Неточные совпадения
Брат же его, Дмитрий Павлович, служивший в молодости в гусарах и кутивший, что называется, во всю ширь русской натуры, уступил даже часть своего родового именья своему расчетливому братцу за наличные, увлекся, когда ему
было за пятьдесят и он
был полковником, во время стоянки в Варшаве, безродной красавицей полькой, женился на ней, и, едва сохранив от своего громадного состояния несколько десятков
тысяч, после четырех лет роскошной жизни уже с женой, вышел в отставку и приехал с ней и четырехлетней дочкой Маргаритой в Т., где купил себе одноэтажный деревянный домик, записался членом в клуб и стал скромным семьянином и губернским аристократом.
— Не это еще не все, нам необходимо, чтобы князь умер как можно скорее, чтобы умер он без завещания, так как кроме того, что из его состояния двести
тысяч идут от нас твоей сестре, а она с таким приданым не засидится, и эти деньги, с момента ее замужества, пропадут для нас навсегда, сама княгиня по завещанию является очень ограниченною в своих правах на громадное состояние князя, а я желал бы, чтобы эти права ее
были бы обширнее, так как, имею на нее влияние.
Надо сознаться, что сам Николай Леопольдович плохо верил в то, что говорил княжне, но ему необходимо
было как можно скорее устранить князя и сделать княгиню распорядительницей шестовских богатств. Он даже готов
был поступиться двумя стами
тысяч в пользу Лиды, надеясь и на них, впрочем, наложить впоследствии свою загребистую лапу, а потому ему
было безразлично: умрет ли князь с завещанием, или же без него.
Ему
было необходимо обратить скопленные от великих милостей княгини Зинаиды Павловны деньжонки, в размере более двух
тысяч рублей, в какие-нибудь бумаги, чтобы деньги не лежали без милых сердцу Гиршфельда процентов и занимали в бумажнике менее места.
— То-то так! Нет, вы послушайте, я вам про моего Артура расскажу, диву дадитесь, благоговение почувствуете, зря хвалить не
буду — не продавать. Не продажный он у меня. Генерал Куролесов полторы
тысячи за него давал. За пятнадцать
тысяч говорю, ваше превосходительство, не отдам. Так-то.
— Если бы это письмо найдено
было при всех, то хотя оно юридически не обязательно, но сто
тысяч, во избежание пересудов и неприятных толков, пришлось бы выдать.
— И теперь не мало, а по истечении траура
будет еще больше, а к тому времени двести
тысяч перейдут в семейство Шатовых, — отвечал Гиршфельд.
— Не совсем так, — заметил Николай Леопольдович, — и я не вижу причин для трагических возгласов. Она всегда
была болезненной девушкой, смерть отца и дяди уже надломили ее, и чахотка начала развиваться: рано или поздно она должна
была свести ее в преждевременную могилу, так не лучше ли, что это случится теперь, а не тогда, когда она
была бы госпожою Шатовой, и двести
тысяч, которых вы теперь единственная наследница,
были бы в чужих руках.
Она подарила ей три
тысячи рублей, заказала полное роскошное приданое и, кроме того, выдала пятьсот рублей на свадьбу, которая
была блестящим образом сыграна в княжеском доме, за счет княгини.
— У меня
было куплено на триста две
тысячи твоих денег акций этого проклятого Ссудного банка, который вдруг рухнул.
— Целы, слава Богу, все до копейки.
Есть даже лишних,
тысяч сто, или около этого.
— Конечно, ничего, но это не помешало мне
быть сейчас у нее и уверить ее, что она потеряла на акциях этого банка триста две
тысячи рублей. Таким образом, мы нажили на этом деле сто две
тысячи. Надеюсь, что в этом случае ты ничего не
будешь иметь против этого «мы»? — в свою очередь уколол он ее.
Княгиню Зинаиду Павловну такой исход этого дела страшно поразил, так как она, несмотря на то, Гиршфельд, как мы видели, объявил ей прямо, что деньги потеряны безвозвратно, все-таки надеялась. Благодаря отчасти этой надежде, она подарила княжне Маргарите пятьдесят
тысяч рублей и обещала после своей смерти отказать ей полтораста, когда та, узнав как бы случайно о потере ею всего ее состояния, подняла крик, что
будет жаловаться на Гиршфельда и сотрет его с лица земли.
