Убийца с лицом ребенка

Михаил Ушерович Ушер, 2020

В адвокатском бюро города Коблевска раздается звонок. Адвокат Альберт Кемельман узнает о задержании своего друга – начальника полиции города полковника Снаткина. Его обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Так начинается одиссея адвоката Кемельмана, который не по своей воле втягивается в политические интриги города, в котором стали исчезать люди, как близкие к власти, так и равнодушные к ней. За всеми действиями адвоката наблюдает профессиональный убийца. В романе выведены все типичные "слуги народа", приведшие страну и город к катастрофе. Содержит нецензурную брань.

3

В ста метрах от кабинета Горпищенко, в подвальном этаже городской прокуратуры, в комнате, предназначенной для собраний трудового коллектива, шло совещание оперативно-следственной группы.

За узким длинным столом сидели следователь Горпищенко и два оперативных сотрудника местной службы безопасности. Перед ними, развалившись на пустых стульях, тихо переговаривались между собой остальные оперативники, наспех собранные из аппарата областной полиции.

— Я прошу каждого из вас перед докладом о проделанной работе, представляться, — сказал Горпищенко. — Таким образом, мы не только продуктивно поработаем, но и познакомимся друг с другом. Кто руководил обыском рабочего кабинета Снаткина?

С третьего ряда стульев поднялся опер с помятым лицом и в желтом свитере.

— Капитан Пустовойтенко, — медленно сообщил он. — Обыск начался в 13–30 и закончился в 15–00. Протокол составлен и передан Вам. Ничего интересного не найдено.

— В протоколе значится аквариум с рыбками, — нашел на столе протокол следователь. — Воду из аквариума сливали?

— Чего? — изумился капитан Пустовойтенко.

— У вас что-то со слухом, капитан? — нахмурился Горпищенко.

— Нет, не сливал, — ответил опер.

— Рыбок жалко, — хохотнул кто-то из присутствующих.

— Я вторые сутки на ногах, — обернулся на смех капитан Пустовойтенко. — У меня два трупа в разработке. А меня сюда кинули, чтобы аквариумы чистить?

— Свободен, — сказал Горпищенко.

— В каком смысле? — спросил недоуменно Пустовойтенко.

— В самом прямом, — сгустил на лбу складки следователь. — Если понадобится гавно руками разгребать, чтобы найти доказательства, будете разгребать, капитан. Свободен до утра.

Опер Пустовойтеко махнул головой и шатающейся походкой вышел из комнаты. В наступившей тишине Горпищенко обвел взглядом зал, поднял еще один протокол и спросил:

— Кто допрашивал Пермана Юрия Львовича?

— Я. — поднялся круглолицый румяный парень. — Лейтенант Скворцов.

— Ваши впечатления о допрошенном?

— Мутный он какой-то, — начал оправдываться Скворцов. — И потом, он воняет, как сурок. Ни с того ни с сего обливается потом, который отравляет воздух в кабинете. Я считаю, что это у него такой способ защиты.

— Вы допрашивали его три часа, — потрясая протоколом, грозно заметил следователь. — Вы исписали четыре листа своим куриным почерком, который невозможно разобрать. Где подпись допрошенного?

— Он отказался подписывать протокол, — объяснил лейтенант.

— Почему? — поинтересовался Горпищенко.

— Я же говорю, что он какой-то странный. Может псих. Я ему дважды прочел протокол, а он отказался его подписать, мотивируя тем, что мой почерк трудночитаемый…

— Я же выделил вам кабинет с компьютером, — зловеще произнес Горпищенко. — Этот Перман, умнее вас, лейтенант Скворцов ровно в два раза. Вы понимаете, что вы срываете ход расследования? Перман — это взяткодатель. Он должен был показать, за что он передал Снаткину сто тысяч долларов. А что вы с его слов тут нацарапали? Шел в булочную, споткнулся о пакет, увидел американские деньги, испугался и прибежал к начальнику полиции, чтобы их отдать, может хозяин впоследствии найдется.

— В протоколе стоят подписи понятых, которые подтвердили отказ этого… Юрия Львовича подписать протокол, — оправдывался Скворцов, нервничая, отчего румянец, как ожог, поджарил его обе щеки. — И я не виноват, что принтер не херачит, а вы каждые полчаса требовали положить его показания на стол.

