1. Русская классика
  2. Гейнце Н. Э.
  3. Тайна высокого дома
  4. Глава 17. Переодевание — Часть 2. От мрака к свету

Тайна высокого дома

1898

XVII

Переодевание

Наступило утро.

Солнце радостно играло на небе. В тайге слышалось щебетание птиц и отдаленные голоса рабочих.

Марья Петровна сидела на скамье в заброшенной сторожке и думала о своем прошлом, о светлых днях своей давно минувшей молодости.

Воспоминания расстроили ее, она заплакала. Крупные слезы текли по исхудалым щекам.

Скоро увидит она своего сына, скоро упадет она к ногам своего отца! Чего ей желать более?

Взгляд ее случайно скользнул по ее разорванному платью, грубым, исцарапанным рукам и рваной обуви. Она смутилась и покраснела.

Как может она в таком виде показаться своему сыну — петербургскому инженеру.

Она удивилась сама, как могла она прожить так долго в таких лохмотьях? Как низко опустилась она — гордая девушка!

Но теперь… теперь нашла она своего сына… Проклятие снято с нее… теперь опять все будет хорошо.

Егор Никифоров, между тем, думая, что Марья Петровна спит, вылез в окно из своей каморки и пошел к саду, полукругом окаймлявшему высокий дом.

Таня из своего окна увидела его и выбежала к нему навстречу…

— Отец, милый отец, с добрым утром…

С непривычки Егор отшатнулся и осторожно произнес:

— Тссс…

— Здесь нас никто не услышит, поцелуй свою дочь… — продолжала молодая девушка, бросаясь к нему на шею.

Он покрыл ее лицо горячими поцелуями.

— Я тебя так люблю, так люблю… — шептала она. Егор Никифоров утопал в счастьи.

— Сегодня ночью я не сомкнула глаз и все думала, как благородно, как великодушно поступил ты… Как я горжусь таким отцом… О, ты увидишь, как я заставлю тебя забыть все твои страдания одной своею любовью…

— Дорогое дитя, уже в тот день, когда я узнал, что ты моя дочь, я забыл все прошлое, уже с того дня я живу дивным настоящим…

Она не дала ему договорить, снова повиснув на его шее. Он взял ее за талию, как малого ребенка, два раза приподнял на воздух и снова поставил на место.

— У меня есть до тебя дело, стрекоза! — сказал он серьезным тоном. — Я хочу попросить у тебя…

— Все, что хочешь…

— Нет ли у тебя каких-либо вещей, оставшихся от Марьи Петровны?

— Конечно, есть; все, что принадлежало ей, уложено в отдельных сундуках…

— И эти сундуки?

— В комнате крестного…

— В них есть платья и белье?..

— Все, что принадлежало бедной Марии… Там такие чудные кружева, но их и мне крестный не позволил взять, а купил новые…

— Они заперты?

— Да, но ключи у меня…

— Мне надо было бы иметь одно из платьев Марьи Петровны, самое простое, а также и остальное, чтобы одеться с головы до ног… чулки, башмаки…

Татьяна Петровна удивленно-вопросительно смотрела на своего отца.

— Я вчера встретил одну очень бедную женщину и хотел бы дать ей возможность переменить ее рубище на более приличное платье.

Молодая девушка смутилась.

— Я… я бы лучше ей дала денег из своих… — нерешительно сказала она.

— Нет, нет, денег ей не надо…

— Но, может быть, это не понравится крестному… Он так дорожит всем, что принадлежало Марии…

— Успокойся, Таня! Иннокентий Антипович не рассердится, а, напротив, будет очень доволен… Положись на меня…

— В таком случае, я отберу все необходимое и вынесу тебе сейчас же сюда в узле…

— Да, поторопись, дитя мое, я подожду тебя здесь.

— Знаю я эту бедную женщину?

— Нет, ты ее не знаешь.

— Откуда же она, не из поселка и не из половинки, из Завидова?

— Я не могу этого сказать тебе…

— Это тайна?

— Да, тайна…

— Тогда я не буду больше спрашивать… — засмеялась она.

— Не лишнее будет, если ты положишь в узел гребенку, шпильки и булавки… — сказал Егор.

