Дневник грозы. Когда мы смотрим на море, море смотрит на нас

Чайка Богдан

По Атлантике ходит Капитан, которого повсюду преследуют свирепые шторма. Команда давно считает своего Капитана морским дьяволом: ведь только сатана может виртуозно управлять судном в таких штормах, и только сатана мог накликать на себя столько гнева божьего. Новенький Юнга, который начинает свое плавание на этом корабле, постепенно понимает, что это не грозы преследуют Капитана, а он сам не дает им покоя. Молодой человек сам начинает хотеть закончить этот «Дневник грозы».

Просто человек

Кок много знал об этом мире. Также он подозревал, что мира два. Он не видел второй — Всевышний обделил его таким талантом, но его ум давно этот мир дорисовал сам. Также он и нашел главную любовь Капитана, также он ее стал находить сам по едва заметным бархатным сливкам волн. Он замечал ее присутствие гораздо раньше других. Он не помнит уже, что выдало ее. Он только помнит, что когда смог это понять — вся магия, весь ужас Капитана рассеялся, и капитан предстал перед ним несчастным человеком. Зато Кок помнит, как он целый день рассматривал человека на капитанском мостике. Кок пытался понять или смириться. И Кок тогда снова начал бояться. Одно дело, когда их дом под парусами ведет морской дьявол, а совсем другое дело — когда это просто человек. Правда, слово «просто» уже спустя несколько лет совершенно исчезло, как обычное заблуждение этого земного мира. Потому что после страха пришла паника. Кок помнит, как он увидел шторм, и ему хотелось выброситься за борт, и он просто напился в трюме самого крепкого рома. Как тогда его башка уцелела — до сих пор неизвестно ему самому. Ничтожность его собственного существования, хрупкость их жизней, которые в руках безумца — хилого человека, который в своей капитанской фуражке был теперь похож больше на петуха — его убивала, а Кок хотел жить. Он хотел снова увидеть свою африканскую проститутку. Хотел выпить испанского вина. Как же он хотел жить и не хотел оказаться в холодной воде Атлантики. Пусть этот дурак сам идет к ней, а он заплатит все свое месячное жалование своей африканской подруге. После того первого шторма с человеком на мостике он попал в карцер. И в карцере он просто возненавидел этого человека. Его ненависть была тогда так сильна, что могла выжечь, наверное, все человеческое. Оттуда, из-за решетки, он не отрывал глаз от человека на мостике, и, в конце концов, человек на мостике это заметил. Они смотрели тогда друг на друга очень долго. Один с ненавистью, другой с интересом — оба не понимали. Один не понимал, откуда столько злобы, другой не понимал, откуда столько уверенности и силы в тщедушном петухе. А потом петух улыбнулся — до него дошло, а потом петух расцвел — он был счастлив: теперь он не одинок.

Злоба никуда не делась после того шторма, она только усиливалась с каждым днем. И медленно и верно превращалась в ненависть вперемешку со страхом. Панический страх теперь появлялся каждый раз, когда Кок видел какое-то подобие тех глаз, которые он заметил перед тем штормом. Ясно в его голове приходило понимание того, какое количество ужасных бурь и гроз они прошли по прихоти этого человека в фуражке на капитанском мостике. Он помнил все эти бури — они стояли особняком среди остальных. В них они теряли команду.

