Убийца с лицом ребенка

Михаил Ушерович Ушер, 2020

В адвокатском бюро города Коблевска раздается звонок. Адвокат Альберт Кемельман узнает о задержании своего друга – начальника полиции города полковника Снаткина. Его обвиняют в получении взятки в особо крупном размере. Так начинается одиссея адвоката Кемельмана, который не по своей воле втягивается в политические интриги города, в котором стали исчезать люди, как близкие к власти, так и равнодушные к ней. За всеми действиями адвоката наблюдает профессиональный убийца. В романе выведены все типичные "слуги народа", приведшие страну и город к катастрофе. Содержит нецензурную брань.

10

Адвокат Кемельман увидел бледное лицо Вики, которая лежала на грязном топчане в узкой комнате медицинского пункта при городском железнодорожном вокзале, и сердце его сжалось от сострадания к ней и вине перед ней одновременно. Врач или фельдшер сидел к нему спиной и с удовольствием уплетал толстую сардельку, то и дело окуная ее в кетчуп и закусывая вместо хлеба жаренной картошкой фри. Справа от него работал маленький телевизор.

Альберт Яковлевич присел на край топчана. Вика поморщилась от боли, но черные, как ночное небо, глаза ее сияли от радости.

— Как ты меня нашел? — тихо спросила она. — Я звонила тебе, но телефон твой все время был отключен.

Мужчина в халате перестал есть и обернулся.

— А вот и муж пожаловал, — тоже радостно сказал он. — А ты говорила, что тебя некому забрать.

— Это мой начальник, — объяснила Вика.

— Надо ее, начальник, — сделав лицо серьезным произнес он, вытирая рот салфеткой — срочно везти в больницу. Первую помощь я оказал, но нужно точно удостовериться, может это перелом. А причиной всему являются ее туфли на высоком каблуке. Я бы на вашем месте запретил ей ходить на работу в такой обуви.

— Василий Матвеевич мне очень помог, — сказала Вика. — Он уже собирался мне скорую вызвать…

Альберт встал, подошел к Василию Матвеевичу и положил на его стол пятьдесят долларов.

— Спасибо за помощь, — сказал он и спросил: — Этого хватит?

— Это мой долг — оказывать помощь людям, — скромно сказал Василий Матвеевич, — но от благодарности не откажусь.

При этом Василий Матвеевич, не притрагиваясь к купюре, каким-то образом загнал ее в открытый верхний ящик стола и тут же прихлопнул его. «Фокусник», — подумал Альберт и невольно улыбнулся. Его подмывало спросить Василия Матвеевича, как он это делает, но было неудобно. — Вот вам направление, — передал тот Альберту бумагу в пол листа. «Понял!», — обрадовался своей догадливости адвокат. — «Он, наверное, смахнул купюру в ящик этим листком, направлением в больницу. Ай-да, Василий!»

Вместе с Василием Матвеевичем они довели Вику к его машине, «Лексусу» серебристого цвета с модерновой начинкой и усадили ее на переднее сиденье. При этом адвокат ни на минуту не отпускал свой потертый рыжий портфель, в котором была записка Снаткина и план действий, составленный Альбертом после того, как Павла Ивановича увели.

План действий был прост и строго однозначен: немедленная поездка на дачу в Ковалевку, звонок Маше и встреча с ней в ресторане, разговор со сватом Снаткина. Но теперь надо было еще отвезти Вику в больницу, дождаться результатов рентгена ноги, привезти Вику домой или оставить в больнице в зависимости от рекомендаций врача.

Когда они распрощались с Василием Матвеевичем, Альберт обернулся к Вике и сказал:

— Мы с тобой под колпаком какого-то психопата. Это он позвонил мне и сказал, где ты находишься.

— Странно, — задумалась Вика. — Когда мой каблук попал в решетку ливневки и я упала, ко мне подбежали две женщины. Они помогли мне добраться до медицинского пункта на вокзале. Может быть, тебе позвонил Василий Матвеевич?

— Ты просила его об этом?

