Неточные совпадения
Клим рассказал, что бог велел Аврааму зарезать Исаака, а когда Авраам хотел резать, бог
сказал: не надо,
лучше зарежь барана. Отец немного посмеялся, а потом, обняв сына, разъяснил, что эту историю надобно понимать...
—
Скажу, что ученики были бы весьма
лучше, если б не имели они живых родителей. Говорю так затем, что сироты — покорны, — изрекал он, подняв указательный палец на уровень синеватого носа. О Климе он
сказал, положив сухую руку на голову его и обращаясь к Вере Петровне...
Лидия, все еще сердясь на Клима, не глядя на него, послала брата за чем-то наверх, — Клим через минуту пошел за ним, подчиняясь внезапному толчку желания
сказать Борису что-то
хорошее, дружеское, может быть, извиниться пред ним за свою выходку.
«Как простодушен он», — подумал Клим. —
Хорошее лицо у тебя, —
сказал он, сравнив Макарова с Туробоевым, который смотрел на людей взглядом поручика, презирающего всех штатских. — И парень ты
хороший, но, кажется, сопьешься.
«Как хорошо, просто
сказал я. И, наверное,
хорошее лицо было у меня».
— Был я там, —
сказал Христос печально,
А Фома-апостол усмехнулся
И напомнил: — Чай, мы все оттуда. —
Поглядел Христос во тьму земную
И спросил Угодника Николу:
— Кто это лежит там, у дороги,
Пьяный, что ли, сонный аль убитый?
— Нет, — ответил Николай Угодник. —
Это просто Васька Калужанин
О
хорошей жизни замечтался.
А через три дня утром он стоял на ярмарке в толпе, окружившей часовню, на которой поднимали флаг, открывая всероссийское торжище. Иноков
сказал, что он постарается провести его на выставку в тот час, когда будет царь, однако это едва ли удастся, но что, наверное, царь посетит Главный дом ярмарки и
лучше посмотреть на него там.
— Знаешь, я с первых дней знакомства с ним чувствовала, что ничего
хорошего для меня в этом не будет. Как все неудачно у меня, Клим, —
сказала она, вопросительно и с удивлением глядя на него. — Очень ушибло меня это. Спасибо Лиде, что вызвала меня к себе, а то бы я…
— Чему причина — ты, — сердито
сказала Любаша и, перестав сматывать шерсть в клубок, взглянула в лицо Клима с укором: — Скверно ты, Клим, относишься к ней, а она — очень
хорошая...
Я тебе, Иваныч, прямо
скажу: работники мои —
лучше меня, однакож я им снасть и шняку не отдам, в работники не пойду, коли бог помилует.
Он имел право думать так не только потому, что Варвара, оправясь и весело
похорошев, загорелась нежной и жадной, но все-таки не отягчающей его страстью, но и потому еще, что в ее отношении явилось еще более заботливости о нем, заботливости настолько трогательной, что он даже
сказал...
— Я догадалась об этом, —
сказала она, легко вздохнув, сидя на краю стола и покачивая ногою в розоватом чулке. Самгин подошел, положил руки на плечи ее, хотел что-то
сказать, но слова вспоминались постыдно стертые, глупые.
Лучше бы она заговорила о каких-нибудь пустяках.
—
Хороших людей я не встречал, — говорил он, задумчиво и печально рассматривая вилку. — И — надоело мне у собаки блох вычесывать, — это я про свою должность. Ведь — что такое вор, Клим Иванович, если правду
сказать? Мелкая заноза, именно — блоха! Комар, так
сказать. Без нужды и комар не кусает. Конечно — есть ребята, застарелые в преступности. Но ведь все живем по нужде, а не по евангелию. Вот — явилась нужда привести фабричных на поклон прославленному царю…
— Даже чаем напою, —
сказала Никонова, легко проведя ладонью по голове и щеке его. Она улыбнулась и не той обычной, насильственной своей улыбкой, а —
хорошей, и это тотчас же привело Клима в себя.
— Студент. Очень
хороший человек, —
сказала она, и гладкий лоб ее рассекла поперечная морщина, покрасневшая, как шрам. — Очень, — повторила она. — Товарищ Яков…
— Наоборот, —
сказал он. — Варвары Кирилловны — нет? Наоборот, — вздохнул он. — Я вообще удачлив. Я на добродушие воров ловил, они на это идут. Мечтал даже французские уроки брать, потому что крупный вор после
хорошего дела обязательно в Париж едет. Нет, тут какой-то… каприз судьбы.
—
Хорошие отношения? Ну, да… как
сказать?.. Во всяком случае — отношения товарищеские… полного доверия…
— Я телеграфировала в армию Лидии, но она, должно быть, не получила телеграмму. Как торопятся, —
сказала она, показав лорнетом на улицу, где дворники сметали ветки можжевельника и елей в зеленые кучи. — Торопятся забыть, что был Тимофей Варавка, — вздохнула она. — Но это
хороший обычай посыпать улицы можжевельником, — уничтожает пыль. Это надо бы делать и во время крестных ходов.
— Конечно, не плохо, что Плеве ухлопали, — бормотал он. — А все-таки это значит изводить бактерий, как блох, по одной штучке. Говорят — профессура в политику тянется, а? Покойник Сеченов очень верно
сказал о Вирхове: «
Хороший ученый — плохой политик». Вирхов это оправдал: дрянь-политику делал.
— Сегодня я слышал…
хорошую фразу: «Из пушек уговаривают», —
сказал Самгин.