Они улетали за борт, как в пасть змеи — воды их моментально закручивали и уносили в пучину, они иногда даже не успевали докричаться: «Человек за бортом!» Эти бури запомнились, и каждая по-своему отпечаталась в его памяти, которая, между прочим, вообще была похожа на поганый коктейль из разного пойла в баре Рио де Жанейро. Каждую ту бурю Кок помнил. Кок понимал, что рано или поздно они найдут ее еще раз. Вместе со злостью его разум заполнял и алкоголь. Кубинский ром стал привычным дополнением к его обеду и ужину. Они подружились и стали лучшими друзьями. Слухи на корабле распространялись быстро, до капитана они, конечно же, дошли, но в отличие от своей команды человек на мостике догадывался об истинной причине нового облика их Кока — злого на мир, как казалось морякам, ворчливого старика. Кок не был молод, но и был далеко не старик. Его просто душило отчаяние. Отчаяние человека, которого ведут на погибель, отчаяние человека, который узнал, что все самые страшные воспоминания, самые страшные штормы в его жизни были не случайны, были по воле человека. И тот человек не чувствует раскаяния, не чувствует угрызений совести. Он запер всех на этой скорлупе из дерева, и будет испытывать ее на прочность, пока все мы не пойдем ко дну, и ни у кого не будет шанса — эта ледяная бестия поглотит нас, и толку, что он покинет корабль последним, если от корабля ничего не останется к тому времени. Кубинский ром так хорош, его пары только усиливали и оттачивали еще больше и так острые мысли корабельного повара.

Повар любил жизнь — с каждым глотком рома он понимал это больше и больше. Ему нравилось просыпаться по утрам раньше всех на корабле, готовить баланду, общаться с залетными чайками и вместе с ними смотреть на рассвет и закат этого мира. Мир был прекрасен, и покидать его не хотелось из-за прихоти одного человека, кем бы этот человек ни был. Ненависть! Повара душила ненависть, и пониманию в его голове не было места. А ром оттачивал эту ненависть до предела.

Ненависть — такое чувство, когда разум застилают тучи, как свет во время океанской бури. И к ненависти нужен такой же талант, как и к любви. Каждая команда Капитана на корабле, теперь отдавалась возмущением в глубине души Кока. «Напыщенный петух» — так он про себя называл теперь своего капитана. Все чаще он забывался в тяжелом пьянстве в обнимку с бутылкой рома, а другие обитатели корабля стали гадать, почему такое поведение их повара сходит ему с рук.

Капитан понимал своего Кока и поэтому прощал ему его пьянство по будням. Но человек на мостике также знал, что продолжаться это не могло — им нужна была команда, чтобы управлять судном, и этих зверей нужно держать в страхе. Чем дальше это заходило, тем больше его новый друг не оставлял ему выбора. Мы все были частью этого дома, мы закрыты в нем, и мы свободны вместе с ним. Но не получится быть свободным вместе с ним, и свободным от него. И если ты возмутился положением дел, то тебе предстоит сделать новые положения — или замолчать, или погибнуть, потому что большинство, потому что в доме есть другие обитатели, потому что в доме есть Хранитель.

Иногда Капитан думал, что было бы, если он был бы на этом корабле матросом, юнгой или на любом другом месте. Где были бы его границы смирения?! Смирение? Но он же был простым матросом. Эти мысли не имеют смысла, время — своего рода океан, назад уже ничего не возвращается. Он остается капитаном самого быстрого корабля в Атлантике, который ходит в такие уголки мира, куда никто, кроме него, не может даже сунуть нос, не то что ходить под парусами и ветрами, не потому что ему кто-то сказал или приказал. Время его не пощадило и наделило его знаниями, которые и могут управлять этим домом под парусами, там, где ветра рвут паруса в клочья. И тебе, Кок, предстоит усвоить еще один закон этого корабля, или вернее не закон, а знание. Может, ты мне скажешь за него «спасибо», а быть может, возненавидишь еще больше. Но раз ты уже кое-что понял, тебе придется узнать больше, потому что знания — это дорога в одну сторону. И не всегда мы можем остановиться, когда оказались на ней. Капитан уже начинал чувствовать ее приближение — она тоже уже знала, что их теперь двое на корабле. Не знала она только, что второй не видит ее так, как ее видит он — капитан. Но рано или поздно и Кок увидит лоскуты ее облаков. Капитан знал, что Кока ждет, когда и он почует ее приближение.

