Неточные совпадения
Тот, оставшись
один, вошел
в следующую комнату и почему-то опять поприфрантился перед зеркалом. Затем, услышав шелест женского шелкового платья, он обернулся: вошла, сопровождаемая Анной Гавриловной, белокурая, чрезвычайно миловидная девушка, лет восемнадцати, с нежным цветом
лица, с темно-голубыми глазами, которые она постоянно держала несколько прищуренными.
Павел пробовал было хоть на минуту остаться с ней наедине, но решительно это было невозможно, потому что она то укладывала свои ноты, книги, то разговаривала с прислугой; кроме того, тут же
в комнате сидела, не сходя с места, m-me Фатеева с прежним могильным выражением
в лице; и,
в заключение всего, пришла Анна Гавриловна и сказала моему герою: «Пожалуйте, батюшка, к барину; он
один там у нас сидит и дожидается вас».
— Да, это
одно из самых пылких и страстных его произведений, но меня, кроме уж главного ее сюжета — любви… а кому же любовь не нравится? (Неведомов при этом усмехнулся.) Меня очень манят к ней, — продолжал он, — некоторые побочные
лица, которые выведены
в ней.
Когда Павел приехал к становой квартире (она была всего
в верстах
в двух от села) и вошел
в небольшие сенцы, то увидел сидящего тут человека с обезображенным и совершенно испитым
лицом, с кандалами на ногах;
одною рукой он держался за ногу, которую вряд ли не до кости истерло кандалою.
И она привела Павла
в спальную Еспера Иваныча, окна которой были закрыты спущенными зелеными шторами, так что
в комнате царствовал полумрак. На
одном кресле Павел увидел сидящую Мари
в парадном платье, приехавшую, как видно, поздравить новорожденного. Она похудела очень и заметно была страшно утомлена. Еспер Иваныч лежал, вытянувшись, вверх
лицом на постели; глаза его как-то бессмысленно блуждали по сторонам; самое
лицо было налившееся, широкое и еще более покосившееся.
Павел пожал плечами и ушел
в свою комнату; Клеопатра Петровна, оставшись
одна, сидела довольно долго, не двигаясь с места.
Лицо ее приняло обычное могильное выражение: темное и страшное предчувствие говорило ей, что на Павла ей нельзя было возлагать много надежд, и что он, как пойманный орел, все сильней и сильней начинает рваться у ней из рук, чтобы вспорхнуть и улететь от нее.
— Завтра мы с тобой поедем
в Парк к
одной барыне-генеральше; смотри, не ударь себя
лицом в грязь, — продолжал Вихров и назвал при этом и самую дачу.
В передней Вихров застал довольно странную сцену. Стоявшие там приезжие лакеи забавлялись и перебрасывали друг на друга чей-то страшно грязный, истоптанный женский плисовый сапог, и
в ту именно минуту, когда Вихров вошел, сапог этот попал
одному лакею
в лицо.
— Все известны-с, — отвечал священник, — и прямо так говорили многие, что к
одному из них, весьма почтенному
лицу, приезжал ксендз и увещевал свою паству, чтобы она камня на камне
в сем граде не оставила!
Слова доктора далеко, кажется, не пропадали для генерала даром; он явно и с каким-то особенным выражением
в лице стал заглядывать на всех молоденьких женщин, попадавшихся ему навстречу, и даже нарочно зашел
в одну кондитерскую,
в окнах которой увидел хорошенькую француженку, и купил там два фунта конфет, которых ему совершенно не нужно было.
Самовар с приготовленным
в нем глинтвейном внес сам хозяин. Вихров сел на пустое место перед столом;
лицо у него
в одно и то же время было грустное и озлобленное.
Генерал, впрочем, совершенно уже привык к нервному состоянию своей супруги, которое
в ней, особенно
в последнее время, очень часто стало проявляться.
В одно утро, наконец, когда Мари сидела с своей семьей за завтраком и, по обыкновению, ничего не ела, вдруг раздался звонок; она по какому-то предчувствию вздрогнула немного. Вслед за тем лакей ей доложил, что приехал Вихров, и герой мой с веселым и сияющим
лицом вошел
в столовую.
— Оставайся здесь и ходи к нам, — повторила она. На
лице ее как бы
в одно и то же время отразилось удовольствие и маленький страх.
Все действующие
лица выучили уже свои роли, так как все они хорошо знали, что строгий их предприниматель, с самого уже начала репетиции стоявший у себя
в зале навытяжке и сильно нахмурив брови, не любил шутить
в этом случае и еще
в прошлом году
одного предводителя дворянства, который до самого представления не выучивал своей роли, распек при целом обществе и, кроме того, к очередной награде еще не представил.
Староста и работник тоже были выпущены. Последний, с явно сердитым
лицом, прошел прямо на двор; а староста по-прежнему немного подсмеивался над священником. Вихров, священник и староста отправились, наконец,
в свой поход. Иерей не без умысла, кажется, провел Вихрова мимо единоверческой церкви и заставил его заглянуть даже туда: там не было ни
одного молящегося.
— Нет, Поль, пощади меня! — воскликнула Мари. — Дай мне прежде уехать
одной, выдержать эти первые ужасные минуты свидания, наконец — оглядеться, осмотреться, попривыкнуть к нашим новым отношениям… Я не могу вообразить себе, как я взгляну ему
в лицо. Это ужасно! Это ужасно!.. — повторяла несколько раз Мари.
А Ноздрев, с тех пор, как удачный донос сделал, только о том и мечтает, как бы местечко смотрителя или эконома получить, особливо ежели при сем и должность казначея
в одном лице сопрягается. Получив эту должность, он годик-другой будет оправдывать доверие, а потом цапнет куш тысяч в триста, да и спрячет его в потаенном месте. Разумеется, его куда следует ушлют, а он там будет жить да поживать, да процентики получать.
Неточные совпадения
Городничий (
в сторону, с
лицом, принимающим ироническое выражение).
В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с
одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся
в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся
одна к другой с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные.
Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не
один он погряз, но
в лице его погряз и весь Глупов.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали:
в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на
лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь
в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом
в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы —
один шаг.
Но река продолжала свой говор, и
в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее. Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали
лицом к
лицу два бреда:
один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.