Меж троном и плахой. Исторический роман

Ирина Николаевна Павлычева

В два с небольшим года российский трон сменяет трёх монархов. Противостояние, подспудное соперничество, тайный накал страстей захватывают всех приближённых. Борьба за власть одинаково приближает и к трону, и к плахе.

Глава VII

Толстому потребовалось меньше секунды, чтобы считать ситуацию, и он продолжил:

— А вы, государыня-императрица, вместо того, чтобы пойти навстречу им и скипетру, хотите без пользы обнимать своего супруга, который вас уже не узнаёт. Там ваше присутствие не нужно, а здесь ничего не может быть сделано без вас для того, чтобы вы могли царствовать, а не плакать. И если душа вашего супруга еще остается в его теле, которое ему уже не служит, то только для того, чтобы отойти с уверенностью, что вы умеете быть достойной своего супруга и без его поддержки, и что вы с детьми вне опасности.

Казалось, что пауза тянулась бесконечно, но никто из царедворцев не прерывал ее. Все необходимое и достаточное было сказано, теперь надо было позволить Екатерине сконцентрироваться, собраться с мыслями. Немало будет зависеть от того, сколь удачно она подаст себя и ситуацию, сколь изящно и сильно сыграет. В этот её талант все присутствующие крепко верили, посему и сочли за благо не торопить её, хотя под ногами горела земля. Они наблюдали, как началось её внешнее преображение, спина плавно выпрямлялась, подбородок поднимался, выражение лица приобрело достоинство, уверенность и силу… Да, дело шло, как требовалось и ожидалось. Еще мгновение и она заговорила:

— Если так… Что ж… Я покажу это и ему, и вам, и всем. Идемте!

В соседнем зале Екатерину ждали все ключевые фигуры в государстве, а также избранные Меншиковым сенаторы, представители духовенства, офицерства, гвардии. Всех их Екатерина давно и хорошо знала, равно, как и они ее. Тем труднее была ее задача. Она должна была заставить их увидеть себя в новом свете, причем, сказать слова, которые каждый из них смог бы истолковать, как ему нравится. Растягивать речь было нельзя, чтоб не проскочили оплошности, да и время сильно поджимало. Окинув всех взглядом и быстро встретившись глазами с каждым, она заговорила в пространство:

— Вы просили меня выйти к вам. Я здесь. Я разделяю ваше беспокойство и осознаю, как много опасностей и несчастий может грозить государству, которым управляет ребенок. Меня, как вам всем известно, венчал на царство сам супруг мой, Петр Великий, поэтому, идя навстречу вашим просьбам, и получив право из рук самого Императора, я могу принять корону на себя. Но не для того, чтобы отнять ее у Великого князя, а для того, чтобы надежно сохранить ее для него, как священный залог, который и возвращу ему, когда небу будет угодно соединить меня с моим обожаемым мужем, ныне отходящим в вечность.

Речь удалась. Присутствующие практически самопроизвольно остановили её, когда услышали, что им требовалось, несколько приглушенными возгласами: «Да здравствует Императрица Екатерина! Виват! Благодарим, тебя матушка!»

Екатерина продолжала блистательно вести свою партию:

— Я также благодарна вам за преданность и верность.

Тут инициативу перехватил архиепископ Феофан Прокопович:

— Братья мои, поклянемся же в верности нашей государыне императрице и разойдемся.

«Господи, как хорошо иметь дело с опытными и проворными людьми, все катится как по маслу, даже вмешиваться не надо было, а вот теперь, — пора!» — подумал Меншиков и с готовностью и рвением двинулся к митрополиту, демонстрируя истовое желание первым положить руку на Библию, провоцируя таким образом и остальных участников переворота проявить свое дерзновение. В результате сгрудились около Феофана Прокоповича, а Меншиков немного отступил, давая дорогу другим, как бы в знак уважения и понимания их благородного порыва и оправданной горячности, и с трудом сдерживая в себе подобные же чувства. Он, безусловно, не собирался отлынивать от присяги. В этом для него не было ни смысла, ни выгоды. Просто, стоя почти у цели и великодушно пропуская одного за другим устремившихся к присяге, ему проще было отследить каждого в отдельности и ситуацию в целом. Наконец, когда на подходе оставались только совершенно надежные люди, он, как бы, не в силах более пережидать «прорвался» к присяге, и к ручке императрицы. Потом на фоне завершающейся церемонии, торжественно и многозначительно стал повторять вращавшимся в зале:

— Прошу вас быть в готовности в любой час снова вернуться сюда, или оставаться во дворце.

Заметив, что некоторые направились к дверям, Меншиков зычно обратился к Екатерине:

— Матушка императрица, сколь мне известно, ты намеривалась в ознаменование столь грандиозного события наградить и одарить присутствовавших.

Екатерина, которая даже и не подозревала, что светлейший предусмотрел и подготовил церемонию пожалования, немедленно оценив его распорядительность, подхватила подсказку и нашлась:

— Разумеется, светлейший, теперь приспело время об этом объявить, ты опередил меня, я не виню тебя. Более того, повелеваю тебе сделать за меня сие. Надеюсь, присутствующие здесь близкие нам с императором люди понимают мое тяжелое состояние… невмоготу доле оставаться в отдалении от моего страждущего супруга, нашего великого императора, позвольте покинуть вас.

— Благодарю тебя, государыня-императрица, что ты даришь меня счастьем выполнить одно из твоих первых поручений, которое ты даешь в новом качестве правящей монархини, сверх того зело приятное, кое я не замедлю с превеликой радостью выполнить, но дозволь просить тебя ещё об одной милости. Окажи высокую честь мне, графу Толстому, графу Бассевичу, кабинет-секретарю Макарову, графу Бутурлину составить твою свиту и проводить тебя до покоев государя-императора! — обратился к царице Меншиков.

— Извольте, — согласилась императрица, — остальных прошу задержаться и принять мои пожалования по возвращении светлейшего князя.

Все почтительно склонились, и императрица со свитой вышла.