Повар тогда почувствовал ее близость: каким-то отблеском холодной воды заметил очертания глаз в облаках — красивых женских глаз среди пушистых овечек на небосводе. Кока охватила паника или вернее — страх. Наверное, такой страх испытывают антилопы перед теми большими кошками, которых они видели в Африке. Животный страх перед неизбежностью, смертью или концом. Он пытался держать себя в руках, он находил себе кучу ненужных дел на корабле. Бегал к каждому матросу и спрашивал, понравилась ли ему похлебка утром, а что приготовить вечером. Ему хотелось быть им всем полезным. «Милые дети, вы даже не подозреваете, куда вас ведут. Покушайте перед погибелью!» Матросы только удивлялись любезности своего повара, но не отказывались. Никто из них еще даже не подозревал, что этот прохладный порыв ветра на прошлой неделе было не облегчением, а поглаживанием одного существа. Что нас всех ведут в пасть водной змеи, что может быть, завтра, или послезавтра начнется шторм, который поглотит не один корабль в южной Атлантике. Кто знает, может быть и нас всех. А по утрам становилось все прохладнее, и глаза Кока заполнял страх. Он уже стал иногда замечать эти глаза в облаках — такой пристальный взгляд, такие красивые зрачки, такие суровые черты лица — он не видел таких у земных женщин.

Вот уже и моряки стали замечать, что они приближаются к шторму. Вот уже и шторм поселился в их головах, но они смирились. На Капитана стали чаще бросать взгляды с опаской и надеждой. Холодные ветра поселились в парусах корабля. Поведение Повара стало больше походить на истерику — бесконечные шутки и много движения по всему кораблю. Повар пытался ловить взгляд Капитана, но человек на мостике, казалось, куда-то исчез. Распоряжения из его рта звучали, как из другого мира. «Чертов тупой петух», — думал про себя Кок. Однажды утром Кок проснется, как всегда, раньше всех и увидит в маленькое окошко своей каюты — грозовые тучи, которые раз за разом освещались раскатами молний. «Сегодня мы снова нырнем в пасть океана, да, Капитан?», — неслось в мыслях этого человека, и этот человек знал, где найти Капитана. Кок выбежал на верхнюю палубу и увидел то, что и ожидал. На капитанском мостике стояла фигура в камзоле из красной кожи, этот камзол Капитан носит столько, сколько помнит Повар. Несмотря на то, что камзол сделан из дорогой красной кожи, он выглядит достаточно просто. Вернее, скорее всего раньше он выглядел просто. Но спустя столько лет морей и путешествий — он давно впитал столько соли, ветров, морской воды и крови, что только глупцу покажется он простым, хоть на нем и нет узоров, которыми любят украшать свою одежду высшие сословия. Второй секрет того, что этот камзол так хорошо сохранился — это и сама фигура Капитана. Капитан не менялся с того времени, как Кок взошел на этот корабль.

У него не появилось брюшка — неизменного атрибута возраста, черты лица его все так же сухи и остры, как и при первой встрече. Сальные волосы он себе никогда не позволял — стригся регулярно, фуражку свою он не любил — и надевал только в безветренный штиль, чтобы не схватить солнечный удар. Дежурный по рулю прятался где-то на заднем фоне Капитана и пытался быть незаметным.

— Капитан, мы еще можем повернуть! — вскрикнул Кок.

— Зачем? И куда, мой друг? — первый раз обратился так Капитан к нему.

— Я не хочу умирать! — выдал наружу свои страхи Повар.

— Вы хотите жить вечно? Зачем это Вам?

— Я сам решу! — разозлился уже Кок.

— Вон, океан, мой друг, голубой и чистый, как слеза ребенка, и небо над ним не менее чистое. Это Ваш выбор.

