Неточные совпадения
По смерти матери, она опять было
уехала в Петербург к брату, но через месяц стала собираться назад, и
с тех пор в течение трех
с половиною лет брата не видала.
— Наверное вам смею доложить, что их здесь нет, — они вчера
уехали в деревню-с.
— Все равно: узнайте мне, один он
уехал или
с женой?
— Выйдя замуж за Михаила Андреевича, — продолжала Бодростина, — я надеялась на первых же порах, через год или два, быть чем-нибудь обеспеченною настолько, чтобы покончить мою муку,
уехать куда-нибудь и жить, как я хочу… и я во всем этом непременно бы успела, но я еще была глупа и, несмотря на все проделанные со мною штуки, верила в любовь… хотела жить не для себя… я тогда еще слишком интересовалась тобой… я искала тебя везде и повсюду: мой муж
с первого же дня нашей свадьбы был в положении молодого козла, у которого чешется лоб, и лоб у него чесался недаром: я тебя отыскала.
С этими словами Синтянина пустила лошадь вброд и
уехала.
Горданов дал Алине слово встретиться
с нею и
с Кишенским на вокзале железной дороги, и
уехал к себе переодеваться по-дачному.
И Кишенский улыбнулся, схватил Алину за подбородок и вдруг засерьезничал и молча стал помогать Алине укладывать шнурок по всему краю полок, набитых сочинениями Иосафа Платоновича. Через час все эти пиротехнические затеи были окончены, шнурок
с конца припален; железная дверь замкнута, и хозяин
с хозяйкой
уехали, строго-настрого наказав оставленной при квартире бедной немецкой женщине беречь все пуще глаза, а главное быть осторожною
с огнем.
Утром Павел Николаевич
уехал в Петербург вместе
с Алиной. Кишенский остался дома в Павловске, Висленев тоже, и Горданов, едучи
с Алиной, слегка шутил на их счет и говорил, не покусались бы они.
Здесь опять произошли столкновения: Кишенский хотел, чтобы Висленев
уехал, но Алина опасалась, не чересчур ли уж это выгодно для Горданова, но они поторговались и решили на том, что Горданов повезет
с собою Висленева куда захочет и употребит его к чему вздумает, и за векселя свои в четыре тысячи рублей, приторгованные Кишенским за полторы, даст вексель на десять тысяч рублей, со взаимною порукой Висленева за Горданова и Горданова за Висленева.
Собственный дом ей представлялся давно покинутым раем, в который уже нельзя вернуться, и бедная девушка, прислонясь лбом к холодному стеклу окна,
с замирающим сердцем думала: пусть вернется Подозеров, и я скажу ему, чтоб он взял меня
с собой, и
уеду в город.
— Что вы?.. Я вас не оскорбил: я говорю, что вы лжете самим себе. Не верите? Я представлю на это доказательства. Если бы вы не хотели меня знать, вы бы
уехали вчера и не остались на сегодня. Бросьте притворство. Наша встреча — роковая встреча. Нет силы, которая могла бы сдержать страсть, объемлющую все существо мое. Она не может остаться без ответа. Лариса, ты так мне нравишься, что я не могу
с тобой расстаться, но и не могу на тебе жениться… Ты должна меня выслушать!
Что касается до Горданова, Подозерова и Висленева, то о них вспомнили только на другой день и, ввиду болезненного состояния Горданова и Подозерова, подчинили их домашнему аресту в их собственных квартирах; когда же пришли к Висленеву
с тем, чтобы пригласить его переехать на гауптвахту, то нашли в его комнате только обрывки газетных листов, которыми Иосаф Платонович обертывал вещи; сам же он еще вчера вечером
уехал бог весть куда.
Не отходя
с той поры от постели умирающего, Лариса ничего не знала о своем брате, людям же было известно лишь только то, что Иосаф Платонович вышел куда-то вскоре за бросившеюся из дому барышней и не возвращался домой до вечера, а потом пришел, уложил сам свои саквояжи, и как
уехал, так уже и не возвращался.
Препятствия эти казались неодолимыми, но Горданов поборол их и,
с помощью ходатайствовавшего за него пред властями Бодростина,
уехал в Петербург к Михаилу Андреевичу, оставив по себе поручительство, что он явится к следствию, когда возвращение к Подозерову сознания и сил сделает возможными нужные
с его стороны показания.
Она
уехала не назад в свою деревню, а куда-то далеко: одни предполагали, что она отправилась в Петербург, чтобы, пользуясь болезнью Горданова, отговорить мужа от рискованного предприятия устроить фабрику мясных консервов, в которое вовлек его этот Горданов, давний враг Глафиры, которого она ненавидела; другие же думали, что она, рассорясь
с мужем, поехала кутнуть за границу.
— А очень просто: сначала на цепь посадили, а нынче спустили
с цепи, — только и всего. Следствие затянулось; Горданов
с поручительством
уехал, и меня, в сравнение со сверстниками, на поруки выпустили. Спасибо господину Горданову!