— Нет, это глупо. Он даже не знал о твоем существовании. Да и зачем мне его просить, если я сама раз десять пыталась к тебе дозвониться. Может это телепатия?

Вика улыбнулась.

— Я посылала тебе мысленно сообщения, где я нахожусь и что со мной случилось, и ты их получил.

— У меня такое впечатление, что кто-то очень хорошо знаком с моим окружением, рассказывает мне о моем прошлом, пытается навредить моим клиентам и друзьям. Причем, конкретные претензии не выдвигает. Все вокруг да около.

С первого дня совместной работы, Альберт понял, что Вика не только обаятельная женщина, но и невероятно умная и трудолюбивая. Практически из секретаря она превратилась в компаньона. Она звонила всем клиентам и организациям, когда нужно было назначить встречи или отложить их, она вела налоговый и бухгалтерский учет, делопроизводство, но самое главное, она обладала способностью определить психологический тип клиента. Сначала, краснея и запинаясь, она предупреждала Альберта о том, что с этим клиентом нужно вести себя осторожно, а лучше вообще отказаться иметь с ним дело. — Почему? — удивлялся Альберт.

— Я не знаю, как вам это объяснить, — смущалась она, — но мне кажется, что он может вас подставить. Ну например, он не смотрит вам в глаза, значит, не доверяет.

— Откуда ты знаешь, как он ведет себя со мной? Ты же не присутствуешь при наших беседах?

— Может быть, я к нему несправедлива, но лучше с ним не иметь дела. Этого клиента адвокат Кемельман запомнил хорошо. Санитарный врач Продан был задержан при получении взятки, заключающейся в двух бутылках коньяка «Ужгород», коробки конфет «Золотая нива» и двухсот гривень. Следователь определил ему меру пресечения в виде подписки о невыезде. Оспаривать получение этих предметов в виде взятки, не имело смысла. Вся загвоздка этого уголовного дела заключалась в сумме взятки. Следствие считало, что стоимость двух бутылок коньяка, конфет и полученных денег, превышало на двадцать гривень размер взятки, предусмотренный соответствующей статьей Уголовного кодекса. Это означало, что действие санитарного врача Продана подпадает под признаки преступления и он может получить реальный срок от трех до восьми лет. При осмотре вещественных доказательств, Альберт обратил внимание на то, что бутылки с коньяками были без акцизных марок. Был ли там подлинный коньяк ужгородского завода или самогон, приниципиального значения не имело. Важно было то, что две бутылки коньяка не могли теперь иметь цену, которую им пристегнул следователь, затребовавший магазинную цену коньяков. Обращать на это внимание следователя, Альберт Яковлевич не стал, потому что понимал, как легко заменить бутылки без акцизных марок на бутылки с акцизными марками. В этом и должен был состоять фокус, чтобы при осмотре вещественных доказательств, судья убедился, что следствие прокололось, а в действиях Продана нет состава преступления, а есть только административный проступок. За месяц до суда Продана вдруг арестовали. И на суде, на вопрос прокурора, почему он на следствии не заявил ходатайство об отсутствии акцизных марок, Продан сказал, что он не разбирается в акцизных марках и вообще адвокат настоял на том, чтобы до суда он пар изо рта не выпускал.

— Иными словами, — подытожил прокурор, — адвокат Кемельман в нарушение адвокатской этики заставил вас ввести следствие в заблуждение? Продан, который считал, что в его внезапном аресте была и вина адвоката, согласился:

— Получается, так

— Я прошу суд записать показания подсудимого в этой части в протокол, — торжествующе сказал прокурор.

— Я больше скажу, — заявил подсудимый, — из-за неумной позиции адвоката, я два месяца не видел свою семью. Я вообще не понимаю, какое значение имеют здесь акцизные марки.

В заключительной речи прокурор попросил суд учесть раскаяние подсудимого Продана, его правильную и принципиальную позицию и назначить ему шесть лет лишения свободы, а в отношении адвоката Кемельмана вынести частное определение.

