Убийца с лицом ребенка

Михаил Ушерович Ушер, 2020

В адвокатском бюро города Коблевска раздается звонок. Адвокат Альберт Кемельман узнает о задержании своего друга – начальника полиции города полковника Снаткина. Его обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Так начинается одиссея адвоката Кемельмана, который не по своей воле втягивается в политические интриги города, в котором стали исчезать люди, как близкие к власти, так и равнодушные к ней. За всеми действиями адвоката наблюдает профессиональный убийца. В романе выведены все типичные "слуги народа", приведшие страну и город к катастрофе. Содержит нецензурную брань.

23

Орест Иванович Медведько, прокурор города, не доверял никому и никогда. Даже собственной жене, красавице Зинаиде, директору Центрального гастронома города Коблевск. И всегда оказывался прав. Работая помощником прокурора самого глухого района области, к которому нужно было добираться сначала поездом до железнодорожного вокзала соседнего города, затем пересаживаться на автобус, следующий через пять сел к поселку городского типа Березноговатое и оттуда снова автобусом до автовокзала своего района, он всегда приходил на работу раньше всех, осматривал тщательно столы всех сотрудников, их личные записи, перебирался к столу прокурора, рылся там и только потом садился за свой стол, разворачивал завтрак — бутерброд с ливерной колбасой, яблоко и кусочек пирога или торта и с аппетитом все съедал. Однажды в столе следователя Прохоренко он нашел тетрадку, что-то наподобие дневника, и забыв про завтрак, с упоением углубился в чтение.

Следователь Прохоренко, сопляк, только что окончивший университет и присланный по распределению в их район, писал:

«Наш прокурор, запойный пьяница, в течение дня ошивается у адвоката Синько, сисястой давалке оперуполномоченного КГБ. Хочет отбить грудастую лярву. Давалка же, интригуя с прокурором, добивается своего. По денежным делам заставляет, с утра принявшего на грудь прокурора, идти к судье и указывать тому, какой приговор нужно написать по делу. Говорят, что судья Павленко, предпенсионного возраста и астматик, панически боится прокурора, потому что однажды тот поймал его при получении взятки от подсудимого в виде двух килограммов кровяной колбасы, гуся, бутылки коньяка, и тысячи рублей. Судья Павленко падал в кабинете прокурора на колени, затем упал в астматический обморок. Прокурор порвал протокол изъятия взятки за половину колбасы, бутылку коньяка и пятьсот рублей, но сказал судье Павленко, что отныне тот будет писать некоторые решения под его, прокурора надзором, и обижен не будет. Все это рассказала мне по пьянке помощник прокурора Светличная, которая не дает мне прохода и хочет, чтобы я с ней переспал. Светличной уже пятьдесят лет, а в одном месте чешется, как у молодой. Ей категорически нельзя пить. Три дня назад, когда мы остались с ней в прокуратуре одни, она вынесла вещественное доказательство, трехлитровый бутыль самогона, три соленых огурца, палку полтавской колбасы и хлеб. Она разлила самогон по стаканам, выдула свой стакан одним махом, закусила соленым огурцом и взглядом удава уставилась на меня.

— Почему ты меня избегаешь? — спросила она.

— Ничего подобного, — сказал я, — просто я с детства болен по мужской части и мне больно, что я не могу насладиться таким шикарным телом, как у вас.

— Такой молодой и больной?

Она налила себе еще один стакан самогона.

— За тебя, — сказала она и осушила стакан. — На вид такой сладкий, а на самом деле порченый. Переболел свинкой?

— Нет, — соврал я. — Врачебная ошибка. При удалении крайней плоти, закрывающей мочеспускательный канал, хирург не рассчитал и фактически кастрировал меня.

— Бедный мой, — пожалела меня Светличная и тут же потребовала, чтобы я показал ей остаток своего члена.

Хорошо, что в этот момент зашел старший помощник прокурора Медведько, по виду настоящий придурок, по поведению тоже. У меня создалось впечатление, что он подсиживает прокурора и пишет на того подметные письма оперуполномоченному КГБ. А может уже завербован им. Как хорошо быть оперуполномоченным КГБ! Имеешь агентом мужа и трахаешь его красавицу жену.

