Четыре мушкетера и все-все-все. Книга первая. Туда

Алексей Александрович

Перед Вами, уважаемый читатель, вольная трактовка известного романа, из которого взяты известные персонажи и поставлены в несколько непривычные для них, где-то даже экстремальные условия, нарушающие устоявшийся повседневный уклад их размеренной жизни.

Глава 1. Приключения начинаются

— La chance finale — пробормотал, очнувшийся первым Портос.

— Ну в смысле — финальный шанс, — повторил он, непонятно к кому обращаясь. Здоровяк, пошатываясь встал на ноги. Ощупал себя всего, снизу доверху, затем в обратном направлении — сверху донизу и убедившись, что не ранен и не убит, смачно потянулся, похрустывая суставами. В процессе похлопывания по разным частям своего обширного тела, в кармане камзола обнаружился, украденный с праздничного стола, здоровенный кусок курицы. Градус настроения серьезно скакнул вверх. Употребив находку, Портос пришел в такое благодушное состояние, что начал мыслить вслух, а это являлось показателем наивысшей степени умиротворения:

— Ну что же дружище — ты жив, а это само по себе уже неплохо, — и продолжал:

— А вот подкрепиться тебе не помешало бы.

К чести Портоса нужно отметить, что в процессе знатных, продолжительных гулянок и застолий, которые на постоянной основе устраивались скучающими от безделья мушкетерами, уже изрядно поднабравшись в огромных количествах вина, пива и непонятного происхождения сидра, мог он часами разговаривать с лошадьми, собаками, деревьями и другими представителями флоры и фауны. Беседы эти, как правило в итоге сводились к вопросу:

— Ты меня уважаешь?

После чего, не получив от собеседника внятного, да и вообще какого — либо ответа, находящийся в алкогольной нирване гигант, наносил тестируемому оппоненту могучий, невероятной силы удар, а именно свою коронку — правый боковой.

О том, что удары достигали своих целей, свидетельствовали постоянные, не успевающие заживать на мушкетере следы от лошадиных копыт, укусов собак и просто сломанные, от соприкосновения с более плотными древесными субстанциями, томящиеся в гипсе мощные кулаки мушкетера. Подраться он любил всегда. Так и говорил:

— Я дерусь, потому что дерусь.

Его более молодой друг, а речь сейчас пойдет о Д’Артаньяне, кротким нравом тоже не отличался и сойтись в рукопашной был далеко не дурак. А дураком он был, потому — что лез в драку, всегда и везде, с поводом и без оного. Отправляющий сына на заработки в Париж, дражайший родитель, находящийся надо отметить в самом, что ни на есть распрекрасном расположении духа, с того факта, что спихивает наконец — то со своих плеч совершеннолетнего тунеядца и бездельника, был пьян уже с утра и напевал:

— Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс

— Куда бы ни увлек Вас верный конь,

— При Вас мой меч фамильный и песенка при вас.

И хлопая коня по заду, что бы уже нес к подвигам ратным, надежду Гаскони, забирающего с собой фамильную реликвию и служащую надежной защитой от всех зол песню, вручил тому рекомендательное письмо со словами:

— Сын мой, вот я тут «маляву» нашмалял, не проунитазьте ее. Найдете в Париже моего армейского дружка — де Тревиля, передайте ему привет на словах от меня и эту просительную бумаженцию. В знак нашей старинной с ним дружбы, он Вас по блату возьмет к себе в контору на работу.

И уже совсем на прощанье, батя напутствовал наследника своего, проникновенной мудростью:

— Деритесь сын мой, там, где нельзя. И уж тем более деритесь там, где можно.

Д«Артаньян, будучи примерным, а самое главное послушным отпрыском, слова папеньки воспринял буквально как руководство к активным боевым действиям, на территории, предполагаемого противника, поэтому, объявившись в столице Франции, принялся налево и направо скрещивать свои шпагу, нож, а иной раз, когда не находилось под рукой холодного оружия и шампуры и «розочки» от разбитых им же бутылок, на постоянной основе но с переменным успехом. Отчего лицо его, и без того не отягощенное признаками интеллекта, зачастую носило следы побоев, а голова гудела как с частого и мучительного похмелья, так и от соприкосновения с тяжелыми, с завидной регулярностью, обрушиваемыми на нее, чужеродными предметами, различной формы, находящимися в руках враждующих элементов. В такие минуты, юноша вспоминал свою матушку, которая благославляя сыночка на опасные приключения, одарила его рецептом некоего бальзама, полученного когда — то от цыганки:

— Этот бальзам обладает чудодейственной силой и излечивает любые раны, кроме сердечных.

— Рецепт — это хорошо, — размышлял, отмудоханный до полусмерти в очередной драке Д’Артаньян, но это всего лишь несколько каракулей на мятой бумажке, которую, как не прикладывай к ране, не поможет. А вдруг поможет? Ну — ка приложим. Не — а, не работает. Печалька. А к рецепту еще и ингредиенты нужны, их тут вон пятьдесят, и сноровка, и умение изготовить вещество. И деньги, которых всегда не хватает. А что сложно было маменьке, хотя бы на первые случаи жизни, к рецепту приложить и небольшую порцию бальзама, приготовленную своими руками?

Щедрые на подарки родители, похоже души не чаяли в единственном наследнике своем и на обратное возвращение его, под крышу родительского дома не рассчитывали никоим образом.