить в этом тоне. «Вот за это-то
бог и
не дает ему счастия в жизни: генерал — а сидит в деревне и пьет!» — думал он в настоящую минуту про себя.
Александр Иванович зачитал: в дикции его было много декламации, но такой умной, благородной, исполненной такого искреннего неподдельного огня, что —
дай бог, чтобы она всегда оставалась на сцене!.. Произносимые стихи показались Павлу верхом благозвучия; слова Федры дышали такою неудержимою страстью, а Ипполит — как он был в каждом слове своем, в каждом движении, благороден, целомудрен! Такой высокой сценической игры герой мой никогда еще
не видывал.
— Ну, вот этого
не знаю, постараюсь! — отвечала Анна Ивановна и развела ручками. — А ведь как, Вихров, мне в девушках-то оставаться: все волочатся за мной, проходу
не дают, точно я — какая дрянная совсем. Все, кроме вас, волочились, ей-богу! — заключила она и надула даже губки; ей, в самом деле, несносно даже было, что все считали точно какою-то обязанностью поухаживать за ней!
«Милый друг, — писал он, — я согрешил, каюсь перед вами: я написал роман в весьма несимпатичном для вас направлении; но, видит
бог, я его
не выдумал; мне его
дала и нарезала им глаза наша русская жизнь; я пишу за женщину, и три типа были у меня, над которыми я производил свои опыты.
Видит
бог, — продолжал он, ударяя себя в грудь, — я рожден
не для разврата и порока, а для дела, но как тут быть, если моего-то дела мне и
не дают делать!
— Какого звания — мужик простой, служить только
богу захотел, — а у нас тоже житье-то! При монастыре служим, а сапогов
не дают; а мука-то ведь тоже ест их, хуже извести, потому она кислая; а начальство-то
не внемлет того: где хошь бери, хоть воруй у
бога — да!.. — бурчал старик. Увидев подъехавшего старика Захаревского, он поклонился ему. — Вон барин-то знакомый, — проговорил он, как-то оскаливая от удовольствия рот.
— То ужасно, — продолжал Вихров, —
бог дал мне, говорят, талант, некоторый ум и образование, но я теперь пикнуть
не смею печатно, потому что подавать читателям воду, как это делают другие господа, я
не могу; а так писать, как я хочу, мне
не позволят всю жизнь; ну и прекрасно, — это, значит, убили во мне навсегда; но мне жить даже
не позволяют там, где я хочу!..
— Это, ваше благородие, все уголовная палата делает, — толковал ему солдат, — велико оно очень — и, чтобы
не судить его, она и перепихивает его к нам в канцелярию; а мы вот и таскайся с ним!.. На свой счет, ваше благородие, извозчика нанимал, ей-богу, — казначей
не даст денег. «Неси, говорит, на себе!» Ну, стащишь ли, ваше благородие, экого черта на себе!
— И Сарапка
давал; оба начальника мы
давали; ну, он тоже, видно,
не побоялся
бога, а шкуры своей больше пожалел.
— Теперь только,
дай бог, в гору взобраться, — сказал он,
не садясь еще на козлы.
Он сам Христом
богом упрашивал мужа, чтобы тот взял его с собою, — и когда Евгений Петрович согласился, то надобно было видеть восторг этого господина; об неприятеле он
не может говорить без пены у рта и говорит, что вся Россия должна вооружиться, чтобы
не дать нанести себе позора, который задумала ей сделать Франция за двенадцатый год.
—
Дай бог, чтобы я-то была достойна его, — сказала Юлия. — Конечно, я уж
не могу принести ему ни молодого сердца, ни свежего чувства, но, по крайней мере, буду ему покорна и честно исполню свой долг.
Дай-то
бог, авось мы доживем до того, что нам будет возможно
не боясь честно говорить и
не стыдясь честно жить».
— За это тебе
бог самому счастья-то
не даст в жизни; смотри-ка, какой старый-престарый стал.
— Три раза, канальи, задевали, сначала в ногу, потом руку вот очень сильно раздробило, наконец, в животе пуля была; к тяжелораненым причислен, по первому разряду, и если бы
не эта девица Прыхина, знакомая ваша, пожалуй бы, и жив
не остался: день и ночь сторожила около меня!..
Дай ей
бог царство небесное!.. Всегда буду поминать ее.
— Вообще выходило у него так, что интеллигенция — приказчица рабочего класса, не более, — говорил Суслов, морщась, накладывая ложкой варенье в стакан чаю. — «Нет, сказал я ему, приказчики революций не делают, вожди, вожди нужны, а не приказчики!» Вы, марксисты, по дурному примеру немцев, действительно становитесь в позицию приказчиков рабочего класса, но у немцев есть Бебель, Адлер да — мало ли? А у вас — таких нет, да и
не дай бог, чтоб явились… провожать рабочих в Кремль, на поклонение царю…
Дело в том, что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно что касалось других; но как только нужно было двинуть пальцем, тронуться с места — словом, применить им же созданную теорию к делу и дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется, а если и примется, так
не дай Бог что выйдет.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда
не была червонная
дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная
дама!
Бог знает что такое!
Его хозяйка Домнушка // Была куда заботлива, // Зато и долговечности //
Бог не дал ей.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, //
Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
— А ты
не трусь!
Бог милостив! // Ты
дай еще целковенький, // Увидишь — удружу! —
Недаром порывается // В Москву, в новорситет!» // А Влас его поглаживал: // «
Дай Бог тебе и серебра, // И золотца,
дай умную, // Здоровую жену!» // —
Не надо мне ни серебра, // Ни золота, а
дай Господь, // Чтоб землякам моим // И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело // На всей святой Руси!