Невеста приехала в церковь озабоченная, сердитая,
уехала с мужем надутая, встретила гостей у себя дома рассеянно и сидела за столом недовольная.
Лара не ревновала к ней мужа, но она боялась не совладеть
с нею, а к тому же после венчания Лариса начала думать: не напрасно ли она поторопилась, что, может быть, лучше было бы…
уехать куда-нибудь, вместо того, чтобы выходить замуж.
Хотела ли она расстаться
с майором и куда-нибудь
уехать? Это осталось ее тайной; но майор, увидев эти сборы, тотчас же надел мундир и отправился к полковому командиру
с просьбой об отставке.
Глафира Васильевна знала все эти «большие и совершенно непредвиденные обстоятельства», о которых так коротко извещал ее муж, и знала даже и то, что он еще вовсе не свалил их
с шеи и что ему не
уехать из Петербурга без ее помощи.
Иосаф Платонович решительно не мог верить ни словам спутницы, ни своим собственным ушам, но тем не менее обтекал
с нею огромный круг ее спиритского знакомства, посетил
с ней всех ее бедных, видел своими собственными глазами, как она отсчитала и отдала в спиритскую кассу круглую сумму на благотворительные дела, и наконец, очутясь после всей этой гоньбы, усталый и изнеможенный, в квартире Глафиры, спросил ее: неужто они в самом деле
уезжают назад? и получил ответ: да, я
уезжаю.
— Я и не шучу и мне даже некогда
с вами шутить, потому что я сейчас
уезжаю, и вот, я вижу, идут комиссионеры за моими вещами и приведен фиакр. Хотите положиться на меня и ехать со мною назад в Россию
с твердою верой, что я вас спасу, так идите, забирайте свой багаж и поедем, а не надеетесь на меня, так надейтесь на себя
с Благочестивым Устином и оставайтесь.
Этого письма уже не
с кем было отправить сию же минуту, потому что все люди были в разгоне, и Глафира, поручив его отнести оставшемуся единственному слуге,
уехала в приведенной ей извозчичьей карете, меж тем как вслед за ее отъездом пошли звонок за звонком, и один за другим появились: Бодростин, Горданов, Ропшин и наконец даже Кишенский. Все они были довольно разнообразно смущены неожиданным и внезапным прибытием Глафиры и суетились и метались по квартире.
— Княгиня Казимира Антоновна, угодно вам получить тысячу рублей и этот вексель?
С тысячью рублей вы можете спокойно
уехать за границу.
В Петербурге теперь ничто более ее не задерживало, а Михаил Андреевич, после тех передряг, какие он перенес здесь, сам рад был расстаться
с Северною Пальмирой. Бодростина решила, что им нужно
уехать в деревню.
Катерина Астафьевна побежала послом к Подозерову и через несколько минут возвратилась
с его согласием и благодарностию, а через два дня Андрей Иванович уже
уехал на свой новый пост принимать имение и устраивать себе там жилье.
Евангел на это ничего не отвечал: он
с предупредительной угодливостью высаживал Лару, и они, пройдя через небольшие темные сени, вошли в обиталище Подозерова, но не застали его. Андрей Иванович
уехал в город.
Лариса не знала, что ей делать, но брат ее был в таком отчаянии, а Горданов так кроток, — он так заботился облегчить ее смущение, и сам, отстраняя Жозефа, сказал ему, что он ему делает большую неприятность, подвергая этому насилию Ларису. Он говорил, что, видя ее нынешнее к нему отвращение, он не хочет и беспокоить ее никаким словом.
С этим он вырвал у Жозефа ключ, отпер дверь, вышел из комнаты и
уехал.
Гордость Лары страшно возмутилась этим наставлением, и она, посидев очень короткое время у Бодростиной,
уехала, захватив
с собой в качестве утешителя Жозефа, а на другой день прибыл к ним и другой утешитель — сам Павел Николаевич Горданов, которого потерявшаяся Лариса приняла и выслушивала его суждения
с братом о лицемерии провинциальном и о толерантности столиц.
Майор и генеральша решили не посылать депеши, чтобы не смущать Подозерова, а написали простое извещение Форовой, предоставляя ее усмотрению сказать или не сказать мужу Лары о ее возвращении, и затем
уехали. Филетер Иванович ночевал в кабинете у генерала и рано утром отправился к Бодростиным для переговоров
с Висленевым, а к вечеру возвратился
с известием, что он ездил не по что и привез ничего.
Через неделю она услыхала, что Лариса покинула свою городскую квартиру и спешно
уехала к Бодростиным, где
с Гордановым случилось несчастие: он ходил на охоту и, перелезая где-то через плетень, зацепил курком ружья за хворостину и выстрелил себе в руку.
Эту весть едва одолевал новый слух, что Карташов, или Ворошилов, оказавшийся контр-фискалом генерала, к которому являлась в Петербурге Глафира, был немедленно отозван, и
с ним
уехал и его землемер, в котором крестьяне признали слесаря Ермолаича, бывшего в положайниках у Сухого Мартына, когда добывали живой огонь.