Неточные совпадения
—
Скажите, какая важная фамилия: «Висленев»! Фу, черт возьми! Да им же
лучше, что они не будут такие сумасшедшие, как ты! Ты бы еще радовался, что она не на твоей шее, а еще тебе же помогала.
«Сестра не спит еще, — подумал Висленев. — Бедняжка!.. Славная она, кажется, девушка… только никакого в ней направления нет… а вправду, черт возьми, и нужно ли женщинам направление? Правила, я думаю, нужнее. Это так и было: прежде ценили в женщинах
хорошие правила, а нынче направление… мне, по правде
сказать, в этом случае старина гораздо больше нравится. Правила, это нечто твердое, верное, само себя берегущее и само за себя ответствуюшее, а направление… это: день мой — век мой.
— А я тебе могу ведь, как Татьяна,
сказать, что «прежде
лучше я была и вас, Онегин, я любила».
— Я взяла ее сзади и посадила ее в кресла. Она была холодная как лед, или
лучше тебе
сказать, что ее совсем не было, только это бедное, больное сердце ее так билось, что на груди как мышонок ворочался под блузой, а дыханья нет.
— Извольте-с. У меня есть мысль, соображение или,
лучше сказать, совершенно верный, математически рассчитанный и точный, зрело обдуманный план в полгода времени сделать из двадцати пяти тысяч рублей серебром громадное состояние в несколько десятков миллионов.
— Однако, знаешь ли: она, значит, все-таки без сравнения
лучше этого подлеца, который так расписывает о беззаконности собственности, —
сказал он Горданову, когда тот передал ему весь план в довольно справедливом изложении.
— А все это отчего? —
сказал, кушая арбуз, Горданов, — все это оттого, что давят человека вдосталь, как прессом жмут, и средств поправиться уже никаких не оставляют. Это никогда ни к чему
хорошему не поведет, да и нерасчетливо. Настоящий игрок всегда страстному игроку реванш дает, чтобы на нем шерсть обрастала и чтобы было опять кого стричь.
— А знаешь, Павлюкашка, я тебе
скажу, брат, что в моей жене очень еще живы
хорошие начала.
Как ты хочешь, а это не само же собой случилось: он ее любил без понятия и все капризы ее знал, и самовольство, и все любил; всякий, кто его знает, должен
сказать, что он человек
хороший, она тоже… показывала к нему расположение, и вдруг поворот: она дома не живет, а все у Бодростиной; он прячется, запирается, говорят, уехать хочет…
— Но что она чувствует, или, как это вам выразить?.. что она не чувствует в себе того, что она хотела бы или,
лучше сказать, что она считала бы нужным чувствовать, давая человеку такое согласие.
— Нет, если ты что подозреваешь, так ты
лучше скажи. Ведь я тебе говорил, я говорил тебе…
— Я думала или,
лучше скажу, я была даже уверена, что мы с вами более уже не увидимся в нашем доме, и это мне было очень тяжело, но вы, конечно, и тогда были бы как нельзя более правы. Да! обидели человека, наврали на него с три короба и еще ему же реприманды едут делать. Я была возмущена за вас до глубины души, и зато из той же глубины вызываю искреннюю вам признательность, что вы ко мне приехали.
— А чтобы перейти от чудесного к тому, что веселей и более способно всех занять, рассудим вашу Лету, — молвила Водопьянову Бодростина, и затем, относясь ко всей компании,
сказала: — Господа! какое ваше мнение: по-моему, этот Испанский Дворянин — буфон и забулдыга старого университетского закала, когда думали, что
хороший человек непременно должен быть и
хороший пьяница; а его Лета просто дура, и притом еще неестественная дура. Ваше мнение, Подозеров, первое желаю знать?
Висленев пошел переодеться; он приглашал взойти с собою и Горданова, но тот отказался и
сказал, что он
лучше походит и подождет в саду.
Форов пригласил Висленева в сторону и они начали заряжать пистолеты, то есть,
лучше сказать, заряжал их Форов, а Висленев ему прислуживал. Он не умел обращаться с оружием и притом праздновал трусу.
