Меж троном и плахой. Исторический роман

Ирина Николаевна Павлычева

В два с небольшим года российский трон сменяет трёх монархов. Противостояние, подспудное соперничество, тайный накал страстей захватывают всех приближённых. Борьба за власть одинаково приближает и к трону, и к плахе.

Глава V

Царевич Петр, внук Петра I, имя которого в последние дни беспрестанно было на устах у всего Санкт-Петербурга, до поры не ощущал повышенного внимания к своей особе. Они с сестрой Натальей жили обыденной жизнью, по распорядку, давно заведенному указанием их великого деда, окруженные привычными лицами: камер-фрау, камергерами, камер-юнкерами и учителями. Скорее можно было отметить, что визиты воспитателей, барона Андрея Ивановича Остермана и князя Алексея Григорьевича Долгорукого, сократились числом и длительностью. Реже забегали тетушки Анна, Елизавета и Наталья, да куда-то западал закадычный и ненаглядный друг царевича, князь Иван Долгорукий, что досадовало, но не удивляло, так как ему было свойственно периодически где-то запропаститься. Петр понимал, что у них с Иваном значительная разница в годах — восемь лет, даже поболе. Догадывался, что помимо их совместных забав, которые молодой князь разделял с ним с неподдельным удовольствием, были еще и другие, для него недоступные, но от этого понимания легче не становилось, наоборот, разбирала тем большая обида. Каждый раз в подобных случаях девятилетний Петр готовился при появлении «предателя» сделать ему резкий выговор, но как только видел своего любимца вновь, забывал, а если и помнил, то откладывал, чтобы не омрачать приятные минуты совместных игр и развлечений. Его родная годом старшая сестра Наталья относилась к появлениям и исчезновениям Ивана совсем по-другому, если не сказать, прямо противоположно. Петр и Иван, разумеется, приглашали и принимали ее в свои потехи, но с одной стороны многие из них ее отнюдь не увлекали, а с другой она просто умирала от ревности, ибо лишь слепой мог не заметить, что, когда Иван был рядом, она отходила на второй план. Она — единственная родная сестра, самая близкая по крови целом свете! У нее ни к кому не было привязанности сколь-либо сравнимой с той, что она испытывала к брату, а у него… Помимо Ивана, он обожал своих тетушек. Особенно, Елизавету, которая и наведывалась чаще и заводила самое бурное и шумное веселье, как придет, кстати, гораздо более приемлемое для Натальи, чем то, что затевал Иван, но она никогда бы не променяла ни на тетку, ни на какие другие радости уединение с братом, к которому она так привыкла.

Оба Наталья и Петр были осведомлены, что их дед серьезно болен и даже может умереть, они ощущали мрачное напряжение, царившее во дворце, волновались и отчаивались. Дед, правда, с ними строг и не чрезмерно внимателен, но родной, а без него, на кого они останутся. Бабушка Екатерина, временами проявляла тепло и заботу, но известно, была ненастоящая, тогда как настоящая бабушка заточена в монастырь, и ее дедушка почему-то совсем не любил, как, говорят, не любил и их покойного отца, в общем, все было запутано сложно, неуютно и зыбко…

С недавнего времени стали замечаться изменения в обращении с ними. Тетушки и бабушка Екатерина полностью перестали показываться, зато замелькали лица, которых ране никогда нельзя было видеть на их половине и чем дальше, тем чаще, и тем больше вокруг возникало непривычных людей, по какой причине, великие князья понимали слабо. Алексей Григорьевич, да и Андрей Иванович Остерман напеременки невнятно, будто опасливо, толковали, что Петру быть после Петра, но неуверенно и вяло. Как относиться к переменам брат с сестрой не знали, поэтому лишь пугались сильнее и сильнее.

В довершении к ним явился Александр Данилович Меншиков, светлейший князь. Они годами привыкли наблюдать его в основном издали. Был очень почтителен, говорил так громко, что, должно быть, на весь дворец, а то и на целый Санкт-Петербург слышно было. Заверил, что покорный слуга и в обиду их никому не даст, а свой неожиданный визит объяснил беспокойством, что за отсутствием внимания бабушки и тетушек, неотрывно пребывающих при больном, их высочества, возможно, в чем-то нуждаются или чем-либо не удовлетворены. Оставался недолго, но успел наговорить столько любезностей и заверений, сколько они в жизни не слышали от всех окружающих вместе взятых. Затем, попросив сообщать ему, если что не так будет, стремительно ушел. Как ни странно, хотя ни брат, ни сестра до конца не поверили Меншикову, им обоим стало заметно легче, на душе улеглось, и они спокойно продолжили свои обычные занятия.

Светлейший навестил «их высочеств» не исключительно из человеколюбивых соображений. Да, было жалко сирот, которые теряют еще и родного деда, у самого детство было не из радужных. Меншиков до сих пор помнил тягостное состояние бесприютности и незащищенности тех лет, поэтому его слова, обращенные к внукам Петра, не только звучали искренне, но и были таковыми на самом деле, посему и успокоили детей. Однако главной целью его посещения было направить противника по ложному следу. Меншиков знал, что, поелику возможно, его действия внимательно отслеживаются. Было важно замаскировать свою игру, и тайные шаги он затенял явными, но ложными маневрами, вроде посещения предполагаемого многими наследника трона. Он знал, что враги от души потешаются, узнавая о такого рода его выпадах, рассматривая их, как беспомощность, агонию или панику, было противно, но ради победы стерпеть многое можно. Главное, чтобы слезы смеха хорошенько застилали им глаза, не позволяя наблюдать то, что до поры им замечать не следует. А скрывать было что.