Убийца с лицом ребенка

Михаил Ушерович Ушер, 2020

В адвокатском бюро города Коблевска раздается звонок. Адвокат Альберт Кемельман узнает о задержании своего друга – начальника полиции города полковника Снаткина. Его обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Так начинается одиссея адвоката Кемельмана, который не по своей воле втягивается в политические интриги города, в котором стали исчезать люди, как близкие к власти, так и равнодушные к ней. За всеми действиями адвоката наблюдает профессиональный убийца. В романе выведены все типичные "слуги народа", приведшие страну и город к катастрофе. Содержит нецензурную брань.

5

Городской отдел полиции гудел, как растревоженный улей. Весть о задержании полковника Снаткина обсуждалась в каждом кабинете трехэтажного здания из белого камня. Общее мнение сводилось к тому, что воевать с прокурорскими дело не только безнадежное, но и опасное. Если такой гигант как Снаткин, переживший смену трех министров внутренних дел, люстрацию, государственный переворот, пал, как вырванный с корнями дуб, споткнувшись просто на ровном месте, то всем остальным сразу же стало ясно, что в этом городе может меняться власть хоть каждый месяц, но любой полицейский сверчок должен знать, что законы, как и прежде, будут исполняться избирательно. На ежедневной планерке начальник полиции требовал от подчиненных переломить в себе страх перед власть предержащими.

— Мы теперь не менты, не «мусора» — пафосно заявлял он. — Мы новая полиция страны, которая никого не должна бояться, ни прокурора, ни депутата, ни вора в законе. Премии буду давать тем, кто на законном основании составит протоколы против нарушителей закона, какую бы высокую должность они не занимали. Не ссыте, господа полицейские, пока я тут на хозяйстве, все с вами будет о-кей

— Или о-куй, — сострил кто-то из полицейских. Тогда все грохнули от смеха, а шутка-то оказалась пророческой.

Про доллары говорили с уверенностью, что это подстава. Не мог полковник Снаткин брать их в своем кабинете. Это был не кабинет, а проходной двор. С тех пор, как он стал начальником, двери его кабинета на втором этаже не знали что такое замки. Такое хамское отношение к самому себе нравилось не всем. Все-таки, начальник тем и отличается от других, что доступ к нему должен вызывать у подчиненного какой-нибудь трепет, а тут, прости господи, врываешься, а у начальника сидит какая-то баба с подбитым глазом и жалуется на притеснение со стороны полицейских.

Следователь Горпищенко сразу уловил неявную охлажденность и настороженность переходящую во враждебность со стороны работников городского отдела полиции.

— Почему кабинет начальника полиции не опечатан? — спросил он у заместителя Снаткина майора полиции Кочерги.

— Я что, должен был здесь поставить полицейский пост? — с вызовом ответил Кочерга. — Какой смысл его опечатывать, если он практически не закрывается.

— Вы здесь все такие умные? — встрял Василий Васильевич и тут же приказал: — Подгоняй людей, будем проводить обыск в кабинете начальника.

— А вы, извиняюсь, кто такой? — огрызнулся Кочерга. — Ваши документы, пожалуйста, и разрешение на обыск.

— Это майор Скоморох, — сказал Горпищенко. — Он со мной, член следственно-оперативной группы.

— Вы в его кабинете будете полы вскрывать и штукатурку отбивать? — насмешливо спросил Кочерга.

— А что, надо? — удивился коллега Скомороха с большими металлическими зубами во рту.

— Это уже третий обыск кабинета Снаткина в течение нескольких часов. Что вы там ищете? — сказал прищурившись заместитель начальника полиции. На взгляд Горпищенка, Кочерге было лет сорок, на удивление стройный симпатичный мужчина, которому удивительно шла полицейская форма. Кроме того, сразу было видно, что он умен и по-своему бесстрашен, не лизоблюд и не трус.

— Мы не уполномочены давать тебе отчет в наших действиях, — сказал Василий Васильевич, явно ущемленный словами майора полиции. — Твое дело исполнить приказ немедленно и добросовестно. Каков поп, таков и приход, — обернулся он к Горпищенко за поддержкой. — Твоя задача сейчас, — назидательно произнес он, снова уставившись на Кочергу глазами-биноклями, — не оказаться рядом со своим начальником.

