Путешествие котуркульского крокодила. Начало

Александр Кириллов, 2023

Эта книга – история моего детства. Она обо мне, о котуркульских друзьях-товарищах и о том послевоенном времени в поселке Котуркуль (ныне Катарколь) на севере Казахстана, где я родился и прожил до совершеннолетия. Я писал эту книгу и больше года смотрел через волшебное окно времени на те события далеких 50-х и 60-х, печалился и наслаждался, извлекая из глубин памяти события тех лет и их участников. По прошествии множества лет я доставал из погреба своей памяти бутылки с «вином из одуванчиков» и открывал их одну за другой, вдыхая аромат своего детства, видел Синюху и скалистый Окжетпес, желтый песок на берегу котуркульского озера и зелень акаций на школьном дворе. Я извлекал волшебный напиток воспоминаний о моих детских годах и погружался в этот рай, который согревал меня, и я не хотел его покидать.

В новую жизнь

В выпускном десятом классе, изучая справочник и выбирая ленинградский институт для поступления, я обязательно обращал внимание на спортивный зал. Мне казалось, что моя будущая жизнь неразрывно связана с физкультурой и спортом и, что мне еще предстоит покорить вершины в этой увлекательной сфере. Но выше второго разряда по лыжам мне было не суждено подняться. А основное мое предназначение мне было не ведомо. На моем пути не было не мудрых психологов, не научных тестов. Только ироничный отец подшучивал надо мной и моими друзьями, любящими погулять и не склонными к наукам.

— Ждет вас, ребята, школа механизации Бармашке! — говорил он.

В детстве я любил фантастику и мечтал стать ученым в области квантовой радиоэлектроники, как академик Басов.

— У тебя на уме одни лазеры, мазеры и парсеки! — говорил отец. — Возьми лучше Чехова или Толстого. Читай классическую литературу!

Но я предпочитал Рэя Брэдбери, Роберта Шекли и Айзека Азимова.

В 1968 году я закончил среднюю школ. В справочнике ленинградских вузов я выбрал «Институт точной механики и оптики». После получения диплома о среднем образовании скорый поезд Караганда-Москва повез меня в новую жизнь. В Москве я сел на поезд «Юность» с самолетными креслами и через 8 часов был у бабушки Ани на Литейном проспекте. Коммунальная квартира встретила меня смесью запахов карбофоса и кошек, а бабушка традиционной жареной картошкой с котлетами.

Документы я подал на факультет квантовой радиоэлектроники. Совместил, так сказать, интерес к лазерам и увлечение радиотехникой. С лазерами я был знаком в основном по роману Беляева. А радиотехникой в старших классах увлекались многие мои друзья, главным образом на почве радиохулиганства.

Мой двоюродный дядя Виктор Михайлович Федоров оказался соседом начальника кафедры института связи. Виктор попросил у него дать мне репетитора по математике. Я получил телефон и адрес на Невском проспекте. Дверь открыл мне пожилой инвалид, который с трудом передвигался по квартире, обставленной старинной дорогой мебелью и антиквариатом. Мне сказали, если этот человек брался готовить абитуриента для поступления в институт, то его ученик поступал обязательно. Репетитор устроил мне экзамен, который я не выдержал. Кажется, я дал не точное определение логарифма. Я очень расстроился. Мне казалось, что математику я знаю неплохо.

Мы не пошли больше к соседу моего дяди, а нашли как-то молодую аспирантку из института, куда я намерен был поступать. Преподавательница жила в доме напротив входа в Парк Победы, я ездил к ней два раза в неделю, а все остальное время выполнял ее задания и учил физику. Позже сосед Виктора Михайловича скажет ему, что мы напрасно не доложили ему о неудачном экзамене у инвалида, что он бы рекомендовал еще кого-то, но было уже поздно.

На стенах квартиры у Парка Победы висели фотографии в рамочках, где хозяйка в лесу у костра с молодыми людьми в штормовках, с гитарой. Мне казалось, что на снимках я видел Визбора. И это было так близко мне, в духе того времени. Я сам совсем недавно бегал в штормовке по горам в Боровом и ночевал в палатке. Поэтому я ездил к молодой преподавательнице с удовольствием и впитывал все, что она говорит, старательно выполняя ее задания.

Еще я успевал посещать лекции для абитуриентов в Центральном лектории на Литейном проспекте. От бабушкиной квартиры до лектория было рукой подать. Остальное время я сидел над учебниками Перышкина и Кочетковых или ходил в библиотеку им. М.Ю. Лермонтова на Литейный 17. В библиотеке стояла тишина, на столах лампы с зелеными абажурами. В этой библиотеке в то время я мог повстречать Иосифа Бродского. Ведь дом Мурузи, в котором он тогда жил, находится совсем рядом.

Письменный экзамен по математике мы сдавали в учебном корпусе в переулке Гривцова. День был солнечный теплый, окна в аудитории были открыты наст

Это было приятно слышать. Но студентом мне стать было не суждено. Экзаменующие поняли, что перед ними вовсе не Ломоносов, и наука ничего не потеряет, если я не поступлю в институт.