Суд, однако, направил дело на новое рассмотрение и через шесть месяцев, дело потихоньку скончалось, а санитарный врач Продан вышел на свободу. С тех пор Вика из секретаря превратилась в незаменимого работника. Адвокат Кемельман обсуждал с ней свои стратегии по делам, прислушивался к советам, и любил наблюдать как ее мысли четко и аргументированно переливались в слова. Однажды они поехали в столицу вместе. Ему нужно было знать ее мнение о предложении вступить на паях в дело по строительству коттеджей Он представил ее своим компаньоном и при беседе то и дело посматривал в сторону худощавой Вики со слегка вытянутым умным лицом, которое обрамляли густые блестящие, как крыло ворона, волосы. Она любила подкрашивать рот ярко-малиновой помадой, отчего лицо ее всегда выглядело бледным. Вечером, в ресторане она сказала, что ему не стоит входить с этими людьми в совместный бизнес.

— У них есть связи и идеи, но нет денег, — сказала она, расправляясь со стейком. — Я бы побоялась им довериться. Они разошлись по своим номерам в гостинице. А в двенадцать часов ночи Вика постучалась в его номер. Удивительно, но ее лицо в этот момент было розовым, как бы подсвеченным, а полные губы, не накрашенные и чуть скошенные в сторону, дрожали.

— Я думаю, другого случая у нас не представится, — сказала она. — Я не знаю, что это такое, но с первого дня нашего знакомства, я близка к обмороку каждый раз, когда нечаянно соприкасаюсь с вами. Мне всегда стоит больших усилий удерживать себя, но сегодня я хочу переспать с вами. Можете меня потом выгнать.

— Подожди, — смешался Альберт, — но ты, кажется замужем. Я видел твоего мужа. Он красавчик. Как ты потом будешь смотреть ему в глаза?

— Когда мы занимаемся с ним сексом, я всегда смотрю ему в глаза и вижу в них синее небо ваших глаз, я вдыхаю его запах и понимаю, что я хочу, чтобы он пахнул, как вы и когда я представляю себе, что это вы входите в меня, я кричу, как раненная птица. Так не должно быть. Я хочу все это испытать с вами. Иначе я сойду с ума от раздвоения сознания.

— Но я тоже женат, — глупо сказал Альберт.

— Если ты меня сейчас прогонишь, — дрожа всем телом, и впервые обратившись к нему на «ты», пригрозила она, — я не буду с тобой работать.

Сердце Альберта забилось, как в истерике. Он понимал, какой бриллиант он теряет, если они станут любовниками. «Служебные романы разбивают не только семьи, но и бизнес», — вспомнил он слова своей матери. Со стороны Вики это был неприкрытый шантаж, и самое главное, что он никогда не догадывался, что в ней клокочат такие страсти. Ему нравились в ней организованность, деловитость, ум, но он ни разу даже в страшном сне, не мог представить себя с ней в постели. Она совершенно не интересовала его как женщина. Несмотря на свое замужество, она выглядела иногда угловатым подростком, но сейчас, когда она медленно обнажалась, снимая джинсы, блузку, бюстгальтер и стринги, она стала казаться ему чужой и некрасивой.

— Ты не хочешь меня? — покусывая губы, шептала она. Он смотрел на ее втянутый живот с большим родимым пятном и не понимал, что ему надо делать. А самое главное — он не хотел ни словом и ни делом — обидеть Вику.

Она подошла к нему, он обнял ее и поцеловал в голову.

— Сейчас ночь, — сказал он, — и кажется, что можно все, что хочется. Но завтра нам обоим будет стыдно смотреть в глаза друг другу. Я люблю свою жену. Я очень долго добивался ее. И я люблю тебя, как свою сестру. Я понимаю тебя и понимаю, что с тобой происходит. Я не могу и не хочу тебя обидеть. Пожалей меня.

Вика заплакала на его груди, он гладил ее темные волосы, потом она отошла от него, отвернулась, быстро оделась и ушла.

А утром в его номер позвонил давний приятель по университету и рассказал ему как он попал на деньги, когда решил войти в строительный бизнес фирмы «Зори над Днепром».

