Четыре мушкетера и все-все-все. Книга первая. Туда

Алексей Александрович

Перед Вами, уважаемый читатель, вольная трактовка известного романа, из которого взяты известные персонажи и поставлены в несколько непривычные для них, где-то даже экстремальные условия, нарушающие устоявшийся повседневный уклад их размеренной жизни.

Глава 11. Если друг оказался вдруг…

Дикий крик, переходящий в завывание, похожий то — ли на рев медведя, то — ли на визг кота, которому наступили на яйца, прервал мирное течение беседы.

— Кажись отбегался, пердошлеп, — предположил Мишаня, прислушиваясь к кокофонии, доносящихся из леса звуков.

— Аidez-moi, aidez-moi, — едва слышны были вопли одуревшего, на местных напитках гасконца. Буквально этот крик души означал:

— Помогите, помогите, — звучали сигналы бедствия.

Наспех одевшись, взяв из спасательных средств вилы и топоры, поисковики отправились на выручку чумного друга. Долго искать не пришлось. Как будто сжалившись над уставшими друзьями, молодой отрок долго не плутал, сразу попав в засаду. Едва зайдя в лес, спасательная экспедиция лицезрела следующую нештатную ситуацию. Черепушкой вниз, висел пойманный в ловушку Д’Артаньян. На уровне примерно метра над землей, дергалась его голова, а болтался он, подвешенный за одну ногу к могучей ветви дуба, на мощной корабельной веревке.

— Моя работа! — раскачивая извивающуюся жертву охоты, гордо молвил Гришаня и продолжил:

— Эх, медведя хотел поймать, а попалось это вот, — он сильнее раскачал веревку.

— Ну ты брат учудил, — рассмеялся Мишаня.

— Кто же так медведя нейтрализует? Нужно вот что делать.

— А ничего, что он замолк и похоже сознание потерял, — тыча в Д’Артаньяна, прервал братьев Арамис.

— Совесть он, гад потерял и голос пока орал, — нашел, что сказать в ответ Тишка.

— Как снимать баламута будем? — вклинился в беседу Братуля и размахнувшись запустил топор вверх, пробуя перебить веревку в месте ее соединения с веткой дерева.

Остальные братья, как по команде, последовали примеру старшего. Топоры замелькали над головами, только успевай уворачиваться. Забава доставляла им неподдельную радость и нечеловеческое удовольствие.

— А ну, кто первый попадет, тому с меня литр первача, — мотивировал на победу родственников Кроха.

Пятеро взрослых мужиков, с видом одухотворенных дебилов, стали с удвоенной энергией пытаться добиться цели. Не всегда рубящее оружие летело в цель. Периодически, случались трагические промахи. Рабочее лезвие топора, с завидной регулярностью, оставляло глубокие засечки, то левее веревки — ближе к концу ветки, то правее, ближе к стволу дуба. Очень скоро часть ветки, расположенной правее стала превращаться в труху.

— Quels idiots. De vrais crétins (Какие идиоты, настоящие кретины), — прошептал беззвучно Портос, который прятался за стволом крепкого, необъятного дуба, растущего метрах в трех от места основного действия.

Весь этот шабаш не мог продолжаться бесконечно. Наконец, после очередного неточного броска Бахтияра, ну как не точного — не попал он по веревке, а по ветке то залепил знатно, сук с оглушительным треском надломился и гасконец морковкой свалился на грешную землю, едва не сломав себе шею.

— Был бы трезвым, все почитай кирдык был бы, — констатировал чудесное спасение мушкетера Братуля и продолжил:

— Уезжать вам побыстрее ребятушки нужно, пока не передохли все здесь. Похоже, не милостива к вам земля русская, или нагрешили где то в этой жизни столько, что мама не горюй.

— Qu’est-ce qu’il dit, traduire l’abbé inachevé (Что, что он говорит, переводи давай аббат недоделанный) — обратился, нервно дергающий глазом и взволнованный, всем происходящим с ними, Атос к Арамису.

