Неточные совпадения
На лице, полуоткрытой шее и на
руках не видно было никаких знаков насилия. Ее прекрасные, как смоль черные волосы были причесаны высоко, по тогдашней моде, и прическа, несмотря на то, что
княжна лежала, откинув голову на подушку, не была растрепана, соболиные брови оттеняли своими изящными дугами матовую белизну лица с выдающимися по красоте чертами, а полненькие, несколько побелевшие, но все еще розовые губки были полуоткрыты как бы для поцелуя и обнаруживали ряд белых как жемчуг крепко стиснутых зубов.
На лебединой шее
княжны блестело драгоценное ожерелье, а на изящных, точно выточенных
руках, переливаясь всеми цветами радуги, блестели драгоценные каменья в кольцах и браслетах. В не потерявших еще свой розовый оттенок миниатюрных ушках горели, как две капли крови, два крупных рубина серег. В правой
руке покойной был зажат лоскуток бумажки, на котором было по-французски написано лишь три слова: «Измена — смерть любви».
Бывало, помню, маленькая, еще когда у нас этот черноглазый Ося гостил, что после сгинул, как в воду канул, держали меня как барышню, вместе с
княжной всюду, в гостиной при гостях резвились, а теперь, знай, видишь, холопка свое место, на тебе каморку в девичьей, да и за то благодарна будь,
руки целуй княжеские…
Княгиня Васса Семеновна и
княжна Людмила заняли почетные места у стола, и князь, имея по правую
руку священника сельской церкви, а по левую княгиню, весь обед проговорил с ней о хозяйственных делах, о своих намерениях изменить некоторые порядки в имении, почтительно выслушивал ее ответы и советы.
И
рука Татьяны, вооруженная платяной щеткой, нервно ходила по платью
княжны.
Долго усидегь он не мог и стал медленно шагать из угла в угол обширной комнаты, пол которой был покрыт мягким ковром. Трубка, которую он держал в
руках, давно потухла, а князь все продолжал свою однообразную прогулку. Он переживал впечатления дня, сделанные им знакомства, и мысли его, несмотря на разнообразие лиц, промелькнувших перед ним, против его воли сосредоточились на
княжне Людмиле Васильевне Полторацкой. Ее образ носился неотвязно перед ним. Это его начинало даже бесить.
В Зиновьеве ужинали рано. Княгиня почти ничего не ела. Ожидаемая после ужина беседа с Никитой, по мере приближения ее момента, все сильнее и сильнее ее волновала. Наконец, ужин кончился.
Княжна Людмила, поцеловав у матери
руку и получив ее благословение на сон грядущий, удалилась в свою комнату. Княгиня направилась в кабинет, в соседней комнате с которым помещалась ее спальня.
Никита пришел в ярость и даже
руками ударил себя по бедрам. Воспитанная вместе с
княжной, удаленная из атмосферы девичьей, обитательницы которой, как мы знаем, остерегались при ней говорить лишнее слово, Таня не сразу сообразила то, о чем говорил ей Никита. Сначала она совершенно не поняла его и продолжала смотреть на него вопросительно-недоумевающим взглядом.
Молодость и вольнодумство во все времена идут
рука об
руку, а в описываемое нами время в столичную жизнь вместе с французским влиянием последнее стало приливать с особенной силой. Князь Луговой не избег этого влияния. Если он не был в глубине своей души вольнодумцем, то старался хотя показаться им. Это-то старание и побудило его усомниться перед
княжной в семейной легенде.
Княжна взяла его под
руку, и он повел ее. Он чувствовал, как дрожала ее
рука. Они вошли в беседку. Внутренность ее уже не представляла ничего страшного. Князь усадил
княжну на скамейку и сел рядом.
Княжна Людмила Васильевна протянула ему
руки, но вдруг вскочила со скамейки.
—
Княжна, Людмила, дорогая! — схватил ее
руки князь и стал покрывать их горячими поцелуями.
Княжна не отнимала
рук. Она сидела, низко опустив голову, так что когда он поднял свою, чтобы посмотреть на нее, то лица их оказались так близко друг от друга, что невольно их губы встретились и слились в жарком поцелуе.