— Оказалось, что у них есть проект коттеджного поселка без отвода земли и разрешения на строительство. Я продал две свои квартиры и квартиру тещи. А самое страшное, что с них ничего нельзя срубить назад. В арендованном офисе арендованные столы и компьютеры

С той ночи у них больше ничего не было. Вика как будто выздоровела, пришла в себя и никогда ни взглядом, ни словом не напоминала о происшедшем. За это он еще больше стал ее уважать и ценить. Как-то сразу они превратились в очень близких людей, объединенных тайной. Они стали, как брат и сестра, заботиться друг о друге и оберегать друг друга от неприятностей. Иногда поглядывая, как Вика, прощаясь, укутывает шарфик вокруг его шеи и целует в щеку, или подает кофе, смахивая с его плеча перхоть, он невольно вспоминал свою мудрую мать, и искренне радовался тому, что есть рядом человек, который, как и его мать, принимает близко к сердцу и его радости, и его проблемы, а самое главное, может помочь умным советом.

Автомобиль, в котором они сидели, стоял на привокзальной площади, в рядах других машин. В метрах тридцати от них расположился стихийный вечерний рынок, откуда доносились запахи вяленой рыбы, домашней кровяной колбасы и свежесорванной сирени.

— Сегодня задержали полковника Снаткина при получении взятки в размере ста тысяч баксов, — сказал Альберт. — Самое интересное, что о его задержании я узнал по телефону от неизвестного мне человека.

— И кто же тебе звонил? — спросила Вика, нахмурившись.

— Снаткин сказал, что, по его данным, никто не звонил. Но когда мы с ним беседовали, отключенный телефон включился и мне сообщили, что ты находишься в травмопункте железнодорожного вокзала.

— Включить отключенный телефон могут только спецслужбы, — предположила Вика.

— Ну наверное, ты на правильном пути, — задумчиво произнес Альберт. — Вопрос только в том, зачем мы им нужны. Я политикой не интересуюсь. Мой принцип жизни — моя хата с краю, я ничего не знаю. Слушай, — оживился Альберт, — я вспомнил, они же или он, предлагали мне сотрудничать с ними. Я их отшил.

— Вот видишь, — рассудительно заметила Вика, — ты — известный адвокат в нашем городе, а ведешь себя неразумно, как мальчишка. После предложения о сотрудничестве, я непременно договорилась бы о встрече, обсудила все вопросы, удостоверилась бы, что это спецслужбы и только потом приняла бы решение.

— Я презираю эти спецслужбы. И ты предлагаешь мне заключить с ними сделку?

— Я тебя не понимаю, — сказала Вика. — Мы живем и работаем в этой стране и при этой власти. Значит мы с ней согласны, или с ее политикой. Иначе невозможно.

— Пока власть не мешает мне работать, я плевать на нее хотел. Но я никогда не буду рассказывать им, о чем я говорю с обвиняемыми. А спецслужбы, наверное, хотят знать, что мне рассказал начальник полиции города, где у него спрятаны деньги, какие у него есть связи, и не опасно ли заносить над ним меч. Они даже в аквариум с пираньями поставили микрокамеру, чтобы отслеживать каждое его слово. Но видно облажались, потому что Павлуша тертый калач и его трудно разгрызть. Они могут подойти к нам со стороны правильности уплаты налогов?

— Нет, — уверенно сказала Вика. — С этой стороны у нас все в порядке. Но у нас есть проблемы с твоим нестандартным пониманием деятельности адвоката.

— Что ты имеешь в виду? — недовольно спросил Альберт.

— Я уверена, что Снаткин попросил тебя что-то сделать, что может поставить крест на твоей работе. Особенно сейчас, когда они организовали негласную слежку за нами. Ты уверен, что сейчас нас с тобой никто не слушает?

— Я не знаю, — раздраженно сказал Альберт. — Может, и слушают, и даже снимают. Я давно дружу с Павлом Ивановичем. И как друг я обязан сделать все, чтобы ему помочь, когда он в беде. Ты помнишь, как ты познакомилась со своим мужем? Сколько человек тащили тебя в машину, чтобы изнасиловать? А может потом и убить… Виктор тогда отбил тебя, а один из подонков оказался в морге. Не я тогда тебе помог, а Павел Иванович, который, рискуя своей карьерой, прекратил уголовное дело против героя, несмотря на то, что погибший был сыном вице-мэра. Долг, как говорится, платежом красен…

При этих словах Альберт невольно вздрогнул, вспомнив слова анонимного абонента.

