В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

Николай Лейкин, 1897

Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства – Венгрии – маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание. Однако наши соотечественники смогли отличиться – чуть не попали в криминальные новости. Глафира Семеновна метнула в сербского таможенного офицера кусок ветчины, а Николай Иванович выступил самозванцем, раздавая интервью об отсутствии самоваров в Софии и их влиянии на российско-болгарские отношения.

Хороша страна Болгария

В Пироте, однако, поезд задержали недолго. Сербский полицейский только записал паспорта, наложил на них красный штемпель, и поезд тронулся.

— Ну, слава богу, поехали. Можно еще поспать, — сказала Глафира Семеновна, легла и только заснула, как явился кондуктор.

Оказалось, что он явился, чтобы откланяться супругам и получить обещанный динар.

— Добре почилы ове ночае? — спросил он супругов и сообщил, что он едет только до следующей станции. — В Цариброд блгарски кондуктор буде, — прибавил он и протянул руку.

Николай Иванович дал ему второй динар и спросил:

— На Цариброд митница?

— Блгарска митница, — кивнул кондуктор и удалился.

— Глаша! Не спи! Сейчас новое испытание будет. Въезжаем в болгарскую землю. Таможня, — сказал Николай Иванович лежавшей жене.

— Слышу, слышу. Какой тут сон! Давно уж проснулась. Наказание эти таможни!

А поезд останавливал уже ход и подкатил к деревянному домику с надписью: «Цариброд». На платформе стоял болгарский офицер и два солдата в форме, напоминающей совсем русскую форму. Солдаты были даже в фуражках без козырьков, в серых шинелях русского покроя и с револьверами у пояса. Кроме них, на платформе были начальник станции в статском платье и, как у нас в России, в красной фуражке, бакенбардист в пальто и шляпе котелком и несколько бараньих шапок в бараньих куртках шерстью вверх.

Все это тотчас же полезло в вагоны. Чиновник в шляпе котелком оказался таможенным чиновником, бараньи шапки — его подчиненными. Войдя в купе супругов, он тотчас же бросил взгляд на две громадные подушки, улыбнулся и спросил по-русски:

— Русские?

— Да, да… Самые что ни на есть русские… Едем из Петербурга, — отвечал Николай Иванович.

— Не везете ли сигар, табаку, чаю? — задал вопрос человек в шляпе котелком. — Это все ваши вещи?

И прежде чем супруги успели ответить что-нибудь, он уже начал лепить на саквояжи и картонки таможенные ярлычки, гласящие «прегледано». Глафира Семеновна начала было открывать свои баульчики, чтобы показать, что в них, но он сказал:

— Не трудитесь, не трудитесь. Ничего не надо. Есть у вас что-нибудь в багажном вагоне?

— Ах, как же. Сундук с бельем и платьем.

— Тогда пожалуйте в таможню. Надо и на него налепить пропуск.

Чиновник поклонился и удалился.

— Вот учтивый-то таможенник! — воскликнула Глафира Семеновна после его ухода. — Даже и не верится что-то, что это таможенный. Боже мой! Да если бы они все-то такие были! И как прекрасно говорит по-русски! Ну, я пойду в таможню.

— Пусти, лучше я схожу, — предложил Николай Иванович.

— Нет, нет. Это такой элегантный человек, что с ним даже приятно. А уж если хочешь, то пойдем вместе.

И супруги стали выходить из вагона.

— Позвольте ваши паспорта, — на чистейшем русском языке обратился к ним на платформе офицер.

— Боже мой! Как здесь в Болгарии хорошо говорят по-русски! Я не ожидала этого, — проговорила Глафира Семеновна, улыбаясь офицеру.

— Не везде, мадам. Это только здесь, на границе, — отвечал офицер, принимая из рук Николая Ивановича паспорт, и прибавил: — Обратно получите в вагоне.

При досмотре сундука Глафира Семеновна еще больше очаровалась таможенным чиновником. Оказалось, что он не допустил ее даже открыть свой сундук и сейчас же налепил таможенный ярлык. Уходя из таможни, она расхваливала мужу даже бакенбарды чиновника, его глаза и называла даже аристократом.