Намек был для Повара более чем понятен. Вдали его ждала пустыня воды на сотни миль, в которых его не найдет никто в этом мире. Даже Капитан, если захочет. Ему бы сейчас себя найти в будущем шторме, в который их корабль сейчас войдет на полном ходу, на всех парусах. Кок чувствовал предвкушение корабля, чувствовал азарт этого безумца на капитанском мостике. А зверей корабля начинал охватывать безумный страх. Перед ними разверзлись черные небеса, сквозь которые раз за разом проскальзывали белые вспышки. Кок не мог теперь отвести взгляд от этих глаз, которые видел теперь впереди. А за страхом зверей следовало следующее чувство — поклонение. Поклонение перед человеком на мостике. До Кока, как из другого мира, донеслись слова: «Капитан, что нам делать?» Это ночной дежурный по рулю обратился к этому человеку, властелину их судеб, безумцу, петуху, которые возомнил, что он их бог, что ли. «Самодовольный болван!» — пронеслись слова в душе. Слова, которые прозвучали из его рта, но в своем сознании Кок их услышал, как что-то со стороны. Но этот его крик разбудил весь корабль.

— Уберите парус с главной мачты, и два верхних с остальных двух, — стальной голос Капитана начал возвращать уверенность в матросах.

— Я Вас ненавижу! — полушипя процедил Кок. Он стал чувствовать очень тяжелый взгляд на своей спине. Сейчас начали решать его судьбу. Кок не знал, что глаза могут так давить, быть такими тяжелыми, всего лишь человеческие глаза!

— И привяжите нашего Повара вместо верхнего паруса, на главную мачту. В этот шторм он будет нашим талисманом.

— Я ненавижу Вас! Слышишь меня! — Кок развернулся уже к Капитану и смотрел ему в его тяжелые глаза.

— Да, слышу, мой друг! Вас пора познакомить! — сказал Капитан и улыбнулся только уголками рта, глаза же его не смеялись.

Кок взял бутылку рома и смачно отхлебнул. А матросы взяли его под руки — он не сопротивлялся, один обвязал канат вокруг его груди, а другой вокруг ног. Кок запомнил этот шторм на всю жизнь, шутка ли — он встретил его привязанным к главной мачте на высоте тридцати метров над землей. Только их флаг был выше его головы. И он помнит ее глаза, полные интереса, игры и могущества. Ему потом рассказывали, что он кричал, не переставая. Он же помнит, что слышал свой голос со стороны, но не помнит, чтобы он управлял им. Кок проклинал тот день, когда вступил на палубу этого корабля, проклинал Капитана, проклинал мир, проклинал и виновницу, которая смотрела на него с интересом из-под черных кудрей грозовых облаков. Страх — это был панический страх, который овладел всем его человеческим существом, и с которым так ловко, под предлогом наказания за пьянство, оставил его наедине Капитан. И у него было много времени изучить этот страх. Они делали это вместе с обладательницей этих глаз в облаках. Она не явилась ему в человеческом облике, не соизволила поговорить или шепнуть что-то ему на ухо. Просто продолжала незримый диалог с «комаром», который решился нарушить ее прелюдию перед свиданием. Волны отражались в ее глазах, как мысли о ней человеческого существа, привязанного к мачте. Раскаты грома вторили волнам и играли в такт со страхами этого человека, которые раз за разом рождались в его голове вслед за молниями. И, в конце концов, отражение грозы найдет себя в глазах человека. Что-то человек поймет. Он не сойдет с ума, он сохранит свой рассудок, он сохранит свою жизнь, и он не покинет корабль в следующем порту. «От любви до ненависти — один шаг, а от ненависти к чему-то похожему на любовь?» — иногда думал он по вечерам потом, когда ужинал в одиночестве на верхней палубе много вечеров позже. Может, ненависть была просто завистью к Капитану, или страх перед неизвестным? Это стало не важно. Тем более, не осталось столько неизвестного, тем более, мир стал теперь намного больше, и расставаться с таким огромным миром человеку уже не хотелось.