— Вы мне угрожаете? — спросил Кочерга нахохлившись, как петух.

— А почему вы говорите о третьем обыске? — спросил Горпищенко, чтобы разрядить обстановку. — Наш опер проводил обыск один раз. У нас появилась необходимость кое-что допроверить.

— Сначала был ваш опер, — спокойно начал объяснять Кочерга, — потом пришли из службы контрразведки, затем появились люди из аппарата полиции области, теперь снова вы. И ни одна сука не поинтересовалась у нас, у местных, где нужно проводить обыск.

— Что вы имеете в виду? — спросил Горпищенко.

— А то, что у начальника полиции есть два кабинета. Первый, который все вылизали до тошноты, так сказать агитпункт демократических перемен, здесь, на втором этаже и обычный, пятизвездочный, двухэтажный, с комнатой отдыха, кухней, кинотеатром и сауной в полуподвальном помещении, имеющим входы и выходы, как с улицы, так и с первого этажа нашего учреждения.

— Вот за это ты и сядешь, — сладострастно произнес Василий Васильевич, — за умышленное воспрепятствование следствию. Ты, гандон, целый день наблюдаешь за нашими действиями и ни разу не указал, что у Снаткина есть еще один кабинет.

— А в каком кабинете стоит аквариум? — спросил Горпищенко.

— Аквариум стоит в обычном кабинете, — ответил Кочерга, но его лицо вдруг потемнело от прихлынувшей крови и на левой щеке запульсировала жилка. — Или вы сейчас извиняетесь, — обратился он к Скомороху, — или я арестую вас за оскорбление полицейского при исполнении им служебных обязанностей.

— Если бы ты исполнял свои служебные обязанности, я бы извинился, — спокойно ответил ему Скоморох и ткнул ему в лицо свое удостоверение.

— Господа офицеры, — воскликнул Горпищенко, которому ответ майора полиции Кочерги очень понравился. — Сейчас не до выяснения отношений. Я приношу вам извинение за слова майора Скомороха. Давайте перейдем к делу. Сначала мы осмотрим содержимое аквариума, а потом пойдем в пятизвездочный отель господина Снаткина.

В этот момент пропел телефон Скомороха. Горпищенко удивило, что рингтон его мобильника оказался мелодией «Мурки». Василий Васильевич отошел в сторону.

— Шеф, — орал Петренко, перекрывая смесь городского шума звенящего трамвая, гудков автомобилей и крики толпы, — наши ребята сейчас блокируют телеканал «Эхо недели». Каждый получил по двести баксов. Со мной идти никто не хочет. Говорят, что субботники уже давно отменены. Могу я предложить четыреста долларов за работу? Тогда еще может и согласится кто-нибудь…

— Я тебе не Беня Коломойский, — ответил Скоморох. — Я работаю не за деньги. Ты знаешь, Петренко, почему пала Римская империя? Нет? Потому что ее лидеры стали провозглашать идеалы, в которые сами перестали верить. Короче. К утру, чтобы два идейных пацана были в городской прокуратуре.

— Бесплатно никто не поедет, — возразил Петренко. — У идейных теперь одна присказка: утром — деньги, вечером — майдан, вечером — деньги, утром — майдан. — Позвони руководителю организации «Москаляку на гиляку», может, они поработают из удовольствия, они же называют себя санитарами леса, специализируются, кажется, на пидарасах, бомжах и другой нечисти.

Петренко сделал театральную паузу и сказал: — Три дня назад они лоханулись. Прицепились к официантке за то, что она принимала заказ на кацапском языке. Посетители кафе переломали им руки и ноги в трех местах, а полиция сделала вид, что не смогла установить виновных.

— Зрада на каждом углу, — согласился Скоморох и помолчав, добавил: — А сам сможешь провести акцию?

— Что конкретно надо? Выбить показания?

— И ты туда же! — недовольно произнес Скоморох. — Ты же знаешь, что я этим не занимаюсь. Ты же знаешь мой метод выяснения истины. К чему эти вопросы? Так и скажи, Василий Васильевич, я теперь с вами по разные стороны баррикад.

— Я вас не понял, — кричал Петренко. — Здесь так шумно.

— Все ты понял, Петренко. Не найдешь ребят, сделаешь все сам.

Скоморох отключил мобильник и подошел к остальным.