Вика молчала, возможно, подавленная воспоминаниями.

— В жизни есть ситуации, когда пословицы и поговорки неприменимы, — очнулась она. — Павлу Ивановичу надо помочь и ты это делаешь. Но если долг красен самопожертвованием, может тогда не одалживаться? Или отложить платеж до лучших времен?

— У меня в жизни был такой случай, — вспомнил Альберт. — Мой клиент должен был выйти из следственного изолятора в пятницу, но следователь сказал мне, что дело практически решено, а поскольку у него много других дел, за которые его четвертуют, если он их не выполнит, приходи в понедельник в девять утра и вместе пойдем вынимать твоего подзащитного, тем более, что срок позволяет. Я был доволен, что мое ходатайство об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, было положительно решено прокурором района. Ну действительно, подумал я, человек сидит уже шесть месяцев в прокуренной камере, где спят по очереди, потому что не хватает шконок, что такое по сравнению с этим какие-то два дня. Я позвонил его жене и сказал, чтобы в понедельник на девять часов организовала такси, подъехала в сизо и забрала мужа. Женщина молча плакала в трубку. «А нельзя сегодня? — тихо спросила она. — Я сама его привезу…» «Сегодня — исключено, — сказал я. — Следователь не успевает оформить все необходимые бумаги» — «Храни вас Бог, — сказала она. — Вы подарили мне надежду на справедливость.» А в субботу его убил сокамерник. Тогда у меня случился первый инфаркт.

— Тяжелый случай, — согласилась Вика. — Но если за нами установлено наблюдение, как ты поможешь Снаткину? Ты только подставишь его.

— И что ты предлагаешь?

— Я предлагаю переобуться. Как я понимаю, заменить тебя никто не может. Но заменить твою машину, легко. У моей свекрови в автокооперативе «Волга» в гараже стоит «Таврия». Ты приезжаешь к гаражу на частном такси. Я имею ввиду «бомбилу». За квартал до гаража выходишь, пешком идешь к гаражному боксу номер 218, выводишь «Таврию», она всегда заполнена бензином до отказа, и выполняешь необходимые деликатные поручения. Затем снова полностью заправляешь машину и ставишь ее на место.

— Откуда ты знаешь, что и когда я должен сделать? — спросил Альберт. — Телепатия?

— Алик, — спокойно сказала Вика. — Мы с тобой уже давно дружим. И наша дружба, как я понимаю, «сильнее страсти, больше, чем любовь». Поэтому, если будет тебе плохо, это вольется и в меня. А мне в моем положении, нужно лечиться с хорошим настроением.

— Мне нужно хотя бы часок поспать, — зевнул Альберт. — Впереди тяжелая ночь со многими неизвестными.

— Ну тогда едем ко мне? — сказала Вика. — Там находятся ключи от гаража и запасные ключи от «Таврии».

— Нет, — решительно ответил Альберт. — Сначала мы едем в больницу. Если тебя там оставят, я сам найду все нужные ключи. Высплюсь уже утром, после того, как все сделаю.

— А нельзя сначала выспаться, а потом сделать все, что надо?

— Я боюсь, что завтра будет уже поздно, — нахмурился Альберт.

— У меня плохое предчувствие, — призналась Вика. — Я не могу объяснить, но ощущение такое, что на нас надвигается цунами, а мы, вместо того, чтобы бежать от него, кидаемся ему в объятия. Давай все отложим до утра. Тем более, что у тебя есть повод облегчить свои нравственные страдания. У тебя на руках тяжело больная сотрудница, которой требуется срочная медицинская помощь.

— Будем решать все проблемы по мере их поступления, — усмехнулся Альберт. — Поэтому начнем с ортопеда.

Он включил зажигание и медленно выехал на проспект Мира. Ни одна машина, из стоявших в рядах, не двинулась за ними.