В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

Николай Лейкин, 1897

Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства – Венгрии – маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание. Однако наши соотечественники смогли отличиться – чуть не попали в криминальные новости. Глафира Семеновна метнула в сербского таможенного офицера кусок ветчины, а Николай Иванович выступил самозванцем, раздавая интервью об отсутствии самоваров в Софии и их влиянии на российско-болгарские отношения.

Нет, не надуешь!

Поезд мчится по-прежнему, останавливаясь на станциях с трудно выговариваемыми не для венгерца названиями: Ксенгед, Кис-Керес, Кис-Жалас. На станции Сцабатка поезд стоял минут пятнадцать. Перед приходом на нее кондуктор-славянин вошел в купе и предложил, не желают ли путешественники выйти в имеющийся на станции буфет.

— Добра рыба, господине, добро овечье мясо… — расхваливал он.

— Нет, спасибо. Ничем не заманишь, — отвечала Глафира Семеновна.

Здесь Николай Иванович ходил с чайником заваривать себе чай, выпил пива, принес в вагон какой-то мелкой копченой рыбы и коробку шоколада, который и предложил жене.

— Да ты в уме?! — крикнула на него Глафира Семеновна. — Стану я есть венгерский шоколад! Наверное, он с паприкой.

— Венский, венский, душечка… Видишь, на коробке ярлык: Wien.

Глафира Семеновна посмотрела на коробку, понюхала ее, открыла, взяла плитку шоколаду, опять понюхала и стала кушать.

— Как ты в Турции-то будешь есть что-нибудь? — покачал головой муж.

— Подозрительное есть не буду.

— Да ведь все может быть подозрительно.

— Ну, уж это мое дело.

Со станции Сцабатка стали попадаться славянские названия станций: Тополия, Вербац.

На станции Вербац Николай Иванович сказал жене:

— Глаша! Теперь ты можешь ехать без опаски. Мы приехали в славянскую землю. Братья-славяне, а не венгерские цыгане… Давеча была станция Тополия, а теперь Вербац… Тополия от тополь, Вербац от вербы происходит. Стало быть, уж и еда и питье славянские.

— Нет-нет, не надуешь. Вон черномазые рожи стоят.

— Рожи тут ни при чем. Ведь и у нас, русских, могут такие рожи попасться, что с ребенком родимчик сделается. Позволь, позволь… Да вот даже поп стоит и в такой же точно рясе, как у нас, — указал Николай Иванович.

— Где поп? — быстро спросила Глафира Семеновна, смотря в окно.

— Да вот… В черной рясе с широкими рукавами и в черной камилавке…

— И в самом деле поп. Только он больше на французского адвоката смахивает.

— У французского адвоката должен быть белый язычок под бородой, на груди, да и камилавка не такая.

— Да и тут не такая, как у наших священников. Наверху края дна закруглены и, наконец, черная, а не фиолетовая. Нет, это должен быть венгерский адвокат.

— Священник, священник… Неужели ты не видала их на картинках в таких камилавках? Да вон у него и наперсный крест на груди. Смотри, смотри, провожает кого — то и целуется, как наши попы целуются — со щеки на щеку.

— Ну, если наперсный крест на груди, так твоя правда: поп.

— Поп, славянские названия станций, так чего ж тебе еще? Стало быть, мы из венгерской земли выехали. Да вон и белокурая девочка в ноздре ковыряет. Совсем славянка. Славянский тип.

— А не говорил ли ты давеча, что белокурая девочка может уродиться не в мать, не в отца, а в проезжего молодца? — напомнила мужу Глафира Семеновна.

Поезд в это время отходил от станции. Глафира Семеновна достала с веревочной полки корзинку с провизией, открыла ее и стала делать себе бутерброд с ветчиной.

— Своей-то еды поешь, в настоящем месте купленной, так куда лучше, — сказала она и принялась кушать.

Действительно, поезд уж мчался по полям так называемой Старой Сербии. Через полчаса кондуктор заглянул в купе и объявил, что сейчас будет станция Нейзац.

— Нови Сад… — прибавил он тут же и славянское название.

— Глаша! Слышишь, это уж совсем славянское название! — обратился Николай Иванович к жене. — Славянска земля? — спросил он кондуктора.

— Словенска, словенска, — кивнул тот, наклонился к Николаю Ивановичу и стал объяснять ему по-немецки, что когда-то это все принадлежало Сербии, а теперь принадлежит Венгрии.