— Этими показаниями даже подтереться нельзя, — подвел итог Горпищенко и передал протокол одному из оперативников службы безопасности.

— Вы случайно по маме не еврей? — спросил не поднимая головы представитель государственной службы безопасности.

— Никак нет, — отвечал лейтенант полиции.

— Если к утру мы не получим от Пермана тех показаний, что нам надо, — не поднимая головы от бумаги, негромко сказал мужчина, — мы тебе сделаем обрезание по всем правилам Талмуда. Встал и пошел работать. Петренко, — обратился он к мужчине в последнем ряду, лицо которого обрамляла ухоженная небритость, — дай ему в помощь двух своих пацанов. Но не дай бог, если этот Фердман к утру отдаст богу душу или впадет в кому. Ты меня понял?

— Так мы же не пальцем деланные, Василь Васильевич, — поднялся Петренко и улыбнулся.

— Перман, — поправил Василия Васильевича Горпищенко.

— Перман, Фердман… Для меня они, как китайцы, все на одно лицо, — объяснился оперативный работник службы безопасности.

Лейтенант Скворцов с горящим от волнения лицом в сопровождении Петренко покинули комнату.

И в этот момент зазвонил телефон Горпищенко.

По номеру звонившего Алексей Викторович сразу же определил, что звонят из радиотехнического кабинета, расположенного рядом с комнатой, где так неудачно началось совещание оперативно-следственной группы.

— Слушаю, — сказал Горпищенко, поглядывая на молчащих в комнате людей.

— Алексей Викторович, это я, — радостно сообщил ему советник прокурора города по компьютерным технологиям Петров. Вся обязанность Петрова и подчиненных ему людей заключалась в том, чтобы прослушивать беседы подследственных с адвокатами и между собой, если вдруг их намеренно оставляли друг с другом.

По прокуратуре ходили слухи, что Петров и его «опричники» пишут и следователей, и помощников прокурора и оперативников, откомандированных в прокуратуру и что эти записи регулярно слушает прокурор, а особо увлекательные, касающиеся интимных отношений или критики действий прокурора, по его указанию распечатываются и попадают в синюю папку. Поэтому с Петровым, худощавым очкариком, преданным прокурору, как собака, говорить приходилось вежливо и уважительно. Не исключалось, что и оперативное совещание по делу Снаткина также писалось.

— Слышу, — поддакнул Горпищенко. — Есть свежие новости?

— В аквариуме Снаткина находится микрокамера. Она установлена уже давно, но что интересно, Снаткин о ней знает…

— Кем установлена? Снаткиным? — удивился Горпищенко. — Или твоей конторой?

— Обижаете, Алексей Викторович. Мы так глубоко не бурим. Это, скорее всего, служба безопасности или наркоконтроль. Если хотите видеть картину дня, несите мне ее вместе с постановлением об обнаружении и изъятии. В суде это будет бомба.

— Благодарю за службу, — похвалил Петрова следователь и прекратил разговор.

— На сегодня все свободны, — объявил он. — Завтра в девять утра продолжим.

Вздох облегчения пронесся по рядам.

Горпищенко повернулся к Василию Васильевичу. Если бы он не знал, что Василий Васильевич Скоморох был майором и исполнял обязанности начальника отдела по борьбе с коррупцией службы безопасности, он никогда не поверил бы, что человек с лисьим выражением лица, глубокими залысинами и глазами навыкате, в скромном помятом сером костюме с серым галстуком, мог трудиться в таком отделе. В толпе Скомороха можно было принять за кого угодно, учителя труда, бухгалтера, безработного. Наверное, безличные внешние данные играли немалую роль в приеме на такую службу, но зацепиться можно случайно, а вот пригреться навсегда означало какой-то талант, который, наверное, был виден тамошнему начальству.

— В кабинете Снаткина, в аквариуме, обнаружена микрокамера, — тихо сообщил он Скомороху. — Это уже, наверное, по вашей части, Василий Васильевич. Я подгоню сейчас понятых, а вы, пожалуйста, оформите изъятие как и положено. Наши технари уже ждут ее с нетерпением.

