Неточные совпадения
Сам
господин был высокого роста; руки и ноги у него огромные, выражение лица неглупое и очень честное;
как бы для вящей противоположности с бароном, который был причесан и выбрит безукоризнейшим образом,
господин этот носил довольно неряшливую бороду и вообще всей своей наружностью походил более на фермера, чем на джентльмена, имеющего возможность носить такие дорогие пальто.
Высокий
господин вынул из кармана записочку и стал по ней спрашивать книг; приказчик подал ему все,
какие он желал, и все они оказались из области естествознания.
— Достаньте, пожалуйста, — протянул опять высокий
господин, — и пришлите все это в Морскую, в гостиницу «Париж», Григорову… князю Григорову, — прибавил он затем,
как бы больше для точности.
— А этот
господин, — продолжал Михайло Борисович, мотнув головой на дверь и явно разумея под именем
господина ушедшего генерала, — желает получить известное место, и между ними произошло, вероятно, такого рода facio ut facias [я делаю, чтобы ты делал (лат.).]: «вы-де схлопочите мне место, а я у вас куплю за это дом в мое ведомство»… А? — заключил Михайло Борисович, устремляя на барона смеющийся взгляд, а тот при этом сейчас же потупился,
как будто бы ему даже совестно было слушать подобные вещи.
Какая огромная привычка выработана у всех этих
господ важничать, и
какая под всем этим лежит пустота и даже мелочность и ничтожность характеров!..
— Ничего-с! — повторил еще раз Елпидифор Мартыныч, усаживаясь в кресло и приготовляясь,
как видно, побеседовать. — К-х-ха! — откашлянулся он затем с каким-то особенным наслаждением и отнесся уже с разговорами к княгине. — Был я, сударыня, ваше сиятельство, у графа Виктора Сергеевича на обеде; кушали у него: владыко с викарием, генерал-губернатор со свитой, разные
господа сенаторы…
Кучер вышел и, проходя коридором, видимо, соображал,
как ему все это хорошенько сделать для
барина.
— Потому что, — продолжала Елена, —
каким же образом можно было до такой степени полюбить
господина Долгорукова, человека весьма дурных качеств и свойств,
как говорит нам история, да и вообще кого из русских князей стоит так полюбить?
—
Как же-с!.. Сначала замужем была, ну, а потом и без замужества жила с одним
господином как бы в замужестве. Более всегда телесною красотой блистала, чем душевной!
— И потому,
господин его сиятельство, — продолжала Елизавета Петровна, как-то гордо поднимая свою громадную грудь, — теперь этими пустяками, которые нам дает, не думай у меня отделаться;
как только ребенок родится, он его сейчас же обеспечь двадцатью или тридцатью тысячами, а не то я возьму да и принесу его супруге на окошко: «На поди, нянчись с ним!» Вы, пожалуйста, так опять ему и передайте.
И вообще про все полчище русских литераторов Миклаков говорил, что в нем обретается никак не больше десятков двух или трех истинно даровитых и образованных людей, а остальные набрались из таких
господ, которые ни на
какое другое путное дело неспособны.
— Mille remerciements! [Тысяча благодарностей! (франц.).] — воскликнула Анна Юрьевна, до души обрадованная таким предложением барона, потому что считала его, безусловно, честным человеком, так
как он, по своему служебному положению, все-таки принадлежал к их кругу, а между тем все эти адвокаты, бог еще ведает,
какого сорта
господа. — Во всяком случае permettez-moi de vous offrir des emoluments [позвольте предложить вам вознаграждение (франц.).], — прибавила она.
— Да так!.. Как-то разошелся со всеми
господами журналистами.
— Жаль!.. Очень жаль!.. Я еще в молодости читал ваши сочинения и увлекался ими: действительно, в России очень многое дурно, и всем, кто умеет писать, надобно-с писать, потому что во всех сословиях начинают уже желать читать! Все хотят хоть сколько-нибудь просветиться!..
Какое же вам платье угодно иметь, почтеннейший
господин Миклаков? — заключил Адольф Иваныч с какой-то почти нежностью.
Как ни велико оказал одолжение почтенный
господин Майер Миклакову, но тот, выйдя от него, сейчас же разразился почти ругательством.
Камердинер не без основания принял эту предосторожность: молодой
барин часто обещал ему разные награды, а потом
как будто бы случайно и позабывал о том.
— Лучше всего за границу!.. Пусть с вами едет и
господин Миклаков! — отвечал князь,
как бы поняв ее страх. — Я, конечно, обеспечу вас совершенно состоянием: мое в этом случае,
как и прежде, единственное желание будет, чтобы вы и я после того могли открыто и всенародно говорить, что мы разошлись.
—
Какой сердитенький
барин, а? — говорил он, потирая руки. — Не любит,
как против шерсти кто его погладит!..
Жуквич, войдя к Елене, которая приняла его в большой гостиной, если не имел такого подобострастного вида,
как перед князем, то все-таки довольно низко поклонился Елене и подал ей письмо Миклакова. Она, при виде его, несколько даже сконфузилась, потому что никак не ожидала в нем встретить столь изящного и красивого
господина. Жуквич, с своей стороны, тоже, кажется, был поражен совершенно
как бы южною красотой Елены. Не зная, с чего бы начать разговор с ним, она проговорила ему...
—
Господин Жуквич знает,
какой… — ответил князь.
— Поди к
господину Жуквичу, — начал он приказывать лакею и при этом назвал улицу и гостиницу, где жил Жуквич, — и попроси его пожаловать ко мне, так
как мне нужно его видеть по весьма важному делу.
Но чтобы космополитом окончательным сделаться и восторгаться тем,
как разные западные
господа придут и будут душить и губить мое отечество, это… извините!..
Тогда она, по наружности по крайней мере,
как бы не обратила на то большого внимания и даже проговорила: «Все фарсы этот
господин выкидывает!» Но в настоящую минуту Елена,
как бы против воли, припомнила о других пистолетах, на ящике которых она сделала надпись своею рукой; со свойственной, однако, ей силой характера, она поспешила отогнать от себя это воспоминание и начала разговаривать с Жуквичем.
Глупая горничная,
как болтала она об этом с Марфушей, так и ему прямо объяснила, что барышня, должно быть, теперь гуляет с
барином Жуквичем, потому что ездит с ним по вечерам и неизвестно куда.
— Этого я не знаю!.. Вам самим лучше это знать! — подхватила Елена. — Во всяком случае, — продолжала она настойчиво, — я желаю вот чего: напишите вы
господам эмигрантам, что ежели они действительно нуждаются, так пусть напечатают в какой-нибудь честной, серьезной газете парижской о своих нуждах и назначат адрес, кому бы мы могли выдать новую помощь; а вместе с тем они пояснили бы нам, что уже получили помощь и в
каком именно размере, не упоминая, разумеется, при этом наших имен.
— По паспорту настоящему… Я сам читал его… Станислав Жуквич, коллежский секретарь даже…
барин,
как следует быть.
— Гм! — грустно усмехнулся Елпидифор Мартыныч. —
Как угостил себя!.. Мне, однако, тут одному делать нечего, — съездите хоть за бароном! — присовокупил он камердинеру, все время стоявшему у ног
барина и горько плакавшему.