— Начинаем работать с «агитпункта», — сказал Горпищенко. — Петр Семенович, — он махнул головой в сторону Кочерги, — обещает полное содействие.

Кочерга позвонил кому-то по телефону и попросил прислать людей в кабинет Снаткина.

В кабинете начальника городского отдела полиции был шкаф для одежды, большой письменный стол, несколько стульев и старый сейф, открывающийся ключом. Справа от входа стоял огромный аквариум, почти во всю стену, с подсветкой. На стене за спиной хозяина стола висел плакат, исполненный в городской типографии, на котором большими буквами было написано «Чем сидеть и нагло врать, лучше явку написать».

Горпищенко подошел к аквариуму и увидел мечущихся рыб с базедовыми тупыми глазами.

— Руку в аквариум лучше не опускать, — предупредил всех Кочерга. — Эти рыбки обглодают их до кости за секунду. Пираньи.

— Кто-нибудь кормил их после задержания Снаткина? — спросил Горпищенко

— Конечно, нет. Да пусть они лучше друг друга сожрут, — сказал в сердцах Кочерга.

— Нам нужен тазик с водой и сачки, — предложил Горпищенко, — И два-три ведра. Будем сливать воду.

Василий Васильевич и его коллега подошли к письменному столу Снаткина и начали вытряхивать его содержимое прямо на пол. В левой тумбе стола нашлась начатая бутылка Хеннеси на круглом стеклянном подносе, одноразовые стаканчики, шоколадные конфеты с черносливом, кусок суховяленой колбасы и складной нож. Всевозможные бумаги кружились и падали, как бумажные птицы на стертый линолеум. Двое полицейских тут же подбирали их и складывали в картонный ящик. В правой тумбе лежали ключи от сейфа и шкафа. Скоморох тут же открыл металлический сейф, изготовленный, наверное, в середине прошлого века. Сейф был девственно чист. Ни денег, ни деловых бумаг, ничего. Только одинокая печать городского отдела полиции, похожая на обезглавленный памятник Ленина в центре города, бесполезно стояла в тишине. Было такое впечатление, что его хозяин хорошо подготовился к обыску. В шкафу висела парадная форма полицейского полковника. В заднем кармане праздничных брюк Скоморох обнаружил пачку презервативов и почему-то сунул ее в свой карман.

Скоморох взглянул в сторону аквариума и увидел молодую красивую девку с пышными грудями, узкой талией и широкими соблазнительными ляжками, выпрыгивающими из тесной короткой юбки. Она сливала воду из аквариума в ведро, постоянно наклонялась над ним и ослепляла всю оперативную группу своей тугой и соблазнительной попкой.

Василий Васильевич, облизав, обсохшие губы, пальцем подозвал к себе одного из полицейских, добросовестно утрамбовавшего в картонном ящике собранные бумаги.

— Кто такая? — тихо спросил он.

— Наша уборщица Маша, — осклабился понимающе толстопузый полицейский. — Наша Маша — гордость наша. Правда, красивая?

— На вкус и на цвет — товарищей нет, — ответил Скоморох.

— Маша еще отвечает за наш отдых. Раз в неделю мы собираемся на посиделки, смотрим кино, купаемся в бассейне, посещаем сауну. Маша нам готовит еду за счет заведения.

— А где же у вас эти оргии происходят? — поинтересовался Скоморох.

— Ну у нас есть комната отдыха, сауна, даже кинозал. В этом отношении наш бывший начальник был классным руководителем, мудрым. В этой грязи, что мы возимся круглосуточно, должны быть светлые мгновения. Мы, между прочим, на работу ходим, как на праздник, — улыбнулся полицейский.

— Что-то у меня сомнение есть, — дружески прошептал Скоморох, — что человек с таким животом, как у тебя, еще может получать какие-то радости от жизни.

— Здесь нет никакой связи, — стал с серьезным видом объяснять полицейский. — Живот у меня большой от пива, а все остальное работает, как часы

— А Машу уговорить можешь?

— Маша на работе никому не дает. Тем самым она сплачивает наш мужской коллектив. Многие хотели бы затащить ее в постель, но получили по мордасам. Мы только любуемся ею.

Словоохотливый полицейский отошел к Кочерге, который поманил его пальцем к себе.

— Слышал?! — спросил Василий Васильевич своего коллегу из отдела.