— Кругом — один бардак, — пожал плечами Скоморох. — Что это за обыск, если микрокамеру сразу не нашли? А по поводу того, кто ее там поставил, мы еще разберемся. И я не удивлюсь, если вдруг выяснится, что Снаткина писали и слушали, вы, прокурорские. С чего бы это ты опера чуть до инфаркта не довел? Почему воду в аквариуме не поменял…, — передразнил он следователя. — Получается, ты целый день знал о микрокамере и водил всех за нос? Василий Васильевич направил свои базедовые глаза как окуляры бинокля на Горпищенко, который вдруг ощутил неприятный холодок в желудке. Так бывало с ним, когда он проплывал в кабине фуникулера над пропастью. Страх высоты подступал к самому горлу и ничего с этим нельзя было поделать. — Если бы камеру ставили мы, — продолжил майор Скоморох как ни в чем не бывало, — мне сообщили бы об этом еще вчера. Мы здесь не на посылках, а для контроля, чтоб все шло как надо. Первым делом надо передопросить этого Фердмана…

— Пермана, — подсказал Горпищенко.

— Вот именно. А заодно и Снаткина. Кто у него адвокат?

— Альберт Кемельман, — ответил следователь.

— Будет путаться под ногами, я лично приму меры. Мне начальник налоговой уже голову прогрыз насчет этого адвоката. Представляешь, нашел в акте проверки налоговой ссылку на закон, который был отменен до начала проверки и требует от государства вернуть миллионы гривень этому проходимцу Ганапольскому. А заодно еще и моральную компенсацию в сотни тысяч. Как это получается, что все дела, которые он ведет в судах, всегда заканчиваются его победами? У нас в судах, слава богу, нет ни одного еврея. Почему же судьи всегда соглашаются с его доводами? Какие у тебя есть на этот счет размышления?

— Все дело в текучке, — осторожно ответил Горпищенко. — У нас на каждого следователя по сто дел в месяц. При такой нагрузке, мы, конечно, допускаем ошибки. А Альберт, адвокат грамотный, умеет зацепиться за торчащую в деле белую нитку и размотать клубок.

— Все это глупости, — безаппеляционно заявил Скоморох. — По моим негласным данным, он платит каждому судье бабки. Ты знаешь размер его гонораров? Я как-то подослал своего агента к нему, так он за час снял с него триста баксов. Я, пожалуй, опять включу его в свою разработку. Дай мне допросить Снаткина в присутствии адвоката. Я хочу понять, в чем он силен и вывести его на нашего судью-агента. Вот тут мы его и хлопнем. Кстати, еще одна странная закономерность. Этот адвокат еще ни разу не вел дела у нашего судьи. Это подозрительно. Инстинкт самосохранения или наша недоработка?

— А что, если это подстава? — вслух высказал свои сомнения Горпищенко. — Мы получаем запись сегодняшнего дня, на котором придурок Перман объясняет Снаткину, что нашел деньги на улице и принес их начальнику полиции, чтобы тот нашел их владельца. Ведь, если эту камеру поставил сам Снаткин, она может работать выборочно, чтобы быть доказательством отсутствия вины начальника полиции?

— Интересная мысль, — как бы проснулся коллега Василия Васильевича и щелкнул своими огромными зубами. — Этот Снаткин — видно, жук опытный. Сам поставил камеру, сам ее редактирует, сам устраивает нужные постановки…

— Вы оба — идиоты, — прошипел Скоморох и разыскал одну из бумаг на столе. — Вот объяснительная Снаткина. «Это деньги мои, — пишет он своей рукой. — Это цена акций моей жены. Мы продали их Аркадию Кеосаяну за сто тысяч долларов. Он может это подтвердить.» Кто такой Кеосаян?

— Я вызвал его завтра на допрос, — пояснил Горпищенко. — Аркадий Кеосаян — совладелец титанового завода.

