Элегия тени

Фернандо Пессоа

В этой книге читатель найдет как знаменитые, так и менее известные стихи великого португальского поэта Фернандо Пессоа (1888–1935) в переводах Геннадия Зельдовича, которые делались на протяжение четверти века. Особая, как бы предшествующая тексту проработанность и беспримесность чувства делает эти стихи завораживающими и ставит Ф. Пессоа особняком даже среди самых замечательных поэтов XX века. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Из цикла «Крестный путь»

1. «Я забываю промысел бродяжий…»

Я забываю промысел бродяжий,

И к речке мгла осенняя примята,

И сердцу стала гостией утрата…

И в нем — дороги, не узнать, куда же…

Со мной стряслись могильные пейзажи…

Лицо твое, как небо, серовато;

Последние свечения заката

Еще о чем-то шепчутся на кряже…

И мне на плечи, к истине слепое

И судорогу расщемив гадливо,

Мое былое, полное прибоя,

Взвалилось под морозным небосводом.

Шагает осень похоронным ходом

Вдоль по дороге моего надрыва.

4. «Позволь, арфистка, целовать позволь…»

Позволь, арфистка, целовать позволь —

Но не ладонь, а взмах твоей ладони:

Чтоб этот Жест во глубине бессоний

Стал только Жестом, обернулся столь

Бесплотным и уже избывшим боль,

Сколь стали на старинном медальоне

Коленопреклоненные в короне,

Которых вящий покорил король.

Ты сделалась прибытком и разором,

Луною, что крадется по озерам,

Когда вокруг чернеется камыш…

Ты отзвук в сталактитовой пещере;

И если обретением даришь,

То только обретением потери.

5. «Своих часов бессонный шелкопряд…»

Своих часов бессонный шелкопряд,

Ты ускользаешь наподобье тени,

Отсрочивая для своих молений

Уже давно предвещанный обряд.

И эти губы в океанской пене

Укором нерасслышанным корят;

И чем длиннее череда утрат,

Тем вечер и крылатей, и забвенней.

Все перволунья хочется исплавать —

И только жижа булькает в углу;

Стоячая засасывает заводь…

Я буду царь, но буду не теперь я…

И я машу в саргасовую мглу

За океаном моего безверья.

6. «Сюда я прихожу издалека…»

Сюда я прихожу издалека,

И я дышу туманом и раздором,

Неся свой образ пасмурный, в котором

Есть образ неземного двойника.

Я был когда-то, в прошлые века,

Не Боабдилем, но прощальным взором^[1],

Скользящим по гранадским косогорам,

Где залегла навечная тоска.

Я павшая гранадская держава,

Сиротствую у мира на виду…

Дорога есть, а цели не найду.

Я сам своя смертельная отрава,

Вчерашняя ненадобная слава,

Подсолнечник в бессолнечном саду.

13. «Посланник неизвестного владыки…»

Посланник неизвестного владыки,

Я сам не знаю, что я говорю.

Мои слова, угодные царю,

Мне кажутся бессмысленны и дики.

Распался я на образ двоеликий,

Две части меж собой не замирю:

То робко приближаюсь к алтарю,

То изрыгаю варварские зыки.

А есть ли Царь, не ведаю поныне.

Забыть о нем — назначено уроком…

Дано мне целью — странствовать в пустыне.

Но прежде, чем создалось естество,

В безмерье и в довременье далеком,

Я был вблизи от Бога моего…

14. «Как если б вдруг фонтаны замолчали…»

Как если б вдруг фонтаны замолчали

(Напрасен взор, утопленный во взоре), —

Так, сновиденью моему не вторя,

Тот голос, что родился из печали,

Теперь умолк… Уже не в карнавале,

Без музыки, без крыльев средь лазори,

Таинственность, молчащая, как море,

Приходит в обезветренные дали…

Пейзаж вдали — он только лишь на то нам,

Чтоб стало тихо, если мы нисходим

В таинственность, при часе благосклонном…

И где-то есть безмолвная природа,

И где-то мир с движеньем и бесплодьем…

И где-то Бог — Замковым Камнем свода…

Примечания

1

Боабдиль — последний мавританский калиф в Испании (1482–1492), бежал из Гранады, впоследствии убит в Африке.