Светличная предупредила меня, что в присутствии Медведько нельзя рассказывать политические анекдоты, а то загремишь на десять лет без права переписки.

— И никогда не советуйся с ним, — сказала она, мотая пьяной головой. — Это чмо специально посоветует неправильно.

Надо присмотреться к этому Медведько, а самое главное, к его жене. Она все время мне улыбается, когда отпускает в магазине продукты. Тонкая, с блеском в глазах, ну точно молодая Гурченко в «Карнавальной ночи». Что она нашла в этом нравственном инвалиде? Сегодня зачеркнул еще один день. Осталось два года и пять месяцев прозябать в этой дыре. Еще Светличная рассказала, что меня все работники прокуратуры проверяют на совместимость.

— Хотя бы год не бери взятки, — посоветовала она. — Село у нас маленькое, сразу донесут прокурору. Только у него монополия на взятки. Тебе надо будет несколько раз напоить его хорошенько и пожаловаться на недостаток денег. Может это его пробьет.»

Орест Иванович положил тетрадку на место. Завтракать не хотелось и он снова завернул колбасу с хлебом в газету «Известия» и сунул к себе в стол.

— Ну что ж, — сказал он вслух, — посмотрим, кто из нас придурок.

Орест Иванович вынул из стола чистый лист бумаги и написал:

«В партийную организацию Комитета государственной безопасности Коблевской области.

Довожу до Вашего сведения, что оперуполномоченный Сидоренко Владилен Семенович вместо выявления врагов Советской власти, занимается развратом и разложением женщин нашего поселка городского типа. Пользуясь своим служебным положением, он принуждает красивых женщин к сожительству. Так, все знают, что адвокат Синько, сожительствуя с ответственным работником КГБ Сидоренко, поспособствовала тому, что ее муж, Синько Василий Тимофеевич, из председателя райпотребсоюза, минуя партийную карьеру, стал председателем нашего райисполкома. Кроме того, адвокат Синько жаловалась своим подругам и знакомым, что Сидоренко неоднократно принуждал ее к неестественному соитию. В последнее время Сидоренко обратил внимание на жену старшего помощника прокурора района Зинаиду Медведько, у которой имеется двое несовершеннолетних детей.

Старший помощник прокурора Медведько еще не знает, что его жена вынуждена под угрозой увольнения мужа по компрометирующим основаниям, отдаваться Сидоренко. По сути в нашем районе возникает взрывоопасная ситуация, поскольку обманутые мужья, если узнают правду о своих женах, могут пойти на совершение преступления против члена партии оперуполномоченного Сидоренко.

На основании изложенного, прошу партийную организацию КГБ Коблевской области рассмотреть недостойное поведение Сидоренко и рекомендовать перевести его в другой район области или другую область.

С уважением, член КПСС, пока аноним по понятным Вам причинам.»

После этого Орест Иванович пошел в бухгалтерию заготовительной конторы, потребовал у перепуганного председателя отчеты о закупке свиней за последние полгода, заперся в кабинете главного бухгалтера Онисько Екатерины Самойловны и отпечатал там текст письма на пишущей машинке. Аккуратно сложил машинописный текст в конверт и опустил его по дороге к прокуратуре в ящик для отправки писем.

Через две недели оперуполномолоченный КГБ Владилен Сидоренко исчез из района внезапно и навсегда. А еще через две недели Ореста Ивановича пригласили в областное управление КГБ для перевербовки.

— Мы рассмотрели ваше досье, — сказал один из заместителей начальника КГБ, — и пришли к выводу, что вы, как человек компетентный, вполне можете заменить оперуполномоченного на общественных началах.

— А куда же делся наш Владилен Семенович? — спросил Медведько. — Человек был на своем месте.

— Товарищ Сидоренко допустил ряд политических ошибок, которые совершил по молодости и неопытности и направлен на новый участок работы. А вы, Орест Иванович, если будете выполнять все наши рекомендации, станете первым кандидатом на должность прокурора района. Сами понимаете, что без нашей рекомендации никто прокурором не становится. Есть ли у вас, как у члена партии и молодого чекиста, какие-нибудь просьбы и пожелания?