Тот почесал себе макушку и ответил.

— А что в этом плохого? А нельзя эту Машу завербовать? Или взять в наш отдел? Я бы тоже ходил на работу, как на праздник. У нас, кстати, есть вакансия пресс-секретаря…

— Никогда бы не подумал, что ты, Иван, такой орел, — то ли одобрительно, то ли с насмешкой произнес Скоморох. — А вот насчет вербовки, ты правильно подметил. Такая Маша была бы гордость наша. Представляешь, какой это бесценный кладезь информации.

В этот момент к Скомороху подошел расстроенный Горпищенко.

— В аквариуме ничего нет, — сказал он. — Никакой микрокамеры. Рыб выловили, воду спустили, ничего.

— Этот Снаткин, — задумчиво сказал Иван, коллега Скоромоха, — мужик, видно, головастый. Это он сам поставил микрокамеру и снимал только то, что хотел или что ему надо было. А чтобы микрокамера никому не досталась, выучил этих рыб в нужный момент съедать ее. Ну подумайте сами, какой дурак будет держать в аквариуме этих маленьких крокодилов?

— Ты к чему ведешь, Ваня? — насмешливо поинтересовался Скоморох. — У Снаткина с этими тварями есть телепатическая связь?

— А давайте мы их всех прооперируем? — предложил Ваня с воодушевлением.

— Кого? — спросил Горпищенко

— Рыб этих, пираний. Если камера была, она не могла испариться, как святой дух. Я уверен, что Снаткин сто раз проделывал этот фокус, перед тем, как установить микрокамеру. Это же так просто. Ставишь камеру, два часа не кормишь рыб, и вожак стаи от стресса проглатывает эту штуковину размером с булавкину головку.

Скоморох переглянулся с Горпищенко. Обоим, от безысходности, идея Ивана показалась заманчивой.

— Петр Семенович, — кликнул Горпищенко Кочергу. — А куда Маша дела этих рыб?

— Да у нас тут на хозяйстве кот Васька имеется. Я приказал ей отнести их к нему. Пусть полакомится.

— Немедленно всех этих рыб вернуть назад, — приказал Горпищенко. — Не умрет ваш Васька, если поужинает на час позже.

Минут через пять в дверях с пластмассовым синим ведром появилась красавица Маша. Ее пунцовые щеки играли симпатичными ямочками, а высокая полная грудь, затянутая в специальный бюстгальтер, который прикрывал только ядреные соски, колыхалась от смеха.

— Где будем производить вскрытие? — спросила она.

— Прямо на столе, — сказал Скоморох. — Они еще живые?

— Двое без сознания, а один еще трепыхается, — объяснила Маша, прикрывая одной рукой свой ярко накрашенный умопомрачительный рот, чтобы окончательно не умереть со смеху.

— А где остальные? — спросил Горпищенко. — Их же было пять штук.

— Васька слопал, — сказала Маша, подошла к письменному столу, оглянулась, поставила ведро на пол, подошла к толстопузому полицейскому, прижавшему к себе картонный ящик с бумагами, вытащила из него несколько документов, расстелила их на столе.

— Что вы делаете? — возмутился Горпищенко. — Это же бумаги, изъятые в ходе обыска.

— Да ладно, — сказал примирительно Скоморох, — Маша знает, что делает. Нам важен не процесс, а результат.

— У кого-нибудь есть нож? — спросила Маша, подмигнув своим зеленым глазом Скомороху, отчего Василий Васильевич непроизвольно раздулся от гордости за себя. Уж кто-кто, а Маша, прошедшая школу жизни в полицейском учреждении, могла выделить из находящихся в кабинете мужчин, настоящего мачо.

— У меня на столе есть нож для резки бумаг, — сказал полицейский с картонным ящиком. — Подойдет?

— Неужели у начальника в столе нет ножа? — удивилась Маша и тут же рассмеялась. — Вспомнила. Он же сухую колбасу рвал зубами. Я еще таких здоровых и острых зубов никогда не видела. Был бы он сейчас здесь, зубами бы разорвал этих рыбок. А это правда, что они съели все доллары, которые он сегодня получил?