Он подал ей
руку, и они так дошли до конца аллеи, примыкающей к цветнику. При входе в цветник
княжна Людмила высвободила свою
руку, и они пошли рядом.
Княжна схватила
руку матери и горячо ее поцеловала.
— Мамочка, какая вы добрая!.. — бросилась
княжна целовать
руки матери.
Князь между тем поцеловав
руку Вассы Семеновны, сел на кресло, стоявшее против кресла княгини, с которого только что за несколько минут перед ним спорхнула
княжна Людмила Васильевна. Он не сразу ответил и несколько минут хранил глубокое молчание, как бы собираясь с мыслями, как бы приготовляясь к первому торжественному акту в его жизни. Княгиня смотрела на него деланно вопросительным взглядом.
Воспользовавшись тем, что подгулявшие дворовые люди все были в застольной избе и в доме оставались лишь княгиня,
княжна и Таня Берестова, неизвестный злодей проник в дом и ударом топора размозжил череп княгине Вассе Семеновне, уже спавшей в постели, потом проник в спальню
княжны, на ее пороге встретился с Таней, которую буквально задушил
руками, сперва надругавшись над ней.
— Ну, она-то просто под
руку подвернулась… Злодей шел убивать
княжну…
Но на этот раз ему это не удалось. При конце второй панихиды
княжна, видимо, не выдержала и упала без чувств на
руки следившей за ней Федосьи. С помощью нескольких дворовых девушек ее унесли в ее комнату.
Князь вздохнул. Приходилось подчиняться. Он с радостью увидел, что
княжна в день похорон, видимо, чувствовала себя бодрее. Она разговаривала с некоторыми из подходивших к ней. С князем она поздоровалась менее холодно, даже протянула ему
руку, которую он почтительно поцеловал.
За этим гробом шла
княжна, опираясь на
руку князя Лугового, как своего жениха.
Княжна Людмила Васильевна встала с кресла при входе его в кабинет и пошла к нему навстречу усталой походкой. Князь наклонился к поданной ею ему
руке и горячо поцеловал ее. Чуть заметная усмешка мелькнула на побелевших губах
княжны.
— Вы отказываете мне в вашей
руке,
княжна?
Она протянула ему
руку. Он не заметил этого движения
княжны и сидел в глубоком раздумье.
Княжна убрала
руку и спросила с особым ударением...
Последнее слово
княжна подчеркнула. Князь поцеловал ее
руку, на этот раз с далеко не деланною холодною почтительностью, и вышел. Он не помнил дороги до Лугового. Только в тиши своего кабинета князь стал всесторонне обдумывать свое положение.
Ему живо представилась маленькая Таня Берестова с завязанным безымянным пальчиком на правой
руке. Играя в саду, она нечаянно наколола палец о шипы росшего в изобилии в Зиновьеве махрового шиповника. Отломившийся шип ушел под ноготок, и хотя был вскоре извлечен, но пальчик продолжал болеть и сделался так называемый ногтеед. Он, Ося, часто и дома обсуждал с
княжной Людмилой могущие быть последствия болезни для ноготка Тани.
С какой целью, быть может, спросит читатель или в особенности очаровательная читательница. Была ли это
княжна Людмила Васильевна Полторацкая или Таня Берестова, во всяком случае, она оставалась очаровательною женщиной, обладание которой было приятною мечтою графа Иосифа Яновича. Она будет его рабой, когда увидит, что ее тайна в его
руках, — это все, чего он мог желать. Для этого стоило поработать.
Он старался не проронить ни одного слова, так как каждая подробность давала ему в
руки новые доказательства самозванства
княжны.
Она заранее подготовила всю комедию бегства в сад и обморока, заранее приучила себя к роли
княжны, будто бы спасшейся от
руки убийцы благодаря самоотверженному поступку ее служанки-подруги, поступку, стоившему жизни последней.
Необходимо проследить шаг за шагом жизнь
княжны в течение недели, двух, может быть месяца, узнать, кто бывает у ней, нет ли в ее дворне подозрительного лица, и таким образом напасть на след убийцы. Тогда только можно считать дело совершенно выигранным. Никита будет в
руках графа и сознание его — он, граф, доведет его до этого сознания, захватив врасплох — явится грозным доказательством в его
руках относительно этой соблазнительной самозванки.