— Капитал и доходы князя, — говорил, между тем, он, — ты, обратив в государственные бумаги, сдашь от греха в дворянскую опеку. На проценты же с твоего капитала, помещенного мною в верных бумагах,
будешь жить совершенно спокойно. Эти проценты составят ежегодный доход в тридцать
тысяч. Я думаю довольно?
— В назначенный день и час, — начала она снова ровным голосом, — и на назначенный вокзал
будет доставлено и передано
тысячу сто рублей; сто на дорогу…
— Это все ищущие денег говорили, говорят и
будут говорить. Ну, да я сказал — все равно… Двадцать
тысяч будут у вас хоть сегодня, но…
Теперь у нее явилось непреодолимое желание, чтобы этот человек, за которым гнались, из-за которого погибли две женщины, составлявшие для него идеалы великосветских барынь — княгиня и княжна Шестовы, этот человек, видимо утопавший в роскоши и богатстве, не сморгнув согласившийся выдать ей полсотни
тысяч,
был у ног ее,
был ее любовником, но любовником-рабом.
Николай Леопольдович быстро смекнул, что она говорит дело и уехал от нее в самом деле совершенно спокойно. Визит к нему на другой день князя Виктора с просьбой достать денег не
был, таким образом, для него неожиданностью. Он обещался похлопотать, и через несколько дней заем этот
был совершен через контору знакомого нам Андрея Матвеевича Вурцеля. Князь Гарин выдал векселей на сто пятьдесят
тысяч, сроком на шесть месяцев, и подписался на них «по доверенности отца».
У Корна-то этого на меня исполнительный лист
был в восемь
тысяч — ну, сейчас опись театрального имущества сделали.
«Маленький антрепренерчик», на которого, как мы видели, возлагала она надежды, не только ни мало не поправил ее дел, но, напротив, сам обобрал ее в конец и скрылся. Крах предприятия
был, таким образом, полный, и Львенко осталась буквально без гроша, с дефицитом на десятки
тысяч рублей.
Приближались платежи и по другим выданным им обязательствам, а денег в его распоряжении
было всего каких-нибудь
тысячи две рублей, которыми нечего
было думать даже уплатить проценты.
— Он подделал бланк своего товарища графа Потоцкого на вексель в десять
тысяч рублей. Тот заплатил, но сообщил об этом командиру и офицерам. Полковник
был сейчас у меня. Я отдал ему для передачи Потоцкому десять
тысяч и умолял не доводить дело до офицерского суда. Сейчас поеду хлопотать у военного министра. Он, надеюсь, пожалеет мои седины, не допустить опозорить мое имя…
— Я вас поправлю,
есть еще один, который погубил вашу военную карьеру. По нему заплатил граф Потоцкий, а ему я, — подал князь Василий сыну вексель в десять
тысяч рублей с подложным бланком графа. Виктор взял его, подержал почти бессознательно в руках и возвратил отцу.
— Ошибаетесь, отец мой, у меня
есть оправдание, но оно вместе с тем и ваше обвинение, я истратил все эти деньги на девушку, которую вы лишили состояния и крова, а я чести и доброго имени, сто
тысяч рублей, завещанных словесно на одре смерти моим дядей, князем Иваном, его побочной дочери Александре Яковлевне Гариновой, она получила сполна. Остальное пошло также на нее и явилось лишь небольшим вознаграждением за то унижение, которое она терпела в доме ее ближайших родственников, в нашем доме.
— Я обдумала на этот счет мои окончательные условия; я получала сумму в сложности за пять лет, то это составит триста
тысяч рублей. Вы их внесете на хранение в бумагах в государственный банк в Петербурге и квитанцию вышлите мне в течении недели, считая с завтрашнего дня. Расчеты наши
будут тогда окончены, и я всю жизнь
буду нема, как рыба.
«О, я отдам все, отдам и триста
тысяч этой „обаятельной“ акуле, этому дьяволу в изящном образе женщины, лишь бы кончить роковые счеты с прошлым, вздохнуть свободно. От шестовских капиталов, таким образом, у меня не останется почти ничего, но и пусть — они приносили мне несчастье.
Буду работать, на мой век хватит! Aprez nous le déluge!» — пришла ему на память любимая фраза покойной Зинаиды Павловны.
