Неточные совпадения
Черные как смоль волосы
с синеватым отливом, цвета вороньего крыла, всегда
с небрежно сколотой на затылке роскошной косой, оттеняли матовую белизну ее
лица с правильными, но нерусскими чертами, лучшим украшением которого были большие, выразительные, по меткому определению одного заезжего в Т. генерала агатовые глаза, смотревшие смело, бойко и прямо при обыкновенном настроении
их владелицы.
Увидя Николая Леопольдовича вместе
с сыном, княгиня бросила на последнего удивленный взгляд но, заметив особенно серьезное выражение
лица Гиршфельда, быстро сообразила, что верно так нужно, и приветливо поздоровалась
с ним.
— В усадьбе-то у нас, барин, опять нечисто стало! — обернулся к
нему кучер Степан, молодой парень
с лунообразным
лицом, опушенным жидкою белокурою бородкою.
Князь Дмитрий Павлович был чрезвычайно симпатичный старик,
с открытым, добродушным, чисто русским
лицом. Остатки седых волос были тщательно причесаны по-старинному, на виски, густые седые брови, нависшие на добрых, юношески-свежих глазах, были бессильны придать
им суровый вид. Длинные седые усы
с подусниками сразу выдавали в
нем старую военную складку, если бы даже
он не был одет в серую форменную тужурку
с светлыми пуговицами —
его обыкновенный домашний костюм. Ноги старика были закрыты пледом.
Он с удивлением увидал ее заплаканное
лицо.
—
Они почивают-с! — ответил Яков
с затертыми мелом синяками на
лице.
Последних не трудно был отличать от вторых, по громадным новым,
с иголочки, портфелям, неизменно находящимся под мышкой, высоко поднятым головам и дельному, серьезному выражению порой даже еще безусых
лиц. Так и казалось, что эти юнцы, эти мальчики, только что сорвавшиеся со школьной скамьи, сразу заиграли в больших. Так ходят,
с инстинктивным сознанием самой природой данного
им назначения, вылупившиеся птенцы орлов-стервятников и коршунов.
С сутуловатой фигурой,
лицом монгольского типа, умными и проницательными, узко разрезанными глазами, длинными плоскими черными волосами и реденькой бородкой,
он был на первый взгляд далеко не красив, но печать гения, лежащая на
его лице, быстро уничтожала первое впечатление.
Старичок доктор попросил прибывших удалиться, так как малейшее волнение гибельно для труднобольной.
Он распорядился послать в больницу за сиделкой, как за новым
лицом, не могущим возбудить в больной никаких воспоминаний. Шатов,
с опущенной долу головой, последний вышел из комнаты своей умирающей невесты и, не простившись ни
с кем, уехал домой.
— А видеть новые страны, новых людей,
лицом к
лицу встретиться
с учеными двигателями науки, слушать
их и поучаться у
них самих, черпать, так сказать, премудрость из первых источников. Этого разве мало?! Значит ты не любишь твоей науки! —
с пафосом заговорила она.
В Москве было много
лиц судебного персонала и присяжных поверенных, которые во времена своего студенчества водили
с Петуховым компанию и были виновниками быстрого закрытия
его трактирчика.
Княгиню Зинаиду Павловну такой исход этого дела страшно поразил, так как она, несмотря на то, Гиршфельд, как мы видели, объявил ей прямо, что деньги потеряны безвозвратно, все-таки надеялась. Благодаря отчасти этой надежде, она подарила княжне Маргарите пятьдесят тысяч рублей и обещала после своей смерти отказать ей полтораста, когда та, узнав как бы случайно о потере ею всего ее состояния, подняла крик, что будет жаловаться на Гиршфельда и сотрет
его с лица земли.
Он припомнил свое посещение этой тюрьмы, известное в Москве под именем Колымажного двора. Припомнил чистенькую, веселенькую квартирку смотрителя.
Ему отперла миловидно одетая девушка лет восемнадцати и провела
его в гостиную, куда вышел ее отец смотритель — добродушный старик,
с открытым, честным
лицом. Антон Михайлович представился и изложил свою просьбу о нужной
ему справке.
Лицо его было так страшно, что столпившиеся было снова, арестантки в ужасе перед
ним расступились. Фельдшер стоял
с поникнутой головой.
Ему, видимо, было жаль умершую.
После
их сконфуженного ухода,
он как-то еще
с большею важностью выпрямлялся, на
лице его появлялось выражение исполненного долга и гордого сознания, что
он состоит охранителем княжеской семейной тайны.
Высокий стройный юноша, одетый в элегантную домашнюю бархатную визитку цвета prune, великолепно оттенявшую матовую белизну
его строго-правильного
лица,
с выразительными карими глазами и темным, нежным пушком на верхней губе; волнистые светло-каштановые волосы своевольными завитками ниспадали на как бы выточенный из слоновой кости широкий лоб.
Вдруг
лицо его исказилось.
С ним сделался третий удар. К утру —
его не стало.