— Ну какой же, милая, он аристократ… — возразил было Николай Иванович.

— Аристократ, аристократ! — стояла на своем Глафира Семеновна. — Только аристократы и могут быть так утонченно вежливы. А какая неизмеримая разница с носатым сербским таможенным, который у меня даже ветчину нюхал! В сыре что-то искал! В апельсинах под кожей контрабанду найти думал.

Супруги опять вошли в вагон.

— А как приятно въезжать-то в такое государство, где такие прекрасные чиновники! — не унималась Глафира Семеновна.

— Ну да уж довольно, довольно. Совсем захвалила, — останавливал ее муж.

Вошел офицер и возвратил паспорты.

— Надо что-нибудь заплатить за прописку? — спросил его Николай Иванович.

— В Болгарии ничего не берется, — был ответ.

— Ну, вот как отлично! А на сербской границе с нас взяли что-то четыре с половиной динара.

— Да разве можно сравнивать Сербию с Болгарией! Ведь это день и ночь… — вставила свое слово Глафира Семеновна, но офицер уже исчез.

— Погоди, матушка, хвалить-то, погоди… Ведь еще только нос показала в Болгарию, а что дальше будет — неизвестно, — говорил муж.

— Нет, это уж сейчас видно, что болгары симпатичный народ. Ты посмотри, какие добродушные лица.

— А по-моему, такие же усатые, такие же носатые!

— Оставь, пожалуйста. Тебе только бы прекословить мне.

В коридоре вагона показался мальчик с подносом, на котором стояли чашки, и предлагал кофе. Заглянул он и в купе супругов.

— Давай, давай сюда! — поманила мальчика Глафира Семеновна. — От таких учтивых людей и кофей-то приятнее выпить, — прибавила она, взяв чашку кофе.

Взял себе чашку и Николай Иванович и воспользовался случаем, чтобы поручить мальчику заварить чаю в металлическом чайнике.

— Кипятку сюда, кипятку. Горячей воды, — толковал он мальчику. — Понял? Ну, айда! На чай получишь.

Мальчишка помчался к себе в буфет под вывеску «Гостильница» и сейчас же вернулся обратно с чайником, сказав:

— Ух, горешта вода!^[37]

— Ну, вот спасибо тебе, спасибо, милый, — благодарила его Глафира Семеновна. — И какой симпатичный мальчишка! Николай Иваныч, его надо хорошенько наградить.

— Ну, вот тебе за это полдинара на чай.

Николай Иванович дал ему несколько никелевых монет, но мальчик, посмотрев на них, сказал: «Србски пара» — и возвратил обратно.

— Да разве сербские деньги вы не берете? — удивился Николай Иванович. — Ведь от тех же братьев-славян.

— Леви треба, блгрски леви…

— Ну а болгарских денег у меня, брат, нет. Вот разве маленький французский золотой?

И Николай Иванович показал десятифранковик.

— Добре, добре… — закивал мальчишка, схватил золотой, чашки из-под кофе и исчез, побежав за сдачей.

— Не надул бы как, постреленок, — сказал Николай Иванович.

— Ну вот. Эдакие деликатные люди! — ответила Глафира Семеновна.

А между тем раздался звонок.

— Надует… — бормочет Николай Иванович. — Разве пойти самому за ним?

И еще звонок.

— Бежит, бежит мальчишка! — кричит Глафира Семеновна, смотря в окно.

Мальчишка вскакивает в вагон, бросает серебряные деньги на скамейку и выпрыгивает вон из вагона. Поезд трогается.

— Ну что? Не говорила ли я тебе, что не надует? — проговорила Глафира Семеновна мужу.

— Погоди, надо прежде сосчитать деньги, — отвечал Николай Иванович и, сосчитав, сказал: — Сдачу принес, это точно, но за две чашки кофею с двумя булками четыре франка взял, а вряд ли это на самом деле четыре франка стоит.

— Ну что тут! Брось! Я очень рада, что перепала болгарскому мальчишке малая толика, — отвечала Глафира Семеновна.

Поезд катил на всех парах.

Примечания

37

Кипяток (болг.).