Избранное. Том 2

Александр Станиславович Малиновский, 2001

А. С. Малиновский, о чем бы ни писал, всегда остается лириком, верно преданным своему родному краю, людям, которые его воспитали. Сборник "Избранное" печатается в двух томах: документальная повесть "Радостная встреча", сборник "Под открытым небом", А.С. Малиновский говорил: «Я пытаюсь теперь многое заново осмыслить для себя. Но, признаюсь, часто не нахожу ответа. И говорю об этом с горечью. Но я, кажется, вижу спасительную соломинку, за которую, схватившись, человек может обрести душевное равновесие. Это созидание, физическое и духовное. Это, кажется, понимают многие… Время сейчас пришло такое, что хватит уже разбрасывать камни. Пора собирать их».

Транспорт

— Мать, а мать? — Василий выжидательно замолкает.

Катерина, сидя напротив за столом, весело посмотрела на него:

— Придумал опять что-нибудь?

— Придумал, — не спеша отозвался тот и отчего-то очень крепко, ядрено крякнул.

— Баню строить?

— Нет, не баню.

— А что?

— Хочу сделать сбрую для нашей коровенки Жданки и рыдван — транспорт нужен в хозяйстве, понимаешь? А я только лежа могу ехать, значит нужен рыдван.

— Если что, можно лошадь взять в колхозе, у отца — Карего, председатель Шульга поможет, — робко возразила Катерина.

— Шульга теперь не поможет, — махнул рукой Василий.

— Почему же?

— Сняли его, не председатель теперь, другой будет.

— А другие что, не люди? — не сдавалась Катерина.

— Да нет, это не то. Просить надо, а они всегда заняты — лошади.

Приноравливаться надо. А тут сам себе хозяин. Уедем на целый день.

— Мне Жданку жалко, — всхлипнула вдруг, как девочка, Шуркина мать.

Это так для Шурки оказалось неожиданно, что он притих, наклонив голову над чашкой.

— Да не горюньтесь вы! Всю сбрую сделаю сам. Вместо хомута будет шорка, правда, потника нет, но можно из мешковины, рыдван раза в полтора будет меньше, колеса легкие, металлические, мне Григорий Зуев обещал раздобыть. Сено и дрова будем возить понемножку. Только в хорошую погоду.

— А вдруг молоко пропадет? — Шуркина мама горестно вздохнула.

— Будет раньше времени жалковать, не враги же мы себе.

— Мне и тебя, Василий, жалко!

— А что меня жалеть? Гляди!

Он встал из-за стола, не тронув костыль, вышел на середину комнаты. Повторил:

— Глядите!

Прошелся по всей комнате, сильно припадая и держа прямыми левую ногу и спину, подошел к подоконнику, зацепился за него правой рукой.

Как-то очень весело оглянулся, отчего у Шурки что-то натянулось внутри.

— Вот вам!

И Шуркин отец, держа прямо спину и оттопырив резко в сторону левую ногу, медленно начал поджимать правую, пока она не согнулась наполовину. Он большим пальцем победно ткнул в пол.

— Видели?

И не дожидаясь ответа, продолжал:

— Теперь любой гвоздь, любой инструмент могу поднять сам с пола!

Мать подошла и ладонью вытерла отцу выступившие на лбу капли пота.

— Если потренируюсь еще, через пару недель смогу на правое колено вставать. А ходить без костылей — с бадиком. А это знаете, что значит? — И сам же ответил: — Это значит, я смогу пилить дрова, вообще работать на земле, на полу, а не только за верстаком, стоя.

Он помолчал, потом обратился к сыну:

— Шурка, мы скоро будем косить, я уже продумал, как сделать косу для таких, как я, прямых. Это несложно!

— Не сложно, — эхом отозвалась мать, — а косить-то как?

— А как все, так и мы!

Он с утра говорил обо всем решительно.

Такой день у Василия Любаева.