Неточные совпадения
— Если вы пойдете за мной, я позову людей, детей! Пускай все знают, что вы подлец! Я
уезжаю нынче, а вы живите здесь
с своею любовницей!
Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца, почти каждый день видаясь
с Кити в свете, куда он стал ездить, чтобы встречаться
с нею, Левин внезапно решил, что этого не может быть, и
уехал в деревню.
Маленький, желтый человечек в очках,
с узким лбом, на мгновение отвлекся от разговора, чтобы поздороваться, и продолжал речь, не обращая внимания на Левина. Левин сел в ожидании, когда
уедет профессор, но скоро заинтересовался предметом разговора.
— Ты пойми, — сказал он, — что это не любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я
уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился
с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…
Когда же Левин внезапно
уехал, княгиня была рада и
с торжеством говорила мужу: «видишь, я была права».
Но в это самое время вышла княгиня. На лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и лицо ее просияло обычной улыбкой,
с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб
уехать незаметно.
— Я нынче зимой должен был, кажется, обедать
с вами, — сказал он, улыбаясь своею простою и открытою улыбкой, — но вы неожиданно
уехали в деревню.
Вспоминал затеянный им постыдный процесс
с братом Сергеем Иванычем за то, что тот будто бы не выплатил ему долю из материнского имения; и последнее дело, когда он
уехал служить в Западный край, и там попал под суд за побои, нанесенные старшине….
Потому ли, что дети непостоянны или очень чутки и почувствовали, что Анна в этот день совсем не такая, как в тот, когда они так полюбили ее, что она уже не занята ими, — но только они вдруг прекратили свою игру
с тетей и любовь к ней, и их совершенно не занимало то, что она
уезжает.
Но в ту минуту, когда она выговаривала эти слова, она чувствовала, что они несправедливы; она не только сомневалась в себе, она чувствовала волнение при мысли о Вронском и
уезжала скорее, чем хотела, только для того, чтобы больше не встречаться
с ним.
После обеда он провел полчаса
с гостями и, опять
с улыбкой пожав руку жене, вышел и
уехал в совет.
— Вы домой
с дороги, — сказала баронесса, — так я бегу. Ах, я
уеду сию минуту, если я мешаю.
— Я теперь
уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет ко мне, — сказала Дарья Александровна, садясь подле нее. — Мне хочется поговорить
с тобой.
Когда всё это так твердо установилось, Кити стало очень скучно, тем более что князь
уехал в Карлсбад, и она осталась одна
с матерью.
Старик, сидевший
с ним, уже давно ушел домой; народ весь разобрался. Ближние
уехали домой, а дальние собрались к ужину и ночлегу в лугу. Левин, не замечаемый народом, продолжал лежать на копне и смотреть, слушать и думать. Народ, оставшийся ночевать в лугу, не спал почти всю короткую летнюю ночь. Сначала слышался общий веселый говор и хохот за ужином, потом опять песни и смехи.
Гувернантка, поздоровавшись, длинно и определительно стала рассказывать проступок, сделанный Сережей, но Анна не слушала ее; она думала о том, возьмет ли она ее
с собою. «Нет, не возьму, — решила она. — Я
уеду одна,
с сыном».
«После того, что произошло, я не могу более оставаться в вашем доме. Я
уезжаю и беру
с собою сына. Я не знаю законов и потому не знаю,
с кем из родителей должен быть сын; но я беру его
с собой, потому что без него я не могу жить. Будьте великодушны, оставьте мне его».
В сущности же ему еще
с прошлого года, когда он
уехал в Москву, перестало быть весело.
Карета Анны, которую она отсылала и которой велела приехать к решетке сада Вреде, подъехала. Анна простилась
с ним и
уехала домой.
Он послал седло без ответа и
с сознанием, что он сделал что то стыдное, на другой же день, передав всё опостылевшее хозяйство приказчику,
уехал в дальний уезд к приятелю своему Свияжскому, около которого были прекрасные дупелиные болота и который недавно писал ему, прося исполнить давнишнее намерение побывать у него.
Он полагал, что жизнь человеческая возможна только за границей, куда он и
уезжал жить при первой возможности, а вместе
с тем вел в России очень сложное и усовершенствованное хозяйство и
с чрезвычайным интересом следил за всем и знал всё, что делалось в России.
На третий день после отъезда брата и Левин
уехал за границу. Встретившись на железной дороге
с Щербацким, двоюродным братом Кити, Левин очень удивил его своею мрачностью.
― Я пришел вам сказать, что я завтра
уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к сестре, ― сказал Алексей Александрович,
с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о сыне.