Митрофан Сакердонович был плотный, широкоплечий мужчина лет сорока пяти,
с умным, плутоватым
лицом, опушенным русою бородою, такого же цвета волосами на голове, обстриженными по-русски, в скобку; одевался
он в длиннополый купеческий сюртук, носил цветные жилеты
с рубашкой на выпуск, и немилосердно наваксенные сапоги бураками.
«Она, эта девушка, почти горничная, —
с ужасом вспомнил
он последнюю сцену
с Александриной, — бросила
ему в
лицо слова, доказывающие, что она знает многое… что одно ее показание об этом многом может погубить
его… Что делать? Как быть?..»
— Из нескольких брошенных мне в
лицо на террасе слов, — медленно,
с трудом заговорил
он, не подымая на нее глаз, — я понял, что вам известно многое из того, что я считал окруженным непроницаемой тайной, известной лишь мне, да еще одной, оставшейся в живых, особе…
На другой день в девять часов утра Николай Ильич подходил своей плавной походкой к роскошному небольшому домику-особняку, изящной архитектуры,
с лепными художественными украшениями по фасаду, зеркальными окнами в одно стекло и шикарным подъездом. Дом этот находился на одной из улиц, выходящих на Арбатскую площадь, и принадлежал присяжному поверенному Николаю Леопольдовичу Гиршфельду. Смело нажал Петухов пуговку электрического звонка, и по
лицу его разлилсь даже довольная улыбка от этой смелости.
Некоторые из
них не сходили благополучно
с рук ловеласа-начальника: являлись защитники девушек, и раз даже арапник справедливо разгневанного брата прогулялся по спине (по другой же редакции, по
лицу) Николая Егоровича, вздумавшего довольно исключительно заняться артистическим образованием сестры воинственного братца, но встретившего от нее энергичный отпор.
Весть о принятии новой артистки
с быстротой молнии распространилась не только за кулисами, но и в собравшейся в громадном числе на спектакль публике. Александра Яковлевна перезнакомилась со всеми бывшими на
лицо своими будущими товарищами по сцене. Со многими из
них, и в том числе
с Писателевым и Васильевым-Рыбаком, ома была знакома ранее. Первый был даже в числе ее поклонников.
Habitues театра — несколько московских молодых коммерсантов-богачей,
с Николаем Егоровичем Эдельштейном во главе, явились в директорскую ложу, где в этот вечер, вместе
с Анной Аркадьевной, сидела и вновь ангажированная артистка, и представились последней. Из этой же ложи положительно не выходил в конец растаявший перед Александров Яковлевной Моисей Соломонович Шмуль.
Его плотоядное, типичное
лицо даже как-то особенно лоснилось от восторга одного созерцания «божественной».
Залитый кровью Шатов,
с бледным
лицом и беспомощно мстительным взглядом ведет под руку до неузнаваемости изнеможенную княжну Маргариту; от неимоверной худобы
лица с обострившимися чертами глаза ее, эти страшные глаза, стали еще больше, пристально смотрят на
него и сверкают зеленым блеском непримиримой ненависти…
С возрастающим ежеминутно волнением переступил
он порог двери, ведущей за кулисы, на которой зачем-то имелась надпись крупными буквами: «Посторонним
лицам вход воспрещается». В театре г-жи Львенко, слово «посторонний», видимо, имело весьма обширное толкование. Пройдя через сцену привычным шагом бывалого человека, раскланиваясь направо и налево со знакомыми актерами и актрисами, князь Шестов провел Виктора на половину, где помещались дамские уборные, и смело постучался в уборную № 1.
С прежней надменной холодностью повторила княжна Анна Васильевна Гарина свое согласие явившемуся на другой день, предупрежденному уже княгиней, счастливому своей победой, князю Владимиру. Драма, происходившая в душе молодой девушки,
с неподвижным
лицом выслушивавшей в продолжение двух месяцев до дня свадьбы вычурные любезности презираемого ею жениха, ее будущего мужа, осталась скрытой в глубине ее загадочной натуры. Через несколько времени она сделалась
с ним даже почти любезна.
Долговязый, угреватый молодой человек,
с редкой растительностью на бороде и усах,
с лицом, носившим следы пристрастия к выпивке,
он был, несмотря на это, все-таки любимцем своей матери, мечтавшей найти
ему невесту
с стотысячным приданым.
Князь Владимир, между тем, по совету Гиршфельда,
с согласия Милашевича, Кашина, Охотникова и других, добытых Гиршфельдом
лиц, выдал на
их имя векселя в совокупности на очень значительную сумму.
Гиршфельд закрыл
лицо руками и горько заплакал, заплакал чуть ли не в первый раз в жизни. Слезы облегчили
его.
Он тряхнул головой, успокоился и, казалось, примирился
с совершившимся фактом. Спрятав письмо и заметку в бумажник,
он почти спокойно принялся за чтение остальной корреспонденции. Окончив это занятие,
он позвонил и приказал лакею приготовить чемодан к курьерскому поезду Николаевской железной дороги, отвезти
его на вокзал и купить билет. На другой день утром
он уже был в Москве.