— Вот с него и начнем, — решительно сказал майор. — А с микрокамерой поступим таким образом. Изымем ее, посмотрим и если она нам не нужна, утопим в Южном Буге. Если там что-то будет полезное, оформим все необходимые бумаги и приобщим к делу как доказательство. — Про объяснительную я знаю, — оправдательно пояснил следователь, — Сам отбирал. Но почему он открыто об этом говорит с адвокатом? Если камеру ставили специальные органы, откуда он знает, что его вели и записывали… Слишком все как-то туманно. Мы ее не ставили, вы ее не ставили. Кто же, кроме Снаткина, мог ее поставить? Чувствую, что эта микрокамера нужна нам, как геморрой. Предположим, Кеосаян завтра покажет, что ничего у жены Снаткина не покупал и денег не передавал. Что мешает Снаткину заявить, что это деньги его и он одалживал их Перману, а Кеосаяна приплел к делу, так как не помнил о чем он говорил, лежа на полу в гипертоническом кризе. Мы должны расколоть Пермана по полной. Мы должны узнать, что их связывает или кто, за что он передал эти деньги Снаткину? Может быть, Снаткин связан с Кеосаяном, а Перман просто посредник, так сказать, почтальон? Или Кеосаян завтра заявляет, что это деньги его и он передал их в счет покупки акций жены Снаткина через своего знакомого Пермана. И микрофильм это подтвердит?

— Почему же тогда Перман это не сказал сразу? — удивился коллега Василия Васильевича. — А начал нести пургу?

— Ни Снаткина, ни его жида-адвоката я не выпущу, — просто и убедительно сказал Скоморох. — У меня есть свои простые методы ведения дела. Эти методы укладываются в четкое определение — параллельная реальность.

— Иголки под ногти? — подколол майора Горпищенко.

— Боже упаси, — перекрестился Скоморох. — Я никогда в своей жизни не бил подследственных. Я богобоязненый человек. И поскольку я верю в Бога, они сами чистосердечно все рассказывают, раскаиваются в содеянном и видят во мне искупителя своих грехов. Поэтому, если все окажется так, как говорит Снаткин, нам придется искать в этой цепочке самое слабое звено. Цепочка эта состоит из посредника, взяткодателя Кеосаяна, взяткополучателя Снаткина и его душеприказчика Альберта Кемельмана.

— А при чем здесь Кеосаян? — спросил следователь. — Даже, если выяснится, что он передавал деньги за акции. Этот факт подтвердится, скажем, договором купли-продажи. И что? Где тут взятка или служебное преступление?

— Кеосаян — самое слабое звено, — неожиданно добродушно хмыкнул майор. — Если завтра он подтвердит передачу денег Снаткину под любым предлогом, даже под предлогом покупки акций, я сначала подведу под цугундер Снаткина, а потом и его адвоката. Где это видано, чтобы начальник полиции города получал деньги за какие-то акции в собственном кабинете? За акции, отмечу, которые ему не принадлежат. По сути, это форма прикрытия получения незаконного вознаграждения лицом, занимающим высокое ответственное положение. А Кеосаян еще оплатит все наши волнения и сомнения по этому делу.

Майор сладострастно потер руки, а на его тонких синих губах появилось подобие улыбки.