— Много будешь знать, плохо спать будешь, — добродушно сказал Скоморох и улыбнулся, потому что понял, как надо допрашивать Снаткина, чтобы он во всем признался. «Девку однозначно надо клеить в качестве агента, — подумал он. — Такая не будет стыдиться любыми средствами раздобыть нужную информацию. Ее даже подследственным, изголодавшимся по бабе, можно подкидывать.» При этом Василий Васильевич совершенно забыл о том, что в столе находился складной нож.

В это время в кабинет вошел Кочерга с длинным кухарским ножом. Он молча подошел к Маше, протянул ей нож и тут же отвернулся. Было видно, что к девушке он относился с явной брезгливостью, казалось, что обратно нож он от нее возьмет только тогда, если он будет обернут в непроницаемую бумагу.

— Машуня, — ласково сказал Скоморох и облизал сухие губы. — Резать надо будет так. Вспарываешь брюхо, всю требуху выкладываешь на бумагу и отходишь в сторону. После того, как мы ее осмотрим, всю рыбу вместе с ее содержимым, выбрасываешь в ведро и вытаскиваешь следующую. Понятно, красатуля?

— Проще пареной репы, — ответила красатуля, даже не улыбнувшись.

— Тогда, поехали… — сказал Горпищенко.

Маша, положила на стол нож, вытащила из глубокого выреза тонкие прозрачные перчатки, натянула их на пальцы рук, которые оканчивались невиданно длинными ногтями с художественным маникюром. Как эти пальцы с длинными накладными ногтями справлялись со шваброй и метлой, оставалось загадкой.

Первая распластанная пиранья принесла вздох разочарования. Коллега Скоромоха, Иван, красный от волнения и ответственности за то, что его поддержали, неожиданно подошел к левой тумбе стола, вынул из нее коньяк и пластиковые стаканчики, налил себе до края один из них, икнул и выпил его на одном дыхании.

— А вот и нож! — торжественно вынул он складной нож из верхнего отделения тумбы, отрезал себе два тонких кружочка колбасы и начал их жевать.

— Вы что себе позволяете? — взвился от возмущения Горпищенко.

Скоморох тут же подошел к следователю и шепнул ему на ухо:

— На Ваню нельзя кричать. В таком нервном состоянии он может всех нас покрошить.

— А зачем вы вообще его взяли с собой, если он нервнобольной и опасный? — громко сказал Горпищенко.

— Это я нервнобольной? — закричал Ваня и стал вращать зрачками, как гипнотизер. — Это вы все тут безмозглые твари. Я вижу вас всех насквозь. Вы завидуете моему таланту распутывать самые сложные дела. Кто из вас догадался, что эти рыбы были натасканы на глотание микро-камеры? Ты? — указал он пальцем на следователя, — Ты? — перевел он взгляд на Кочергу. — Или ты? — кивнул он головой в сторону Маши.

— Мы пока еще не нашли эту микрокамеру, — ответил ему Горпищенко.

— А давай поспорим на пять тысяч баксов, что она лежит в чреве одной из этих мерзких рыб? — прорычал Ваня, налил себе из бутылки еще один стакан и быстро опрокинул его в рот.

— Я вывожу вас из состава оперативно-следственной группы, — побледнев, сказал Горпищенко и сморщил лоб. — И прошу покинуть помещение немедленно.

— А вот это ты видел? — показал ему дулю Ваня. — Это я тебя сейчас выведу на чистую воду.

При этом Ваня нырнул правой рукой себе под пиджак и вытащил из кобуры боевой пистолет.

— Я же тебя предупредил, — зло сказал следователю Скоморох. — Теперь это добром не кончится.

Все находившиеся в кабинете люди замерли, как восковые фигуры.

— Режь вторую тварь, — приказал Маше Ваня, размахивая пистолетом. — Если в ней тоже не окажется камеры, порешу вас всех на месте, а затем этого паршивого кота, который по указанию Снаткина сожрал доказательство его вины.

— А какая она из себя? — еле выдавила слова Маша. Ее руки начали мелко дрожать.

— Четверть булавки, — пояснил Ваня и его зрачки перестали исполнять танец смерти, остановившись там, где они и должны были быть.

Скоморох тут же сообразил, что задумала Маша и вымученно улыбнулся ей.

— Начинай, Машуня, — ласкаво сказал он. — Я уверен, что у тебя сейчас все получится.