Тот, парой фраз объяснил друзьям — мушкетерам, что по мнению русских, все происходящее здесь и сейчас с французами, не что иное, как воля проведения и знак судьбы, похоже совсем неблагосклонной к ним — иностранцам.

— Je vais te tuer, espèce de bipède. c’est vous qui mettez vos expériences sur nous. Le jeu est un jeu de puzzle très intéressant. (Убью тебя скотина двуногая. Это вы на нас опыты свои, непотребные ставите. То пойло подсуетите несъедобное, то игры безумные), — похоже, выблевавший вместе с желудком и часть мозга, впавший в состояние берсерка граф де Ла Фер, кинулся на Братулю.

Тот легонько, без злости, понимая печальное, душевное состояние приезжих гостей, рефлекторно — на автомате выбросил вперед левую руку. Джеб достиг цели, граф лег.

— Нервный он последнее время, — попытался оправдать Арамис, неадекватные действия товарища.

— Сейчас немножко полежит, в себя придет и пойдем за грибами.

— За какими грибами? — испытывающе уставился на Арамиса, Мишаня, подозревая, что тот малость того, ну спятил слегка.

— За белыми, — как ни в чем ни бывало продолжил мушкетер.

— Михаил отошел к своему старшему брату и стараясь не глядеть на заговаривающегося француза изрек:

— Кажись все. Умом поехал. Бред несет какой — то. За грибами собрался, за белыми. Интересно, где это он в июле белых насобирать решил?

— А где жирный? Ну боров этот, четвертый француз то? — всполошился Тишка.

— Где — то здесь был, по любому далеко уйти не мог, — поддержал разговор Григорий.

— Пошли искать горемыку, вот напасть на нашу голову, иностранцы эти взялись, — Братуля обозначил сектор поисков.

Но, прежде, чем идти искать Портоса, Арамису легонько, без фанатизма, дали сзади по башке обухом топора, исключительно в целях его же безопасности, и что — бы мушкетеры не разбежались кто — куда, его, вместе с Атосом и Д’Артаньяном веревкой привязали к дереву. Что — бы с дуру не орали, привлекая различную живность, малую и не очень, рты мушкетерам заткнули кляпами.

Тот, кого гостеприимные хозяева пошли искать, наблюдал за всем происходящим из кустов, расположенных в нескольких метрах от эпицентра разворачивающихся событий.

Когда гасконец, чудесным образом был спасен, Портос уже собирался было выйти из своего укрытия, но какой — то внутренний голос заставил его не торопиться с выводами и сидеть на пятой точке ровно. И, что немаловажно — тихо.

И вот сейчас он, трясущийся как паралитик, не то от страха, не то от алкогольной интоксикации вперемежку с выхлопом, после долбанной парилки, ничего не понимающий из разговорной речи русских, видел, как сначала вырубили Атоса, а потом пришла очередь и Арамиса. Таким образом, все три его друга были обездвижены и примотанные к дубу, не подавали признаков жизни. И без того не шибко гениальный мозг Портоса, так еще и измученный двухдневным, беспробудным пьянством и почти смертоносной баней, рисовал в воображении картины, одна страшнее другой. Вырисовывалось пренеприятнейшее и бесперспективное ближайшее будущее. Похоже, братья эти, вовсе и не друзья им — мушкетерам. Все происходящее — не что иное, как какой — то недобрый замысел. Специально опоили их, намыли в бане и может даже сейчас пустят на органы. Или съедят. В детстве, маленький Портосик слушал на ночь от бабушки сказки про людоедов и понимал о чем речь.

Осторожный гигант, решил обождать малость, пока переговаривающиеся между собой братья, уйдут подальше.

— Бежать, бежать куда глаза глядят, — единственная мысль пронзала мозг. Он уже находился на низком старте и собрался было дать по тапкам, когда неожиданно проснувшаяся, никогда до сего дня не дававшая о себе знать совесть, проявила себя вопросом — а как же друзья?

