Неточные совпадения
Эта
обедня собственно ею и была заказана за упокой мужа; кроме
того, Александра Григорьевна была строительницей храма и еще несколько дней
тому назад выхлопотала отцу протопопу камилавку [Камилавка — головной убор священников во время церковной службы, жалуемый за отличие.].
Бедный Еспер Иваныч и
того уж не мог сообразить; приезжай к нему Мари, когда он еще был здоров, он поместил бы ее как птичку райскую, а теперь Анна Гавриловна, когда уже сама сделает что-нибудь, тогда привезет его в креслах показать ему.
Когда стали готовиться идти к
обедне,
то Крестовниковы опять его удивили: они рядились и расфранчивались, как будто бы шли на какой-нибудь парад.
Макар Григорьев преимущественно не уважал полковника за
то, что
тот был из
бедных дворян.
— Это совсем другое! — произнес Неведомов, как бы даже удивленный этим сравнением. — Виктор Гюго больше всего обязан своей славой
тому, что явился тотчас после бесцветной, вялой послереволюционной литературы и, действительно, в этом
бедном французском языке отыскал новые и весьма сильные краски.
Анна Ивановна была дочь одного
бедного чиновника, и приехала в Москву с
тем, чтобы держать в университете экзамен на гувернантку. Она почти без копейки денег поселилась в номерах у m-me Гартунг и сделалась какою-то дочерью второго полка студентов: они все почти были в нее влюблены, оберегали ее честь и целомудрие, и почти на общий счет содержали ее, и не позволяли себе не только с ней, по даже при ней никакой неприличной шутки: сама-то была она уж очень чиста и невинна душою!
Вакация Павла приближалась к концу. У
бедного полковника в это время так разболелись ноги, что он и из комнаты выходить не мог. Старик, привыкший целый день быть на воздухе, по необходимости ограничивался
тем, что сидел у своего любимого окошечка и посматривал на поля. Павел, по большей части, старался быть с отцом и развеселял его своими разговорами и ласковостью. Однажды полковник, прищурив свои старческие глаза и посмотрев вдаль, произнес...
— Да
бедных почесть и нет, есть многосемейные только, с малыми детьми; ну,
тем — известно — потяжельше!
— Ничего не надо! Вздумайте-ка только это вы завести, у вас все сейчас
бедными притворятся. Мы ведь, мужики — плуты… Вы не
то что позволяйте которому оброку не доносить, пусть он платит, как следует, а потом мне, что ли, хоть из оброку и отдадите, сколько пожелаете, а я в дом это к нему и пошлю, будто жалованья ему прибавляю, а коли не станет заслуживать
того, так отдеру.
«Мой дорогой друг, Поль!.. Я была на похоронах вашего отца, съездила испросить у его трупа прощение за любовь мою к тебе: я слышала, он очень возмущался этим… Меня,
бедную, все, видно, гонят и ненавидят, точно как будто бы уж я совсем такая ужасная женщина! Бог с ними, с другими, но я желаю возвратить если не любовь твою ко мне,
то, по крайней мере, уважение, в котором ты, надеюсь, и не откажешь мне, узнав все ужасы, которые я перенесла в моей жизни… Слушай...
В продолжение
обедни Вихров неоднократно замечал бросаемые, конечно, украдкой, но весьма знаменательные взгляды между Клеопатрой Петровной и доктором, и когда поехали назад,
то он почти оттолкнул доктора и сел против Клеопатры Петровны.
— Надо быть, — отвечал священник, — потому что следующее шестое число вспыхнул пожар уже в местах пяти и везде одновременно, так что жители стали все взволнованы
тем: лавки закрылись, хлебники даже перестали хлебы печь,
бедные погорелые жители выселялись на поле, около града, на дождь и на ветер, не имея ни пищи, ни одеяния!
Вскоре затем показалась монастырская мельница,
та самая, с которой некогда
бедный Добров похитил мешок.
— Все мое преступление состоит в
том, — продолжал Вихров, — что я в одном моем романе отстаивал
бедных наших женщин, а в другом —
бедных наших мужиков.
Земская полиция, действительно, страшно мучила
бедного секретаря. Лет двадцать пять сидел он на секретарском стуле и, рассматривая почти каждодневно в делах действия полицейских чинов, конечно полагал, желал и ожидал, что они хоть когда-нибудь и чем-нибудь возблагодарят его, но
те упорно не давали ему ни копейки.
— Вы, барин, курите побольше, а
то ведь эти пискуны-то совсем съедят! — сказал, обертываясь к нему, исправнический кучер, уже весь искусанный комарами и беспрестанно смахивавший кнутом целые стаи их, облипавшие
бедных лошадей, которые только вздрагивали от этого в разных местах телом и все порывались скорей бежать.
Мари и Вихров оба вспыхнули, и герой мой в первый еще раз в жизни почувствовал, или даже понял возможность чувства ревности любимой женщины к мужу. Он поспешил уехать, но в воображении его ему невольно стали представляться сцены, возмущающие его до глубины души и унижающие женщину бог знает до чего, а между
тем весьма возможные и почти неотклонимые для
бедной жертвы!
— Значит, никакой мой личный интерес не был тут затронут; но когда я в отчете должен был написать о состоянии вверенной мне губернии,
то я прямо объявил, что после эмансипации помещики до крайности
обеднели, мужики все переделились и спились, и хлебопашество упало.
Не забыть мне, милостивые государи, и
того, — продолжал Вихров, — как некогда блестящий и светский полковник обласкал и заступился за меня,
бедного и гонимого литератора, как меня потом в целом городе только и оприветствовали именно за
то, что я был гонимый литератор, — это два брата Захаревские: один из них был прокурор и бился до последних сил с деспотом-губернатором, а другой — инженер, который давно уже бросил мелкое поприще чиновника и даровито принялся за дело предпринимателя «…
Неточные совпадения
Ой ласточка! ой глупая! // Не вей гнезда под берегом, // Под берегом крутым! // Что день —
то прибавляется // Вода в реке: зальет она // Детенышей твоих. // Ой
бедная молодушка! // Сноха в дому последняя, // Последняя раба! // Стерпи грозу великую, // Прими побои лишние, // А с глазу неразумного // Младенца не спускай!..
Крестьяне речь
ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, // В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится
бедная // Крестьянская душа?
Беднее захудалого // Последнего крестьянина // Жил Трифон. Две каморочки: // Одна с дымящей печкою, // Другая в сажень — летняя, // И вся тут недолга; // Коровы нет, лошадки нет, // Была собака Зудушка, // Был кот — и
те ушли.
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог
тому заплатит, кто меня,
бедную, обижает.
Никакого преднамеренного глумления в рассказе его не замечается; напротив
того, во многих местах заметно даже сочувствие к
бедным ошеломляемым.