Николай Иванович слушал и ничего не понимал.

— Черт знает что он бормочет! — пожал плечами Николай Иванович и воскликнул: — Брат-славянин! Да чего ты по-немецки-то бормочешь! Говори по-русски! Тьфу ты! Говори по-своему, по-славянски! Так нам свободнее разговаривать.

Кондуктор понял и заговорил по-сербски. Николай Иванович слушал его речь и все равно ничего не понимал.

— Не понимаю, брат-славянин… — развел он руками. — Слова как будто бы и наши, русские, а ничего не понимаю. Ну, уходи! Уходи! — махнул он рукой. — Спасибо. Мерси…

— С Богом, господине! — поклонился кондуктор и закрыл дверь купе.

Вот и станция Новый Сад. На станционном здании написано название станции на трех языках: по-венгерски — Уй-Видек, по-немецки — Нейзац и по-сербски — Нови Сад. Глафира Семеновна тотчас же заметила венгерскую надпись и сказала мужу:

— Что ты меня надуваешь! Ведь все еще по венгерской земле мы едем. Вон название-то станции как: Уй-Видек… Ведь это же по-венгерски.

— Позволь… А кондуктор-то как же? Ведь и он тебе сказал, что это уж славянская земля, — возразил Николай Иванович.

— Врет твой кондуктор.

— Какой же ему расчет врать? И наконец, ты сама видишь надпись: Нови Сад.

— Ты посмотри на лица, что на станции стоят. Один другого черномазее. Батюшки! Да тут один какой-то венгерец даже в белой юбке.

— Где в юбке? Это не в юбке… Впрочем, один-то какой-нибудь, может быть, и затесался. А что до черномазия, то ведь и сербы черномазые.

По коридору вагона ходил мальчик с двумя кофейниками и чашками на подносе и предлагал кофе желающим.

— Хочешь кофейку? — предложил Николай Иванович супруге.

— Ни боже мой, — покачала та головой. — Я сказала тебе, что, пока мы на венгерской земле, крошки в рот ни на одной станции не возьму.

— Да ведь пила же ты кофе в Будапеште. Такой же венгерский город.

— В Будапеште! В Будапеште великолепный венский ресторан, лакеи во фраках, с капулем^[1]. И разве в Будапеште были вот такие черномазые в юбках или в овчинных нагольных салопах?..

Поезд помчался. Справа начались то там, то сям возвышенности. Местность становилась гористая. Вот и опять станция.

— Петервердейн! — кричит кондуктор.

— Петровередин! Изволите видеть, опять совсем славянский город, — указывает Николай Иванович жене на надпись на станционном доме.

Глафира Семеновна лежит с закрытыми глазами и говорит:

— Не буди ты меня. Дай ты мне засветло выспаться, чтобы я могла ночь не спать и быть на карауле. Ты посмотри, какие подозрительные рожи повсюду. Долго ли до греха? С нами много денег. У меня бриллианты с собой.

— По Италии ездили, так и не такие подозрительные рожи нам по дороге попадались, даже, можно сказать, настоящие бандиты попадались, однако ничего не случилось. Бог миловал.

А поезд уж снова бежал далеко от станции. Холмы разрастались в изрядные горы. Вдруг поезд влетел в туннель, и все стемнело.

— Ай! — взвизгнула Глафира Семеновна. — Николай Иваныч! Где ты? Зажигай скорей спички, зажигай…

— Туннель это, туннель… успокойся! — кричал Николай Иванович, искал спички, но спичек не находилось. — Глаша! У тебя спички? Где ты? Давай руку!

Он искал руками жену, но не находил ее в купе.

Вскоре, однако, показался просвет, и поезд выехал из туннеля. Глафиры Семеновны не было в купе. Дверь в коридор вагона была отворена. Он бросился в коридор и увидал жену, сидевшую в среднем купе между двумя немцами в дорожных мягких шапочках. На груди она держала свой шагреневый баульчик с деньгами и бриллиантами.

— Убежала вот к ним. Я боюсь впотьмах. Отчего ты спичек не зажигал? Вот эти мосье сейчас же зажгли спички. Но я споткнулась на них и упала. Они уж подняли меня, — прибавила она, вставая. — Надо извиниться. Пардоне, мосье. Ее же вузе деранже… — произнесла она по-французски.

Николай Иванович пожал плечами.

Примечания

1

Капуль — мужская прическа с локонами, свисающими на лоб, по имени французского оперного певца Ж. Капуля.