— Точно друзья, — хлопнул себя ладонью по лбу мушкетер. С другой стороны — шли бы они в жопу эти друзья, своя рубашка ближе к телу. Подумав так, крепыш рванул в сторону, противоположную той, куда удалились братья — поисковики. Пробежал метров пятьдесят и остановился. Думки, одна хуже другой, крутились в голове:

— Совсем один. В незнакомой местности. Не зная дороги. Долго ли он протянет в однеху — то? Нет. Нужно спасать этих. Без них — край. Внимательно осмотревшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, мыслитель упал на землю и по змеиному извиваясь пополз к дереву с заложниками. Те, уже очнулись и дружно мычали заткнутыми ртами. Прежде, чем вытащить заглушки из уст пленников, Портос, молча заглянул каждому в глаза, проверяя степень идиотизма, не врожденного, а полученного в результате активного пребывания на чужбине. Ничего толкового зенки друзей не выражали, но и полного дебилизма в них не читалось.

— Клиент, скорее жив, чем мертв, — мелькнуло в голове спасателя. Отвязывая мушкетеров, он параллельно, что — бы не терять драгоценного времени, обрисовал свое видение создавшегося положения и план побега с территории предполагаемого противника. На удивление, никто не спорил с гигантом. Затвердили решение о побеге, как всегда своим мушкетерским обрядом, прикоснувшись правой граблей к левой клешне. Когда и благодаря кому прилип к компании этот своеобразный, незамысловатый жест, для чего он и зачем регулярно, из раза в раз тратить на него время, никто обьяснить не мог. Правда, как — то в прошлом году, во время недельного запоя, кажется дело случилось в гостинице «Сосновая шишка», что расположена на холме св. Женевьевы в Париже и известна не только шикарной кухней, но и винами, находясь в хмельном угаре, стали вспоминать, кто первый изобразил сию комбинацию. Тогда их компания, а кажется с ними был и их непосредственный командир и идейный вдохновитель Жан-Арман дю Пейре, граф де Тревиль капитан-лейтенант французских королевских мушкетёров, облюбовала третий этаж этого питейного заведения.

Де Тревиль нрава был буйного, авторитетов никаках не признавал и если уж начинал пить, то остановить его в этом деле, было совершенно невозможно. Полный отморозок. Такими — же оторвами как их вожак были и мушкетеры. Но вернемся к «Сосновой шишке». Компания, под руководством такой деятельной натуры как капитан — лейтенант, по определению не могла себя вести образцово — показательно, играя в шахматы или занимаясь ловлей бабочек, ну и конечно проявлялась совершенно в дурном свете, вела себя шумно, на замечания реагировала незамедлительным обнажением шпаг и к четвертому дню надоела всем постояльцам гостиницы, хуже горькой редьки. Вот вечером четвертого дня и произошел исторический, где — то даже курьезный эпизод. Как всегда, начав пить ранним утром, к вечеру вся компания представляла из себя аморфную, агрессивно настроенную массу. Жан-Арман дю Пейре, граф де Тревиль, терзаемый желанием справить малую физиологическую потребность, но не имея ни сил, ни желания спускаться вниз на улицу, открыл окно и с подоконника третьего этажа истошно выкрикивая:

— Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс, опорожнился прямо на головы проходящих мимо беспечных парижан. Следуя примеру командира, ту же процедуру проделали подчиненные, через что и случился очередной конфликт, который в зародыше удалось погасить доброй дракой и семью трупами мирных горожан, перенесенных в подвал и там оставленных смердить. Однако про жест. Закончив процедуру облегчения, де Тревиль не слезая с подоконника, предпринял попытку засунуть свои чресла в штаны, но в хмельном угаре промахнулся, схватив правой рукой — левую. Увидевший это Атос, думая, что это какой — то тайный знак для них, повторил его. То — же проделали три остальных друга. Так и завелось. После описываемого вечера, четверка мушкетеров в полусознательном состоянии убыла на службу его величества короля.