— Не дрефь, Алексей, — сказал он следователю. — И более крутые перцы готовы были идти со мной на сделку. Уж очень я обаятельный человек. При этих словах Горпищенко снова почувствовал, как рвотные массы против его воли подкатили к горлу и он страшным усилием воли все-таки остановил их. Глядя в простое и добродушное лицо майора, следователь поймал себя на мысли, что панически боится его. На миг он даже подумал, а не уйти ли ему в отпуск и передать это дело другому следователю, но тут же испугался, что этот обаятельный человек слишком много поведал ему о себе, чтобы так просто его отпустить. «Я сегодня просто переработался, — подумал Горпищенко. — Что я себе вообразил? Этот Скоморох, обыкновенный работник службы безопасности, возможно, он тоже перевозбудился. Что в нем такого страшного? Пожилой человек, с удивительными водянистыми глазами, в которых ничего нельзя прочесть. В конечном счете, не он, а я руководитель следственно-оперативной группы и надо будет просто как-нибудь поставить его на место… Или попросить его руководство прислать кого-нибудь другого? А может ничего не предпринимать и поучиться у опытного чекиста как без пыли и шума раскалывать подследственных? Ну что в нем страшного? С виду добродушный дедушка, фантазер, открыто не любит семитов, таких в каждой стране не более пяти процентов, приходит домой, обнимает детей, внуков, целует жену… Фу! Метод налаживания контактов с обвиняемыми — „параллельная реальность“. Что это такое и с чем его едят? Неужели читает подследственным молитвы, рассказывает об апостолах и пробивает слезу в деревянных душах? Надо посмотреть, как он это делает. И все-таки не хотел бы я оказаться в его власти. В конце-концов, закончим это дело и разъедемся, как в поле комбайны. А с другой стороны надо показать этим ублюдкам из тайной канцелярии, кто тут в доме хозяин. И начинать надо не с допросов, этим, слава богу, есть кому заниматься, а немедленно провести повторный обыск в кабинете Снаткина. И если мы найдем там кинофильм о преступной деятельности полковника полиции города, наши собственные горизонты двинутся в направлении, о котором раньше невозможно было даже мечтать. Скажем прокурор города становится прокурором области, а прокурором города становится старший следователь прокуратуры пан Горпищенко. Такой случай упустить нельзя ни в коем случае. Господи, неужели и мне суждено оказаться в нужном месте в нужное время?! — спросил неизвестно кого Алексей Викторович, потому что с Господом у него были довольно прохладные отношения. Все в этой жизни приходилось выцарапывать самому, а количество выигрышных лотерейных билетов в тираже было, как обычно, небольшим, и выдавались Небом не каждому при рождении, а доставались почему-то другим, недалеким, ограниченным, но со связями.»

— Я решил, что надо немедленно провести повторный обыск в кабинете Снаткина, — твердо и сухо сказал Горпищенко.

— Это разумно. — неожиданно поддержал его майор Скоморох. — Я тут прикинул, что микрокамера нам нужна как воздух. Вашего технаря прихватим, или мне пригласить наших специалистов?

— Мы будем действовать по закону, — необдуманно произнес следователь, глаза которого горели как угли.

— Это как?! — усмехнулся Василий Васильевич. — А до сих пор что мы делали? Ты приложения к протоколу об обыске просматривал? Там на тебя компромат собран будь здоров. Десять админпротоколов за нарушения правил дорожного движения находились, между прочим, в столе начальника полиции в грязной папке, на которой, наверное, резалась колбаса и селедка. И если мы будем действовать по закону, то я обязан сообщить твоему непосредственному начальнику, что тебя необходимо немедленно отстранить от следствия в связи с личной заинтересованностью в исходе уголовного дела.

— Какое приложение? — изумился Горпищенко, отчего его лоб сморщился. — Там не было никакого приложения…

— Не было, — согласился Василий Васильевич, — потому что опер тебя пожалел, не включил их в опись, а может подумал, что это к делу не относится. А вот наша служба, эти протоколы нашла и сфоткала еще дней десять назад. Сначала я не придал никакого значения этим документам, а теперь, видишь, какое место они занимают в твоей жизни.

Василий Васильевич показал Горпищенко свой серебристый мобильник, похожий на маленький планшет, перелистал в нем приложения и включил нужное. На экране гаджета вспыхнули документы. Скоморох увеличил размер текста и Алексей Викторович четко увидел текст с названием ПРОТОКОЛ

— Про аквариум мы не знали, — сказал Василий Васильевич.

— Тогда ваш человек должен быть зафиксирован этой камерой, — сказал Горпищенко. — Поэтому надо срочно ехать в горотдел, проводить не повторный, а новый первый обыск, — пропустив мимо ушей замечание следователя о том, что камера могла заснять незаконное оперативное действие работника службы безопасности, заметил майор Скоморох.

— Я готов сам подать рапорт об отстранении меня от следствия, — потухшим голосом произнес Горпищенко.

— Если не будешь строить из себя целку, — по отечески сказал Василий Васильевич, и полуобнял Алексея Викторовича, — обещаю, что мы с тобой сработаемся. Нравятся мне романтики. Из них выходят либо полезные идиоты, либо настоящие палачи. И те, и другие остро необходимы нашему идеологическому государству. А дело, которое нам досталось, требует от каждого из нас полной самоотдачи. Про папочку забудь. Не было никакой папки. Я просто тебя проверял на вшивость.