— У нас работает молодой специалист Прохоренко, — замялся Орест Иванович, — тайный поклонник сионистского влияния. Он даже сделал себе обрезание. Парень он, конечно, молодой, энергичный, но любит выпить. Во время одной из застольных бесед, он, будучи в подпитии, заявил, что Израиль в ходе шестидневной войны уничтожил все советские танки

— Прохоренко, говорите? — записал зам. начальника. — Так шестидневная война была больше, чем двадцать лет назад.

— За что купил, за то и продаю, — скромно ответил Медведько.

Еще через две недели он прочел в тетрадке Прохоренко запись о том, что прокурор района вызвал его для беседы и настоятельно рекомендовал ему смыться из района немедленно и уехать в район не ближе, чем пролив Беринга, чтобы о нем забыли компетентные органы. А в это время уже началась перестройка, прокурор района ушел на пенсию и прокурором района стал Орест Иванович. В оранжевую революцию новая власть перевела его в областной центр сначала прокурором Центрального района, где он пробыл десять лет, пока Скоморох не предъявил ему подписку о его вербовке негласным сотрудником КГБ. Перепуганный Медведько тут же написал заявление на увольнение, но Василий Васильевич, ярый приверженец революции достоинства, сказал ему слово в слово то же, что и когда-то зам. начальника КГБ: «Вы нужны Революции и стране. Мы будем рекомендовать вас прокурором города, если будете выполнять все наши рекомендации.» Верный своей привычке все высматривать и вынюхивать, никому не доверять, Орест Иванович создал в прокуратуре отдел компьютерных программ, в задание которого входило записывать разговоры подследственных и адвокатов, а также всех сотрудников прокуратуры и печатные копии прослушки ежедневно класть ему на стол.

После того, как Орест Иванович узнал, что жена Зинаида ему изменяет, он решил не разводиться, не рушить семью, не потому что он так сильно любил жену, наоборот, он стал презирать ее и относиться к ней брезгливо, но уход от нее мог повлиять на его карьеру, а нужно было еще поднимать детей. После подробностей в тетрадке он стал заниматься с ней сексом в извращенном виде. Сначала Зинаида отказывалась, плакала, уходила на несколько дней из дома, утверждала, что они не собаки и не кошки, а люди, что ей больно, и стыдно, и неприятно. Однако Орест Иванович был непреклонен и объяснял ей, что он может заниматься с ней сексом только таким образом, через задний проход, что это доставляет ему удовольствие, а значит, когда-нибудь это понравится и ей.

— Лорик, — так она называла его, — но ведь это противоестественно. Может тебе нужно пойти к врачу? Принять какие-нибудь таблетки. В конце концов, — предложила она, — все задницы одинаковые. Может быть, тебя возбуждают мужчины? Сейчас это в порядке вещей. Я не буду против.

— Нет, — говорил Орест Иванович, — похлопывая ее по полной заднице, как кобылицу. — Меня возбуждаешь только ты.

Это была неправда. Это просто было пожизненное наказание за измену, даже в свои шестьдесят пять, он принимал горстями Виагру, чтобы регулярно два раза в неделю унижать и растаптывать жену. Выросшие сын и дочь никогда не знали о мучениях и страданиях матери, потому что ей было стыдно признаться в том, что ее муж а их отец, очевидно, психически нездоров, и она уступает ему только для того, чтобы сохранить семью. Она никогда не догадывалась, что поведение мужа было тесно связано с ее изменой в далеком забытом богом районе, когда она была молода и красива. И не подозревала, что в комнате психологической разгрузки при полицейском горотделе, ее муж, под воздействием Виагры сотворяет с другими молодыми женщинами чудеса гетеросексуального героизма.

Как всякий неуверенный в себе человек, трус и паникер, Орест Иванович был домашним извергом и деспотом.

Прохаживаясь перед кабинетом губернатора, Медведько строил в уме форму доклада. Он уже и сам признавался себе, что пора уходить с этой должности, что он не тянет и никогда не тянул, как положено и надо, прокурорскую лямку, но разговоры о том, что вот-вот прокурорам резко увеличат зарплату, а следовательно и размер пенсии, удерживало его от решительного шага.

— Проходите, Орест Иванович, — сказал первый помощник губернатора. — У вас всего десять минут.

Губернатор сидел в глубине огромного письменного стола и что-то писал.

— Вызывали? — спросил Медведько.