А де Тревиль самозабвенно пил еще неделю. Он забаррикадировался на третьем этаже, так полюбившегося здания, угрожая спалить все заведение, если его не будут поить и кормить хотя — бы пять раз на дню. Все попытки группы захвата, в лице хозяина гостиницы и его совершеннолетних сыновей взять террориста силой, или хитростью выкурить старого вояку, безуспешно провалились. Переговорщик, он же повар, гостиницы, потерпев фиаско тоже был позорно спущен с лестницы. Диалог зашел в тупик. Поскольку, самовольно уединившийся капитан, не желал покидать питейного заведения, все интересные события, в помещении этом и случились. В тот памятный день, предводитель мушкетеров, продолжающий алкомарафонский забег, как и в предыдущие дней одиннадцать, двенадцать пробудился рано. Уже давно, потерявший ориентацию в пространстве и временном измерении он, не считаясь с режимом отдыхающих гостей, начал восхвалять в пошлых, громких песнях величие мушкетеров и его величества короля. Петь де Тревиль не умел, но любил. Поэтому получалось не ахти как здорово. Людям не нравилось, как он, совершенно не музыкально орет в семь утра:

— Если сам вам шпаги дал,

— Как могу остановить я

— В грудь влетающий металл,

— Кровопролитье, кровопролитье?

Остальные слова музыкальной композиции как — то выпали из головы солиста, поэтому на протяжении нескольких часов, парижане и гости столицы вынуждены были терпеть из раза в раз повторяющееся:

— Если сам вам шпаги дал,

— Как могу остановить я

— В грудь влетающий металл,

— Кровопролитье, кровопролитье?

Ругались не только туристы из гостиницы, но и слоняющиеся по улице зеваки. Перепалка между представителем военного крыла, его величества Людовика XIII и горожанами стала предвестником события, которое на несколько месяцев парализовало размеренный ритм жизни Парижа. Слыша проклятья, доносящиеся с улицы, убаханный в хлам де Тревиль, решил немедленно покарать, музыкальных критиков, не сумевших по достоинству оценить его талант. Решительно вскочив на ставший родным подоконник, Жан-Арман дю Пейре не менее решительно сдернул портки, тщательно прицелился и издавая иезуитский смех, больше напоминающий блеяние осла, начал совершать, ежедневно и не раз, повторяющуюся процедуру облегчения на головы гражданского населения, показывая всем свои, давно не чищенные причиндалы. Однако, в тот день, что — то пошло не так, именитый дебошир поскользнулся и выпал из окна, сломав обе руки, два ребра и разбил свою дурную башку, на радость владельца и всех постояльцев заведения. Долго еще его, с упоением и не без доли фанатизма пинала озлобленная толпа, после чего на полное выздоровление ушло пара месяцев. Месяцы лечения де Тревиля дорого дались парижанам. Ох и несладко пришлось им.

Лишенная командира, предоставленная сама себе, банда мушкетеров, восхваляющая только питье и битье, разлилась по городу в поисках приключений. Брошенные, фактически на произвол, храбрые воины лупили всех, кто попадался под руку, бесчинствовали, пиратствовали, мародерствовали и вели разгульный образ жизни. Пугали и грабили граждан, дрались на каждом углу и при любом удобном случае. Били стекла гостиниц и таверн. Здесь и там раздавалось:

— Один за всех.

В ответ слышалось нечленораздельное мычание:

— И все за одного.

