Избранное. Том 2

Александр Станиславович Малиновский, 2001

А. С. Малиновский, о чем бы ни писал, всегда остается лириком, верно преданным своему родному краю, людям, которые его воспитали. Сборник "Избранное" печатается в двух томах: документальная повесть "Радостная встреча", сборник "Под открытым небом", А.С. Малиновский говорил: «Я пытаюсь теперь многое заново осмыслить для себя. Но, признаюсь, часто не нахожу ответа. И говорю об этом с горечью. Но я, кажется, вижу спасительную соломинку, за которую, схватившись, человек может обрести душевное равновесие. Это созидание, физическое и духовное. Это, кажется, понимают многие… Время сейчас пришло такое, что хватит уже разбрасывать камни. Пора собирать их».

Ночной разговор

Ночь. Летняя, душная. Повозка запряжена парой. На возу в летнем разнотравье Шуркин дед, Шурка и дядька Михаил — низкорослый, удивительно сильный, отчаянно резкий и смелый человек — отец Петьки Стрепетка.

Вспоминали гражданскую войну. Михаил рассказывал, как он, то ли в девятнадцатом, то ли в двадцатом году удрал с курсов красных командиров.

— Дядя Миша, — вмешался Шурка, — это дезертирство?!

— Ага, — беззаботно согласился тот.

Шурка решил до конца прояснить мучивший его вопрос, ведь вот сидят с ним на возу два очень своих, хороших человека. И оба — дезертиры. Только один убежал от белых, другой от красных.

— Дядя Миша, но ты мог бы стать командиром, как Чапаев?!

Дядя Миша повернул свое скуластое с рысьими глазами лицо к Шурке, и тот чувствует всей кожей своей остроту его взгляда в темноте.

— Ага, мог бы, а потом рубил бы таким мужикам, как твой дед-единоличник, шеи. И в конце концов моя голова улетела бы вон в те кусты. А сейчас как-никак сено кошу, на звезды смотрю. Кому от этого вред, а?! Никому жизнь не коверкаю.

— Михайло, стоп машина, — вмешался дед Шурки не сразу понятой для внука фразой, — больно ты разговорился, ни к чему это.

— Мы же в лесу…

— Все равно. Слепая сила, но слух у нее отменный…

— Тогда я петь начну, едрен корень. Это разрешено?

Шурке непонятен лаконичный диалог взрослых его спутников. Какая сила? Где она? Он злился на самого себя от непонимания происходящего. «Как же так, — думал он, — мой любимый дедушка почему-то единоличник, не колхозник. Дядя Миша — мои кумир — и того хуже: дезертир». Мир распадался на части от таких вопросов, и Шурке становилось не по себе. Но так длилось недолго. Уже через несколько минут он забыл неожиданный непонятный разговор, завороженный чистым и красивым голосом дяди Миши, вдруг оказавшимся в песне таким грустным и даже печальным… И если его что и волновало под звуки песни в ночи, когда он смотрел в широкое ночное звездное небо, так это то, как они будут съезжать с крутой горы у поселка Красная Самарка на мост через реку.

Из-за крутизны берега обычно в этом месте лошадь брали под уздцы, в спицы задних колес рыдвана вставляли черенок от вил, и юзом, не спеша, оставляя глубокие следы в желтом мокром песке, пытались попасть на узкий скрипучий мост. Шурка озирался на возу, смотрел: вил не было. Темная ночь, да еще мерин Карий, ослепший недавно на один глаз, постоянно забирал влево так настойчиво, что правую вожжу приходилось держать натянутой, отчего быстро уставала рука. Да и меренок Цыган, семенивший в паре, часто от этого сбивался. Но вожжи были в руках дяди Миши. Такого уверенного и прочного, и Шурке казалось, что все будет как надо…

И все-таки было жутковато: а вдруг рванет дремучая лошадиная сила Карего сослепу в сторону… и пошло, поехало…