Маша вынула из ведра вторую неживую рыбу, полоснула ее в наступившей смертельной тишине, и отошла от стола. Когда Ваня склонился над рыбой, Маша вдруг вскрикнула «Вижу ее!» и ринулась к столу. Она сунула руку в разрезанную рыбу и вытащила блестящий в свете лампы маленький квадратик.

— Это она? — спросила Маша Ваню.

— Конечно, она, — пряча пистолет в кобуру, сказал Ваня совершенно успокоившись. — Отдай ее этому Фоме неверующему, — кивнул он в сторону следователя прокуратуры.

Маша пошла к Горпищенко с распахнутыми настежь огромными зелеными глазами, не моргая.

— Вы ее искали? — спросила она, протягивая Горпищенко металлическую клипсу с левого уха.

Горпищенко молчал и, как видно, не собирался участвовать в этом спектакле. И тогда Скоморох кинулся к Маше сзади, обхватил своими руками ее пышную грудь и шепнув ей на ухо: «Умница», следующим движением схватил с ее ладони клипсу, сжал ее в кулаке с победным криком: — Мы нашли ее! Это гениально! Это мог предвидеть только Ваня. Мы должны немедленно передать ее технарям для проверки и распечатки данных.

— Третью рыбу резать не будем? — спросила Маша Горпищенко.

— Почему нет, — подсуетился Скоморох. — решили резать всех значит всех. Алексей Викторович, — обратился Скоморох к следователю. — У меня для вас есть конфиденциальная информация.

В коридоре Скоморох резко выдохнул и тихо сказал:

— Ваня инвалид второй группы. Эпизодическая параноидальная шизофрения. Получил инвалидность в войне с сепарами. Припадок наступает только в результате употребления спиртных напитков. Я специально не вынул из стола эту бутылку, а он запомнил и все, полетел с катушек.

— Как вы все мне осточертели, — устало сказал Горпищенко, — как я вас всех ненавижу. Зачем вы держите в своем отделе этого сумасшедшего? Он же когда-нибудь лично вас пристрелит.

— Мы своих не предаем, — холодно ответил Скоморох.

— Как я мог повестись на предложение этого идиота? — качал головой Горпищенко. — Тренированные рыбы, съедающие микрокамеры! Мне самому нужна уже психиатрическая помощь.

В этот момент распахнулись двери кабинета и в коридор выскочил с воплем Кочерга. На ладони правой руки майора полиции в рыбьей крови лежала черная с трехмиллиметровой антенной микрокамера.

— Получается, что микрокамер было две, — радостно сообщил он. — Будем составлять протокол обыска?

— Где вы ее нашли? — осипшим голосом спросил следователь.

— Она застряла в глотке третьей рыбы, — объявил Кочерга.

Горпищенко схватил микрокамеру и сунул ее в карман брюк.

— Так кто из нас идиот? — спросил Скоморох.

В этот момент зазвонил телефон Горпищенко.

— Докладываю, — сообщил ему голос в мобильнике — Свидетель Перман Юрий Львович в результате наступившей гипогликемии чуть не отдал богу душу. Я был вынужден вызвать скорую помощь и поместить его в больницу.

— Кто это? — спросил Горпищенко, хотя сразу понял, что случилось.

— Лейтенант Скворцов.

— Мудак ты, а не лейтенант. Кто тебе давал право вызывать скорую помощь?

— Ага. Лучше быть мудаком, чем сидеть за превышение должностных полномочий, повлекших смерть.

— Лейтенант, — приказал Горпищенко, — пиши на имя прокурора города рапорт о том, что произошло.

Следователь обернулся к Скомороху.

— Предварительные итоги такие: взяткодатель Перман в больнице, что срисовала эта камера, нам неизвестно. Что я скажу утром прокурору города? Что надо менять меру пресечения Снаткину на подписку о невыезде? Так он меня ногами забьет и будет прав.

— Если история с Ваней дальше нас не пойдет, гарантирую тебе полную поддержку со стороны Ореста Ивановича.

— Неужто наш прокурор является тоже вашим агентом? — скептически усмехнулся Горпищенко.

— Сейчас, нет, — ответил двусмысленно Скоморох, и помолчав, добавил, — а что касается взяткодателя, то куда он денется с бронепоезда? Я лично доставлю его завтра в прокуратуру. Не люблю, когда река вдруг меняет свое русло.