— А вы полагали, уважаемый Николай Леопольдович, — снова насмешливым тоном начал он, — что выбросив Николке Петухову двадцать пять
тысяч рублей, каплю в море нажитых вами капиталов, вы с ним покончили все счета, даже облагодетельствовали, на ноги поставили, век должен вам
быть обязан, стоит лишь вам крикнуть: позвать ко мне Петухова — он так к вам, как собачонка, и побежит.
Каково же
было его разочарование, когда наличное состояние опекаемого им князя определилось лишь мизерною суммою на двадцать пять
тысяч рублей.
— На сто
тысяч —
будет обеспечением моего гонорара на случай вашей смерти, ведь в животе и смерти Бог волен, дорогой Василий Васильевич, — дружески потрепал он его по плечу. — На пятьдесят же
тысяч —
будут служить, в том же случае, обеспечением вашей супруги.
— У скрывшегося неизвестно куда Князева опекунских денег, по моему расчету, — продолжал Николай Леопольдович, — должно
было остаться
тысяч тридцать; но, во-первых, я его не могу разыскать уже недели две, а во-вторых, он обязан
будет их передать новому опекуну.
— Не нищий, но и не богач. Когда Князев передаст опеке деньги, у вас
будет капитал
тысяч в пятьдесят, если не более. Люди с такими деньгами считаются состоятельными.
«Если я начну вместе с бароном Розеном против него дело. Он делец и конечно его затянет и, кто знает, может
быть, и окажется правым — я ведь не читал ни одной бумаги, которые подписывал. Чем же я
буду жить? Пусть в таком случае барон выдаст мне эти пять
тысяч из моих денег, тогда я решусь».
Ссуда
была выдана в размере четыреста пятидесяти
тысяч рублей; из которых двести пятьдесят
тысяч получил Обермейер и укатил с ними в Берлин.
— Эта
тысяча рублей является для вас, дорогой Александр Алексеевич, лишь небольшим задатком, — медоточивым голосом начал Гиршфельд. — Разве я не понимаю, сколько услуг сделали вы мне в этом деле, вы
были главным моим сотрудником и несли в нем самые тяжелые обязанности. Пробыть более года с глазу на глаз с этим идиотом, одно уж чего-нибудь да стоит.
Пять
тысяч, полученные от последнего Шестовым,
были прожиты им менее чем в два месяца.
Разорение
было слишком неожиданное, чтобы князь и Агнесса Михайловна могли сразу в него поверить и принять меры к сохранению хотя ничтожных крох из полученных пяти
тысяч и из вырученной от продажи мебели и вещей весьма солидной суммы.
Князь Владимир отправился к Николаю Леопольдовичу, но не
был им принят. Надо заметить, что Шестов, промотав пять
тысяч, обратился к Гиршфельду с письмом, прося ссудить ему десять
тысяч рублей до разыскания его опекуна, но получил категорический отказ.
Марья Викентьевна Боровикова продолжала жить, окруженная данниками, крупнейшим из которых
был «дедушка» Милашевич, ухлопавший на Зиночку почти все пять
тысяч, полученные им за дело Луганского.
Когда собственные деньги князя иссякли и наступила почти нищета, он без церемонии принялся за деньги бедняков и затратил из сумм общества на свои надобности около
тысячи рублей, но к счастью во время
был остановлен.
Агнесса Михайловна, полуубежденная доводами Владимира, соблазненная возможностью получать деньги с двух мест и таким образом
быть сравнительно обеспеченной, все-таки совершала свои визиты к судебному следователю и давала показания, продиктованные ей бароном, со страхом и трепетом. Ее в особенности пугало то обстоятельство, что Николай Леопольдович рано или поздно узнает их двойную игру и тогда прощай обещанные ей десять
тысяч, на которые у нее даже
была бумага — нечто в роде промесса.
Мысль о возможности ареста, хотя он и гнал ее от себя, гвоздем сидела в его голове. Он поэтому-то принимал меры и оставил в доме только пять
тысяч на расходы. С приближением дня явки к следователю возбужденное состояние Гиршфельда дошло до maximum'a. Ему стыдно
было сознаться даже себе: он трусил. Еврейская кровь сказывалась.
Ему
был назначен защитником один из выдающихся петербургских присяжных поверенных. Николай Леопольдович при первом же свиданьи с ним обещал, в случае своего оправдания и признания действительными закладной и арендного договора на именья Луганского, уплатить ему десять
тысяч рублей.