— Постарел, больше, чем надо, — говорила она, растягивая слова певуче, лениво; потом, крепко стиснув руку Самгина горячими пальцами в кольцах и отодвинув его от себя, осмотрев с головы до ног,
сказала: — Ну — все же мужчина в порядке! Сколько лет не видались? Ох, уж
лучше не считать!
— Черт знает что! Может,
лучше бы я какие-нибудь рубашки шила, саваны для больниц…
Скажи, — может —
лучше?
— Из-за голубей потерял, — говорил он, облокотясь на стол, запустив пальцы в растрепанные волосы, отчего голова стала уродливо огромной, а лицо — меньше. —
Хорошая женщина, надо
сказать, но, знаете, у нее — эти общественные инстинкты и все такое, а меня это не опьяняет…
— Устала я и говорю, может быть, грубо, нескладно, но я говорю с
хорошим чувством к тебе. Тебя — не первого такого вижу я, много таких людей встречала. Супруг мой очень преклонялся пред людями, которые стремятся преобразить жизнь, я тоже неравнодушна к ним. Я — баба, — помнишь, я
сказала: богородица всех религий? Мне верующие приятны, даже если у них религия без бога.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю в твоих интересах. И — вот что, —
сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него —
хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
— Лидию кадеты до того напугали, что она даже лес хотела продать, а вчера уже советовалась со мной, не купить ли ей Отрадное Турчаниновых? Скучно даме. Отрадное —
хорошая усадьба! У меня — закладная на нее… Старик Турчанинов умер в Ницце, наследник его где-то заблудился… — Вздохнула и, замолчав, поджала губы так, точно собиралась свистнуть. Потом, утверждая какое-то решение,
сказала...
— Маркович, ювелир, ростовщик — насыпал за витриной мелких дешевеньких камешков, разного цвета, а среди них бросил пяток крупных. Крупные-то — фальшивые, я — знаю, мне это Левка, сын его,
сказал. Вот вам и
хорошие люди! Их выдумывают для поучения, для меня: «Стыдись, Валентин Безбедов!» А мне — нисколько не стыдно.
— Ну, — черт его знает, может быть, и сатира! — согласился Безбедов, но тотчас же
сказал: — У Потапенко есть роман «Любовь», там женщина тоже предпочитает мерзавца этим… честным деятелям. Женщина, по-моему, — знает
лучше мужчины вкус жизни. Правду жизни, что ли…
— Да, как будто нахальнее стал, — согласилась она, разглаживая на столе документы, вынутые из пакета. Помолчав, она
сказала: — Жалуется, что никто у нас ничего не знает и
хороших «Путеводителей» нет. Вот что, Клим Иванович, он все-таки едет на Урал, и ему нужен русский компаньон, — я, конечно, указала на тебя. Почему? — спросишь ты. А — мне очень хочется знать, что он будет делать там. Говорит, что поездка займет недели три, оплачивает дорогу, содержание и — сто рублей в неделю. Что ты
скажешь?
— Сегодня он — между прочим —
сказал, что за
хороший процент банкир может дать денег хоть на устройство землетрясения. О банкире — не знаю, но Захар — даст. Завтракать — рано, —
сказала она, взглянув на часы. — Чаю хочешь? Еще не пил? А я уже давно…
— Московский извозчик не
скажет, когда
лучше смотреть Кремль, — вполголоса заметил Самгин.
— Осторожность —
хорошее качество, —
сказал Бердников, и снова Самгин увидал лицо его комически сморщенным. Затем толстяк неожиданно и как-то беспричинно засмеялся. Смеялся он всем телом, смех ходил в нем волнами, колыхая живот, раздувая шею, щеки, встряхивая толстые бабьи плечи, но смех был почти бесшумен, он всхлипывал где-то в животе, вырываясь из надутых щек и губ глухими булькающими звуками...
— Да, — только воздух, — подтвердил Самгин и подумал, что, может быть,
лучше бы
сказать...
Проснулся рано, в настроении очень
хорошем, позвонил, чтоб дали кофе, но вошел коридорный и
сказал...
— Ба, —
сказал Дронов. — Ничего чрезвычайного — нет. Человек умер. Сегодня в этом городе, наверное, сотни людей умрут, в России — сотни тысяч, в мире — миллионы. И — никому, никого не жалко… Ты
лучше спроси-ка у смотрителя водки, — предложил он.
— Ну — ладно, пошли! —
сказал он, толкнув Самгина локтем. Он был одет
лучше Самгина — и при выходе с кладбища нищие, человек десять стариков, старух, окружили его.
— Все одобряют, —
сказал Дронов, сморщив лицо. — Но вот на жену — мало похожа. К хозяйству относится небрежно, как прислуга. Тагильский ее давно знает, он и познакомил меня с ней. «Не хотите ли, говорит, взять девицу,
хорошую, но равнодушную к своей судьбе?» Тагильского она, видимо, отвергла, и теперь он ее называет путешественницей по спальням. Но я — не ревнив, а она — честная баба. С ней — интересно. И, знаешь, спокойно: не обманет, не продаст.
— Сборник — это
хорошая мысль, —
сказал Самгин и, не желая углубляться в истоки моральной философии Толстого, деловито заговорило плане сборника.
— Очень
хорошая женщина для тебя, — мстительно
сказал Самгин Клим Иванович.
— Пожалуйста, — оживленно и поощрительно
сказал Самгин. — Чем искреннее, тем
лучше.
Тут Самгин вспомнил, что у него есть
хороший предлог спрятаться от хозяина, и
сказал ему, что до приезда уполномоченных он должен кое-что прочитать в деле.