— Я, видишь, Ваня, обещал Анне Андреевне, — начал он, немного путаясь и сбиваясь, — обещал ей… то есть, мы согласились вместе с Анной Андреевной сиротку какую-нибудь на воспитание взять… так, какую-нибудь;
бедную то есть и маленькую, в дом, совсем; понимаешь?
Неточные совпадения
Она поняла, что он нашел его, обрадовался своей находке и, может быть, дрожа от восторга, ревниво спрятал его у себя от всех глаз; что где-нибудь один, тихонько от всех, он с беспредельною любовью смотрел на личико своего возлюбленного дитяти, — смотрел и не мог насмотреться, что, может быть, он так же, как и
бедная мать, запирался один от всех разговаривать с своей бесценной Наташей, выдумывать ее ответы, отвечать на них самому, а ночью, в мучительной тоске, с подавленными в груди рыданиями, ласкал и целовал милый образ и вместо проклятий призывал прощение и благословение на
ту, которую не хотел видеть и проклинал перед всеми.
—
То угодно, что вы безжалостная! — кричал я. — Как вы смеете так тиранить
бедного ребенка? Она не ваша; я сам слышал, что она только ваш приемыш,
бедная сирота…
Когда же я явился к ней во втором часу пополудни,
то муки ожидания достигли в
бедной старушке последней степени своей силы.
— После вам все объясню, Николай Сергеич. Это
бедная девочка, совершенная сирота, внучка
того самого Смита, который здесь жил и умер в кондитерской.
А как узнала, что дедушка
бедный,
то еще больше плакала.
Да, слезы о
бедной Нелли, хотя я в
то же время чувствовал непримиримое негодование: она не от нужды просила; она была не брошенная, не оставленная кем-нибудь на произвол судьбы; бежала не от жестоких притеснителей, а от друзей своих, которые ее любили и лелеяли.
Воротился я все-таки поздно. Александра Семеновна рассказала мне, что Нелли опять, как в
тот вечер, очень много плакала «и так и уснула в слезах», как тогда. «А уж теперь я уйду, Иван Петрович, так и Филипп Филиппыч приказал. Ждет он меня,
бедный».
— Когда мы приехали,
то долго отыскивали дедушку, — отвечала Нелли, — но никак не могли отыскать. Мамаша мне и сказала тогда, что дедушка был прежде очень богатый и фабрику хотел строить, а что теперь он очень
бедный, потому что
тот, с кем мамаша уехала, взял у ней все дедушкины деньги и не отдал ей. Ока мне это сама сказала.
Особенно на Павла подействовало в преждеосвященной
обедне то, когда на средину церкви вышли двое, хорошеньких, как ангелы, дискантов и начали петь: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою!» В это время то одна половина молящихся, то другая становится на колени; а дисканты все продолжают петь.
— Пять духов разом сидело в
бедном Томе: дух сладострастия — Обидикут, князь немоты — Гоббидидэнц, Магу — воровства, Модо — убийства и Флиббертиджиббет — кривляний и корчей. Теперь они все сидят в горничных и разных служанках.
Но, а как это новым перегудинским крепакам, однако, все-таки еще не нравилось, то, чтобы исправить в них поврежденные понятия и освежить одеревенелый вкус, за дело взялся поп Прокоп, который служил в красных чоботах и всякую неделю читал людям за
обеднею то «Павлечтение», которое укрепляет в людях веру, что они «рабы» и что цель их жизни состоит в том, что они должны «повиноваться своим господам».
Неточные совпадения
Ой ласточка! ой глупая! // Не вей гнезда под берегом, // Под берегом крутым! // Что день —
то прибавляется // Вода в реке: зальет она // Детенышей твоих. // Ой
бедная молодушка! // Сноха в дому последняя, // Последняя раба! // Стерпи грозу великую, // Прими побои лишние, // А с глазу неразумного // Младенца не спускай!..
Крестьяне речь
ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, // В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится
бедная // Крестьянская душа?
Беднее захудалого // Последнего крестьянина // Жил Трифон. Две каморочки: // Одна с дымящей печкою, // Другая в сажень — летняя, // И вся тут недолга; // Коровы нет, лошадки нет, // Была собака Зудушка, // Был кот — и
те ушли.
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог
тому заплатит, кто меня,
бедную, обижает.
Никакого преднамеренного глумления в рассказе его не замечается; напротив
того, во многих местах заметно даже сочувствие к
бедным ошеломляемым.