О. Иоанн был человек среднего роста, худощавый,
с резко очерченными линиями выразительного
лица и проникающим в душу взглядом добрых, ясных, серых глаз. Жиденькие светло-каштановые усы и бородка закрывали верхнюю губу и подбородок; такого же цвета волосы жидкими прядями ниспадали на плечи. Одет
он был в коричневую камлотовую рясу. На груди
его висел золотой наперсный крест.
Определить
его года по оплывшему от беспробудного пьянства
лицу,
с потерявшими всякое человеческое выражение чертами и мутным, бесмысленным взглядом изжелто-серых глаз было затруднительно, и лишь появившаяся в редких определенного цвета волосах на голове и бороде седина и громадная лысина указывали, что
он прожил, по крайней мере, четыре десятка лет.
Когда
он вошел в кабинет Зои Александровны
с целью серьезно переговорить
с ней о своей будущности, она положительно испугалась выражения
его исхудалого за последнее время
лица.
Он имел вид сумасшедшего,
с растрепанной прической,
с воспаленными от видимо проведенной без сна ночи, горевшими лихорадочным огнем, бегающими глазами.
Время шло. Стоявшие на громадной тумбе из черного мрамора великолепные бронзовые часы показывали уже пять минут третьего. Александра Яковлевна не отходила от зеркал, впиваясь в
них взглядом. Вот несколько карет проехало мимо, у подъезда же остановились извозничьи сани и из
них вышла высокая барыня
с лицом, закрытым густою черною вуалью. Извозчик медленно отъехал. Отчасти по фигуре, но скорее инстинктивно, она узнала в подъехавшей княгиню. Вся кровь бросилась ей в голову — она быстро ушла к себе в будуар.
Раздался выстрел. Сбежавшаяся прислуга застала князя уже мертвым.
Он лежал на кровати. Огнестрельная рана зияла в правом виске. Алая кровь обагрила белоснежные, батистовые наволочки подушек и лежавший у постели белый ангорский ковер. Правая рука спустилась
с кровати. Револьвер большого калибра валялся на ковре. На
лице князя застыла улыбка какого-то блаженного довольства.
Месяца через три после
его примирения
с Гиршфельдом, последний захватил
его с собой в загородную поездку — поужинать в холостой компании. Кроме Николая Леопольдовича и князя, поехали Арефьев и Неведомый. После ужина, за которым было достаточно выпито, компания возвращалась в город. Полупьяный князь повздорил за что-то
с Дмитрием Вячеславовичем и назвал
его прихлебателем. Взбешенный Неведомый моментально схватил князя за шиворот и несколько раз ударил
лицом в дверцу ландо, в котором
они ехали.
Спокойные
лица следователя и представителя обвинительной власти
с играющей на
них, так
ему, по крайней мере, казалось, язвительной улыбкой поднимали в
нем всю желчь. Наконец допрос был окончен. Следователь предложил
ему подписать протокол.
Более продолжительно остановились
его мысли на прошлом после отправления князя Александра Павловича. Жизнь в Москве, среди комфорта, богатства и лихорадочной деятельности, свиданья
с княжной Маргаритой, смерть сестры ее Лиды, наконец труп княгини, лежащий на столе в номере гостиницы «Гранд-Отель» в Т. Над всеми этими и даже другими более мелкими картинами этого периода
его жизни довольно долго работала
его память. Конвульсивные движения передергивали порой
его лицо.
Худая, изнеможенная,
с смертельной бледностью на
лице,
с запекшеюся на губах кровавою пеной идет к
нему княжна Маргарита.
Рядом
с ним, опершись на
его левую руку, идет княгиня Зинаида Павловна
с искаженными предсмертной агонией чертами красивого
лица,
с готовыми выскочить из орбит, устремленными прямо на
него, полными предсмертного ужаса глазами.
Слева, уже совсем около
него стоит
с посиневшим
лицом,
с прикусанным до половины высунутым языком камердинер князя Александра Павловича — Яков, а рядом
с ним избитый, весь в синяках — Александр Алексеевич Князев; из-за
них выглядывает опухшее
лицо утопленного Сироткина.
Прочитав
их и напившись чаю, Петухов как был в халате, захватив газеты, прошел в редакцию, которая, как и контора, переведена была снизу, занятого под типографию, в соседнюю квартиру наверху, соединенную
с квартирой редактора вновь устроенным внутренним ходом. В редакции
он застал одного секретаря, еще довольно молодого человека
с зеленовато-бледным
лицом и маленькими усиками.
Когда после нескольких вопросов
с ответами: нет, не виновен, старшина вдруг прочел: да, виновен, но заслуживает снисхождения, прояснившееся было
лицо Николая Леопольдовича омрачилось и
он, схватившись руками за решетку, низко опустил голову и зарыдал.
Николай Леопольдович бросился поднимать
его. Милашевич созерцал эту картину
с довольною улыбкой. На
его лице было написано гордое сознание искусно обделанного дельца.
Он действительно, встретившись совершенно случайно на Невском
с Василием Васильевичем, часа четыре водил
его по трактирам и портерным для должного приведения в состояние самобичевания и наконец представил
его пред
лицо своего патрона. Последний все еще продолжал уговаривать лежащего ничком своего бывшего клиента.