Какая же сила была у него? Никакой, кроме неожиданности и быстрого натиска. Для этого он упустил время. Граф Иосиф Янович ничего, повторяем, этого не думал. Он, напротив, был уверен, что ему стоит только протянуть
руку, чтобы взять
княжну. Он ждал даже, что она сама попросит его к себе для того, чтобы умилостивить его всевозможными жертвами.
«И эта девушка моя… Мне стоит протянуть
руку… Зачем я так долго медлил?.. Пусть она не
княжна, но она царица по красоте… Зачем я мучил ее?.. Она похудела».
Княжна, по обыкновению, играла кольцами и браслетами на
руках, а предательский ноготь так и бросался в глаза графу, как бросается фигура на разгаданной уже загадочной картинке. Этот ноготь напоминал ему, что он здесь властелин, а между тем с ним играет эта его раба, как кошка с мышью. Это его бесило и отразилось в тоне его ответа.
Княжна заметила этот тон, и лицо ее приняло надменное, холодное выражение.
— Вы очень были похожи с покойной
княжной, но случай сделал между вами некоторое различие… У вас на безымянном пальце правой
руки искривлен ноготь, вы занозили
руку, вам всего было десять лет, и у вас сделался ногтеед… С
княжной этого не случалось…
Они встретились в гостиной Зиновьевых, в день рождения Елизаветы Ивановны. Графу необходимо было приехать с поздравлением к своей тетке, но, несмотря на нарочно выбранное им позднее время, он застал в гостиной
княжну Людмилу Васильевну. Граф смущенно поклонился. Она приветливо протянула ему
руку.
Другое дело, если каким-нибудь образом откроется самозванство
княжны Полторацкой — за этим самозванством скрывается страшное преступление — преступление, караемое
рукою палача.
Граф Иосиф Янович не успел поблагодарить
княжну, как она уже отошла от него к другим гостям. При прощании, когда он взял ее
руку, чтобы поцеловать, он ощутил в своей
руке ключ. «Это, быть может, тот же ключ, которым пользовался Никита!» — мелькнуло в его уме, но он поспешил отогнать от себя эту злобную мысль. Он постарался, напротив, настроить себя на более веселые мысли.
— Дядя, какими судьбами, вот не ожидала, — встретила его
княжна восклицанием, не забывая почтительно поцеловать протянутую им ей
руку.
— Довольно, князь, довольно, хорошенького понемножку, — все продолжая ласково улыбаться, отняла
княжна руки. — Садитесь, а я начну перед вами каяться…
— Помилуйте,
княжна, — припал он снова к этой
руке долгим поцелуем.
—
Княжна!.. — весь просияв, воскликнул князь и, завладев ее
рукою, стал покрывать эту
руку страстными поцелуями.
Граф Иосиф Янович Свянторжецкий возвращался домой от патера Вацлава в каком-то экстазе. Он то и дело опускал
руку в карман, ощупывая заветный пузырек с жидкостью, которая заключала в себе и исполнение его безумного каприза, и отмщенье за нанесенное ему «самозваной
княжной» оскорбление.
Ключ от калитки находился в
руках графа Петра Игнатьевича Свиридова, и
княжна не знала, что ей ответить.
— Я не знаю, как благодарить вас,
княжна, — поцеловав у ней
руку, сказал граф.
В обществе о молодой
княжне — «ночной красавице» — как продолжали называть ее с легкой
руки императрицы Елизаветы Петровны, не переставали ходить странные, преувеличенные слухи.
Оно почти совпало с окончанием траура
княжны Людмилы Васильевны Полторацкой, но известие о нем дошло до князя Сергея Сергеевича уже после объяснения с
княжной и получения им вторичного обещания ее отдать ему свою
руку.
То живущая здесь
княжна Полторацкая представлялась ему действительно убийцей своей сестры и ее матери, с окровавленными
руками, с искаженным от злобы лицом.
Наконец все разъехались.
Княжна осталась одна. Она полулегла на кушетку с книжкой в
руках, но ей не читалось. От печатных строк рябило в глазах. Проведенная почти без сна ночь и нервное состояние дня дали себя знать.