— Садись, Орест Иванович, — предложил губернатор, не улыбаясь. — Рассказывай, как мы дошли до жизни такой, что рядом с нами долгое время орудовал оборотень в погонах, да еще на такой должности.

— По моим сведениям, — начал докладывать Медведько, — спецслужбы шли по пятам за Снаткиным уже давно. Они установили в его аквариуме с пираньями, представляете, Валентин Николаевич, как эта продажная пресса, обыграет этот момент, — прокурор сделал паузу, — любитель взяток обожал себе подобных рыб. В настоящее время микрокамера с похождениями полковника Снаткина находится у следователя прокуратуры Горпищенко. После проявки пленки, я пришлю вам копию. Доказательств у нас сверх крыши. Снаткин был задержан при получении ста тысяч долларов от владельца титанового завода Аркадия Кеосаяна через посредника, который задержан. Все зафиксировано. Я уже дал распоряжение пресс-службе постоянно информировать общественность об этом деле, с учетом, разумеется, тайны следствия.

За годы прокурорской работы при всех властях в стране Орест Иванович усвоил, что с начальством нельзя спорить и начальству надо так замылить уши, чтобы начальство цокало языком и думало, какой профессионал, этот Орест Иванович, надо ему доверять. Потом проходит время, приходят новые события и дела, и начальство само уже не хочет ворошить нерешенное старое, лишь бы отгавкаться перед общественностью по новым обстоятельствам. Да и у общественности, как не раз удивлялся Орест Иванович, оказывалась очень короткая память. Какие бы власти не появлялись в стране, все шло, как и прежде, начальники вели себя, как временщики, а подчиненные, подъедали за ними несъеденное.

— А как проходит расследование убийства активиста Петренко?

— Найти убийцу участника Майдана, активиста общества «Национальный корпус» для нас дело чести и мы, уверяю вас, с ней непременно справимся.

— Есть ли уже подозреваемые по Петренко?

— Мы идем буквально по следу убийц. Есть подозрение, что это не просто умышленное убийство, что это террористический акт, который совершили враги нашей Революции достоинства.

— Убийц? — поднял недоуменно левую бровь губернатор.

— При такой акции всегда есть заказчик, посредник, организатор и исполнитель. Поэтому мы рассматриваем несколько версий, но приоритетной считаем теракт.

— Хорошо, — сказал губернатор. — Хотя хорошего мало. По делу Петренко информируйте меня по мере поступления результатов. Дело находится на контроле у Президента.

— Понял, — сказал Медведько, поднимаясь. — Можно идти?

— Все, что нужно от меня, как от губернатора, получите в полном объеме. Идите.

После прокурора Медведько в кабинет губернатора вошел начальник налоговой администрации области Валерий Спиридонов.

— Как у нас дела, счетовод? — спросил губернатор Положенко, расплывшись в широкой улыбке, и откинулся на спинку кресла.

— Отлично, — ответно улыбнулся Спиридонов. — За три месяца совместной работы на счетах нашей оффшорной компании скопилось порядка ста миллионов долларов. Надо срочно их инвестировать в активы.

— Как ты оцениваешь наш титановый завод? — вопросительно взглянул на Валерия Ивановича губернатор.

— Это прекрасный актив, — подтвердил начальник налоговой. — Но у титанового завода есть законные хозяева. Один в Питере, другой у нас. Они хотят его продать?

— Один из хозяев завода намеренно подставил нашего друга и товарища полковника Снаткина. Слышал уже об аресте Павла Ивановича?

— Илья Кордон уже просвистел, — подтвердил Валерий Иванович. — А что там у них с налогами, все в порядке? — намекнул Валентин Николаевич.

— Я этой темы даже не хочу касаться, — твердо сказал Спиридонов. — Речь может идти только о добровольной продаже со стороны хозяев предприятия. Вы знаете, кто может стоять за номинальными собственниками? Я пока не знаю. Думаю, и вам это неизвестно. А жить под оптическим прицелом американской винтовки мне не хочется.

— Я завтра провожу заседание Военного кабинета. Приглашаю тебя в качестве гостя. Я потребую у Червоненко все данные о настоящих собственниках титанового завода. Тогда снова вернемся к этой теме. По поводу «Национального корпуса», — резко развернул разговор губернатор, — дорого обходится нам его содержание?