Когда Кити
уехала и Левин остался один, он почувствовал такое беспокойство без нее и такое нетерпеливое желание поскорее, поскорее дожить до завтрашнего утра, когда он опять увидит ее и навсегда соединится
с ней, что он испугался, как смерти, этих четырнадцати часов, которые ему предстояло провести без нее.
— Мы разговорились
с нею слишком, — сказала Бетси, — я чувствую, что это эгоизм
с моей стороны, и я
уезжаю.
Чрез месяц Алексей Александрович остался один
с сыном на своей квартире, а Анна
с Вронским
уехала за границу, не получив развода и решительно отказавшись от него.
Сергей Иванович говорил
с Дарьей Дмитревной, шутя уверяя ее, что обычай
уезжать после свадьбы распространяется потому, что новобрачным всегда бывает несколько совестно.
Когда доктор
уехал, больной что-то сказал брату; но Левин расслышал только последние слова: «твоя Катя», по взгляду же,
с которым он посмотрел на нее, Левин понял, что он хвалил ее.
Только когда Анна уже
уехала из его дома и Англичанка прислала спросить его, должна ли она обедать
с ним или отдельно, он в первый раз понял ясно свое положение и ужаснулся ему.
Вскоре после него, как ему сказали, к ней приехала какая-то дама, и она
с нею вместе
уехала.
То, что она
уехала, не сказав куда, то, что ее до сих пор не было, то, что она утром еще ездила куда-то, ничего не сказав ему, — всё это, вместе со странно возбужденным выражением ее лица нынче утром и
с воспоминанием того враждебного тона,
с которым она при Яшвине почти вырвала из его рук карточки сына, заставило его задуматься.
Смысл слов Кити теперь уже переводился Левиным так: «Не разлучай меня
с ним. Что ты
уедешь — мне всё равно, но дай мне насладиться обществом этого прелестного молодого человека».
Потом надо было еще раз получить от нее подтверждение, что она не сердится на него за то, что он
уезжает на два дня, и еще просить ее непременно прислать ему записку завтра утром
с верховым, написать хоть только два слова, только чтоб он мог знать, что она благополучна.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и
уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать
с другой стороны сарая
с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
Она приехала
с намерением пробыть два дня, если поживется. Но вечером же, во время игры, она решила, что
уедет завтра. Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела дорогой, теперь, после дня проведенного без них, представлялись ей уже в другом свете и тянули ее к себе.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила
с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях
с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно
уедет.
И так и не вызвав ее на откровенное объяснение, он
уехал на выборы. Это было еще в первый раз
с начала их связи, что он расставался
с нею, не объяснившись до конца.
С одной стороны, это беспокоило его,
с другой стороны, он находил, что это лучше. «Сначала будет, как теперь, что-то неясное, затаенное, а потом она привыкнет. Во всяком случае я всё могу отдать ей, но не свою мужскую независимость», думал он.
Перед отъездом Вронского на выборы, обдумав то, что те сцены, которые повторялись между ними при каждом его отъезде, могут только охладить, а не привязать его, Анна решилась сделать над собой все возможные усилия, чтобы спокойно переносить разлуку
с ним. Но тот холодный, строгий взгляд, которым он посмотрел на нее, когда пришел объявить о своем отъезде, оскорбил ее, и еще он не
уехал, как спокойствие ее уже было разрушено.
Она
с ужасом ожидала повторения того строгого взгляда, который он бросил на нее,
уезжая, особенно когда он узнает, что девочка не была опасно больна.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только
уехали от них сестрицы, и подал два письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять
с половиной рублей, а денег больше взять неоткудова. Другое письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не было сделано.
«Я сама виновата. Я раздражительна, я бессмысленно ревнива. Я примирюсь
с ним, и
уедем в деревню, там я буду спокойнее», — говорила она себе.
Чувствуя, что примирение было полное, Анна
с утра оживленно принялась за приготовление к отъезду. Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они
уедут днем раньше или позже. Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошел к ней.
Ответив Англичанке, что она совсем здорова и что завтра
уезжает в деревню, Анна подсела к девочке и стала пред нею вертеть пробку
с графина.
«Да, не надо думать, надо делать что-нибудь, ехать, главное
уехать из этого дома», сказала она,
с ужасом прислушиваясь к страшному клокотанью, происходившему в ее сердце, и поспешно вышла и села в коляску.
Анна села в коляску в еще худшем состоянии, чем то, в каком она была,
уезжая из дома. К прежним мучениям присоединилось теперь чувство оскорбления и отверженности, которое она ясно почувствовала при встрече
с Кити.