— J'ai bon appétit aujourd'hui. [У меня сегодня
хороший аппетит (франц.).]
Скажите, пожалуйста, чтобы для меня, между прочим, велели приготовить fricandeau sauce piquante. C'est délicieux, et j'espère que vous le trouverez а votre goût. [фрикандо с пикантным соусом. Это восхитительно, и я надеюсь, что вам это придется по вкусу (франц.).]
— Ну, а я говорю, что она не будет ни
хорошей женой, ни
хорошей матерью; мне это сердце мое
сказало, да и я знаю, что Подозеров сам не станет по-твоему рассуждать. Я видела, как он смотрел на нее, когда был у тебя в последний раз пред дуэлью.
— А должны же мы
хороших начальников почитать. Вишь вон, что
сказали, что вы, баят, на благородного-то не похожи.
— Мы
лучше бежим оба из России, —
сказала она Горданову, ломая свои руки.
— Постойте, постойте! — отвечал ей спокойно, соображая и обдумывая, Горданов. — Бежать хорошо, но именно, как вы
сказали, надо «
лучше бежать», а не кое-как.
Вот краткий, но грустный перечень этих несчастий: беды начались с самого начала, или,
лучше сказать, они и не прерывались.
Несмотря на то, что Берлин — город не только не русский, но даже не особенно расположенный к России, все русские свободомышленники, к числу которых по привычке причислял себя и Жозеф Висленев, останавливаясь в Берлине на обратном пути из Лондона или Парижа, обыкновенно предвкушали и предвкушают здесь нечто отечественное, или,
лучше сказать, петербургское.
— Нимало. Да обо мне речь впереди, скажи-ка
лучше, что ты за птица. Мне это становится очень неясным. То мы с тобой нигилистничали…
— Ага! Впрочем, это до меня не касается, а по предмету вашего посольства
скажу вам свой совет, что никакие провожатые зам не нужны, а возьмите-ка
хорошую троечку, да и катните к мужу.
— Ma chère, [Дорогая (франц.).] —
сказала она, — такова всегдашняя судьба
хорошей и честной женщины. Что бы кто ни говорил, мужчины по преимуществу — порода очень завистливая: все, что им принадлежит по праву, их уже не занимает. Пословица очень верно говорит, что «хороша та девушка, которая другим засватана», и действительно, плохой жених всегда торит дорогу лучшему. Тут у господ мужчин нет гордости и лучший не обижается, что ему предшествовал худший.
— Да, когда я
сказал ей, что вы меня зовете и что не
лучше ли позвать вас к ней, она отвечала: «пожалуй», — и вслед за тем Форов рассказал, что Лариса приехала вечером, выбрала себе эту гадкую гостиницу сама, прислала за ним полового и просила его немедленно же, сегодня вечером, известить о ее приезде брата или Горданова.
Я уважаю тебя, ты
хорошая, добрая, честная женщина; я нередко сама хочу тебя видеть, но когда мы свидимся… в меня просто вселяется дьявол, и… прости меня, сделай милость, я не хотела бы
сказать тебе то, что сейчас должно быть
скажу: я ненавижу тебя за все и особенно за твою заботу обо мне.
Трафилось так, что
лучше нарочно и первостатейный сочинитель не придумает: благоволите вспомнить башмаки, или,
лучше сказать, историю о башмаках, которые столь часто были предметом шуток в наших собеседованиях, те башмаки, которые Филетер обещал принести Катерине Астафьевне в Крыму и двадцать лет купить их не собрался, и буде вы себе теперь это привели на память, то представьте же, что майор, однако, весьма удачно сию небрежность свою поправил, и идучи, по освобождении своем, домой, первое, что сделал, то зашел в склад с кожевенным товаром и купил в оном для доброй супруги своей давно ею жданные башмаки, кои на нее на мертвую и надеты, и в коих она и в гроб нами честно положена, так как, помните, сама не раз ему говорила, что „придет-де та пора, что ты купишь мне башмаки, но уже будет поздно, и они меня не порадуют“.