Вдохновляемые примером руководства, справляли нужду и малую и большую, там где приспичило. Город стремительно пустел и превращался в большую помойку. Антисанитария зашкаливала. Был объявлен комендантский час, введено чрезвычайное положение. На пустынных улицах появились многочисленные патрули гвардейцев кардинала, усиленные бойцами Швейцарской гвардии. Ненависть мушкетеров короля к гвардейцам кардинала была всем известна. И рождена она была не на ровном месте — после нескольких попыток покушений на кардинала, король настоял, чтобы у Ришелье появилась своя личная охрана. Со временем, она разрослась до целого полка. И сегодня все, кто там служит, известны как «гвардейцы кардинала». Причем жалование гвардейцам, Ришелье платил из собственных средств и всегда вовремя, к огромной зависти мушкетёров, которым зарплату часто задерживали. Это не способствовало сближению враждующих и противостояние мушкетеров с гвардейцами вошло в новую, жесточайшую фазу. Измотанные драками и всякой другой непотребщиной, дезориентированные и максимально ослабленные выпивкой мушкетеры, нехотя начинали сдавать позиции. Их отлавливали по одному и небольшими стайками, как бродячих, бездомных псов, для приличия немного пинали, били морды и уносили на допрос к Его Высокопреосвященству господину кардиналу. После допроса, их еще немного пинали и транзитом через лекаря — ветеринара доставляли в тюрьму. Таким образом, на момент выздоровления своего капитана, часть из мушкетеров была убита или покалечена в драках, другие скучали в Бастилии, третьи лежали в лазарете, недобитые своими и чужими. Оставшееся в строю мушкетерское братство, представляло из себя жалкое стадо свиней, грязных, вонючих и ободранных. Всех оставшихся в живых подвергли обструкции и под чистую демобилизовали, а под знамена короля, рекрутировали новых, доблестных защитников правящего режима. Четверку наших друзей, спасло то обстоятельство, что все они, обожравшись непрожаренных голубей, находились на излечении, фонтанируя низом и верхом по пять раз на дню и вынуждены были пропустить все это веселое, авантюрное действо, творившееся на улицах Парижа. И в силу состояния здоровья, точнее полного его отсутствия, ничем не могли помочь своим, теперь уже бывшим, куражным однополчанам. О чем, впоследствии ни разу не пожалели, продолжая нести службу под руководством доблестного Жана-Армана дю Пейре, графа де Тревиля капитан — лейтенанта французских королевских мушкетёров, который как истинный офицер и опытный политик всю вину за произошедшее свалил на бывших своих подчиненных сослуживцев.

С самого приезда в Париж, Д’Артаньян не мог нахвалиться этим превосходным человеком, считая его всегда достойным уважения, честным и великим. Вспоминалась их первая встреча. Знаменательный диалог состоялся в приемной де Тревиля:

— Здрасте! Поклон Вам от папы.

— Какого ещё папы? Римского? Молодой человек, не морочьте мне голову.

— Я Д’Артаньян!

— А я де Тревиль и что дальше?

— Ну как же, разве Вы не помните ту историю у трактира «Рваная задница»?

— Послушайте, сударь, какая задница? Вы здоровы?

— Рваная, господин де Тревиль. Мой отец тогда спас Вашу честь мушкетёра.

— Что — то не припоминаю.

— Вы тогда с моим батей ушли в запой. Безвременный. Жрали спиртягу, как в последний раз. А надо сказать, что Вы с ним были лучшими друзьями. Куда один — туда и другой. Так вот во время запоя, вы периодически делали вылазки из квартиры на улицу, с целью встретить гвардейца кардинала, дать ему в репу и быстро назад.

— Хм, и что же?

— Ну, как — то раз Вы выскочили на воздух один и нарвались на толпу, устроивших специально на Вас засаду гвардейцев. Вас стали месить. Люто. С песнями и плясками. Хорошо, что увидев врагов, Вы успели громко закричать с испугу. Родитель мой, услышав мольбы о помощи, без раздумий ринулся на выручку.

— И что, выручил?

— Нет. Рядом лег. Но, зато внимание гвардейцев пропорционально разделилось на двоих, так, что папенька принял на себя много ударов, изначально предназначавшихся по сути Вам одному.

— Нда. Очень увлекательная история. Так как Вы говорите Ваша фамилия?

— Д’Артаньян, сударь!

— И вы хотите стать мушкетёром?

— Ага!

— Похвально. Но, к сожалению, набор уже завершён. До свидания!

— Ну, может по знакомству. На взятку, извиняюсь, не богат — с.

— Молодой человек, не забывайтесь! Ладно. В память о заслугах Вашего папы, я сегодня же напишу письмо начальнику Королевской академии, и с завтрашнего дня он примет Вас, не требуя никакой платы. Так как Вы говорите фамилия Ваша?

— Д’Артаньян, сударь!

— Все. Свободен.

— Вот спасибочки!