— На стадии организации с учетом содержания базы, обучения, формы и заработной платы начиная от десятников и кончая сотниками мы потратили триста тысяч долларов.

— И какая отдача? — уточнил Валентин Николаевич.

— Пока одни убытки. Но здесь мы сами виноваты. Мы сами не ставим перед ними никаких стратегических задач. Ежедневная текучка все забивает. Но есть и положительный момент. С прошлого месяца я перевел «Национальный корпус» на самоокупаемость.

— Как это? — удивился губернатор.

— Выяснилось, что не все бизнесмены в нашей области охвачены патриотическим порывом. Вот те, кто избегает участия в наших благотворительных фондах, теперь почувствуют на себе их преимущество. Я даю каждую неделю списки таких бизнесменов руководству «Национального корпуса» и разрешаю им обгладывать слишком умных, смелых и независимых по полной программе. Теперь «Национальный корпус» будет за каждого из этих списков платить нам десять процентов от полученного ими имущества или средств, а остальное тратить на себя.

— Ты, наверное, хочешь моей отставки? — криво улыбнулся губернатор. — Разве можно давать волю этим беспредельщикам? Дай им волю, они и нас схавают без соли и перца. Если они будут от нас независимы, зачем мы им тогда? Нет, Валерий Иванович, твоя инициатива наказуема.

Спиридонов на минуту задумался.

— В ваших рассуждениях есть смысл, — согласился он. — Продолжать кормить их с руки?

— Подумай над постоянным бюджетом для этих ребят. А кстати, руководство титанового завода платит в наши фонды?

— Всех не упомнишь, Валентин Николаевич. Проверю — доложу.

— Если окажется, что нет, пошли к ним активистов «Национального корпуса». Но без грабежа. Слишком солидное предприятие. Пусть прибегут к нам его руководители, а мы, если сочтем нужным, войдем в их положение.

— Тут еще одна проблема нарисовалась, — сказал Спиридонов. — «Западенец» создал свои войска для сбора пожертвований. Называется общество «Самозащита». Однако Боливар двоих не выдержит. Либо мы, либо он. Его инициативу надо зарубить на корню, если можно, то и с автором вместе.

— Городской совет два раза выражал ему недоверие, — задумчиво сказал губернатор. — И два раза суд восстанавливал его в должности мэра. Это получается, что в оппозиции у нас вся судебная власть области?

— Надо двинуть против него телевидение и наших блогеров, — предложил Спиридонов. — Если не угомонится, бросим против него наш «Национальный корпус». Заодно и проверим, правильно мы расходуем средства или нет.

— А как получилось, что наш «Национальный корпус» без нашего согласия блокировал телеканал «Эхо недели» по просьбе Западенца?

— Всем блокирующим мэр раздал по двести долларов. Это значит, что часть бизнеса решила разнести яйца по разным корзинам. Это раздвоение опасно. А наши ребята просто проявили себя жадными медвежатами.

— Сменить руководство «Национального корпуса немедленно, — приказал губернатор. — А завтра они за тридцать сребренников будут блокировать областную администрацию? Будут кусать руку, дающую им хлеб? И новое руководство пусть знает, что шаг влево или вправо наказуем.

— Не слишком ли сурово, Валентин Николаевич? — засомневался Спиридонов. — Надо еще подготовить достойную замену.

— Мы, Валерий Иванович, — назидательно сказал губернатор, — в отличие от вас английских университетов не заканчивали. Мы люди простые. Проявил инициативу — голову с плеч. Инициатива хороша только тогда, когда она предварительно одобрена руководством.

— Мне этот афоризм записать или выучить наизусть? — язвительно спросил Спиридонов.

— Принять как руководство к действию. Не хотелось бы войны, но, видно, валить Западенца надо. Подумай над стратегией.

— Я бы пригласил Илью Кордона завтра на заседание Военного кабинета, разумеется, на его открытую часть, где нужно обрушиться с беспощадной критикой на мэра за ущемление свободы слова путем организации блокирования телеканала «Эхо недели».

— Это разумное предложение, — поддержал Спиридонова губернатор. — Был бы я лет на тридцать моложе, обязательно поступил бы в английский университет.