— Ты возбуждаешь во мне любопытство… но если это тайна… Жди меня, я сейчас все сделаю…

Она убежала с легкостью горной козочки и через полчаса прибежала обратно с вещами, завернутыми в скатерть.

— Ты доволен? — спросила она.

— Да…

— Ты придешь полдничать?

— Нет, пока Иннокентий Антипович в отъезде, я буду есть в сторожке… Прикажи на кухне мне дать чего-нибудь…

— Я прикажу и при себе отложу тебе самых вкусных приедок…

— Ты меня избалуешь…

— Это мое право… — сказала она, смеясь, и, поцеловав его последний раз, отправилась через сад в кухню.

Егор Никифоров вернулся в сторожку и, увидев Марью Петровну, стоявшую у окна, вошел в нее.

— Вы уже встали? С добрым утром…

— С добрым утром…

— Я тут кое-что принес для вас, Марья Петровна…

— Что это такое?

— Посмотрите…

Она развязала скатерть и узнала свои вещи… Глаза ее наполнились слезами, она опустилась на скамью рядом с узлом и зарыдала.

— И об этом ты даже подумал… — воскликнула она, удерживая рыдания. — Но как ты добыл эти вещи?

— Через Таню… Я сказал ей, что они нужны для одной бедной женщины.

Она протянула ему руку и сказала сквозь слезы:

— Спасибо, большое спасибо!

— Теперь вы можете переодеться…

— О, да, да, я так рада… Это платье купил мне отец в К., незадолго до моего бегства. Я один раз только и одевала его… но мне оно так нравилось… Я была в нем на свидании с Борисом.

Она перебирала вещь за вещью и радовалась, как дитя. Егор Никифоров смотрел не нее и блаженно улыбался.

— О, теперь я могу прихорошиться для свидания с моим сыном! — воскликнула она.

— А я тем временем пойду хлопотать о нашем полднике, — сказал Егор и вышел из сторожки.

Через час Марья Петровна причесалась и оделась.

Егор Никифоров вернулся из высокого дома с полной корзиной провизии.

Когда он увидел Марью Петровну, которая выглядела моложе лет на пятнадцать, он не мог подавить крика удивления.

— Теперь я тебе более нравлюсь? — сказала она, смеясь.

— О, еще бы…

Он постелил скатерть, в которую были завернуты вещи, на стол и начал вынимать из корзины данные ему Таней «лучшие приедки».

Марья Петровна усадила его полдничать вместе с собой. Он согласился, после нескольких отказов, на ее упорные настояния.

После полдника она рассказала ему в общих чертах свою жизнь с тех пор, как она очнулась на почтовой станции и узнала, что ее ребенок увезен «навозниками» в Россию.

Почтосодержатель и его жена не могли даже толком сказать, куда именно…

— Оставил тут господин билетик со своей фамилией, да Николка озорник подхватил его и сжевал, чуть не подавился, насилу заставила выплюнуть, — сказала ей жена почтосодержателя.

Николка-озорник был ее младший сынишка четырех лет.

След ее сына Бориса был потерян навсегда.

Далее она рассказала, как в течении двух десятков лет она бродила по Сибири, живя в услужении в городах и селах… Многое она пропускала, но Егор Никифоров понимал, на что она подчас решалась от безысходной нужды… Два последних года она по летам приходила на заимку Толстых и жила в тайге, посещая могилу отца своего ребенка.

— Среди горя и нужды, среди этой страшной жизни, Господь дал мне силы дожить до желанного дня, до свидания с потерянным сыном, до возвращения в родительский дом, — закончила она свой рассказ.

Слезы неудержимо текли из ее глаз. Егор Никифоров тоже плакал. Целый день провели они вместе и не могли наговориться о своих детях.

Марья Петровна, однако, не забывала об ужасной опасности, которая предстоит сегодня ночью Татьяне Петровне.

«Не рассказать ли все Егору? — мелькнула у нее в голове мысль. — Но он убьет этого негодяя! Это будет большим несчастьем для Егора и для Тани…»

Марья Петровна остановилась на своем первоначальном плане.

Оглавление

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я