Однако никто из экзаменаторов не взглянул на мою обезьянью линию симиана на обоих ладонях. Я с детства знал, что у меня особые ладошки, но никто и никогда не мог мне объяснить, что означают эти длинные линии, перечеркивающие ладонь от края до края. Я понимал, что я не такой, как все, что возможно, кто-то из предков наградил меня особыми свойствами, но ни у папы, ни у мамы, ни у брата, ни у моих детей таких линий не было. Может быть, такими линиями обладал мой дед Алексей, и поэтому он увлекался хиромантией? Но он рано ушел из жизни, задолго до моего рождения. И только в зрелом возрасте я прочту, что линия симиана дает высокую целеустремленность, упрямство и даже фанатизм в увлечениях, в какой бы сфере человек не работал. Человек-обезьяна способен к сильной фокусировке на поставленную задачу и идти к цели со всей страстью и одержимостью, концентрируя свою волю на выполнение поставленной задачи. Когда я это прочитал, то многое понял из того, что происходило со мной на протяжении десятилетий: и мои победы, и мои болезни, и многое другое, что случалось в моей жизни. Это код был прочитан людьми давно, и он был верным. Уточнять можно было только детали. Поступи я тогда в 1968 году в институт, возможно, упертый «симиан» создал бы уникальный лазер или усовершенствовал бы зеркала Козырева. С наукой меня пыталась судьба свести еще несколько раз, но уже позже и об этом в следующей книге.

Набранный мною балл позволял мне без экзаменов поступить в техникум, объявление об этом висело в холле у входа в помещение, где работала приемная комиссия. Я получил справку с оценками за вступительные экзамены и съездил в пару институтов. Но прием был закончен. Отец встретил одноклассника на Невском проспекте, который работал преподавателем в Горном институте.

— Пойдешь в Горный институт? — спросил отец.

Но я решил вернуться в родительский дом и готовиться к поступлению в тот же ВУЗ в следующем году.

В поселке, куда я вернулся, неожиданно выяснилось, что многие мои одноклассники поступили в институты, пусть не в столичные, но в ближайших городах и уже учатся на первом курсе. Мне было обидно, я целыми днями просиживал за учебниками. Почти через год на собеседовании представитель особого отдела грубовато спросит:

А что ты делал целый год? Девок щупал?

Я обиделся. А по сути он был прав. Мне нужно было идти работать, а не сидеть на шее у родителей. Пусть даже не долго. Я считал, что 18 лет мне исполнится уже после весеннего призыва и я должен успеть сдать вступительные экзамены в институт.

Но военком думал иначе. В комиссариате мне предложили поступать в училище связи в Ульяновске, либо в Петродворце в училище радиоэлектроники. Конечно, я выбрал училище на родине папы и мамы, тем более, что они тогда еще собирались возвращаться в Ленинград.

В мае 1969 года, подстриженный под ноль я был отправлен в областной военкомат на медкомиссию в Кокчетав. Уже здесь мне предстояло сдать первый «отборочный экзамен» в училище радиоэлектроники. Кандидатов на поездку в Ленинград было несколько. Я видел только одного конкурента. Медкомиссию вместе со мной проходил сын какого-то областного партийного работника. Он был уверен, что поступать поедет в училище обязательно он. Но в последнем врачебном кабинете дама в белом халате мне сказала, что «мажору» поездка в училище не светит, он забракован медицинской комиссией по зрению. Так я сдал первый экзамен в ВВМУРЭ им. А.С.Попова.

Мне предстояло переночевать на призывном пункте при областном военкомате. Вместе со мной медкомиссию прошли два парня из города Щучинск, моего районного центра. С ними меня и привезли в военкомат. Вели они себя уверенно, даже нагловато, но меня они приняли в свою компанию на равных. Мы были из одного района и ехали в один город. Мальчишки собирались поступать в Высшее военно-морское училище имени Ленинского Комсомола, но у них не было большого желания становится офицерами, скорее всего они решили пофилонить, все равно идти служить на флот, вот и решили покататься по стране, посмотреть на Ленинград.

Спальное помещение при призывном пункте представляло собой большую комнату, оборудованную двухэтажными деревянными нарами, выкрашенными в коричневый цвет. Щучинские парни зашли в помещение уверенно, как в кино входят бывалые уголовники в камеру. Они сразу определили место себе на нижнем ярусе. Я пытался забраться на второй ярус, но мои новые знакомые быстро договорились, и какой-то призывник освободил нам третье место внизу.

У ребят с собой оказалось пиво. Мы вышли на улицу. Уже смеркалось. В углу двора у железного гаража тускло горел уличный фонарь. Здесь у входа в гараж, закрытый на массивный замок мы и обосновались. Пивные крышки мы открывали о мощный ржавый пробой гаражных ворот, держа бутылку обоими руками. Край крышки мы цепляли за выступ пробоя и резко тянули бутылку вниз с максимальным усилием. После этого проводили по горлышку бутылки пальцем, пытаясь обнаружить вероятные сколы. У одной бутылки крышка долго не поддавалась, жесть оказалась необычно жесткой. Выручили ключи от квартиры одного из парней. Зачем он их взял с собой?

Неожиданно к нам подошел мужчина лет сорок пяти. Он был в накинутом на плечи пальто. Середина мая в северном Казахстане бывает холодной. По всему видно было, что мужчина только что вышел на улицу. Он был без головного убора. На нас он смотрел спокойно и ничего не говорил. Просто стоял и смотрел. Мы стояли с бутылками в руках и тоже молчали. Первым нарушил молчание незнакомец.

— Мне сказали, что кто-то замок на гараже пытается открыть, — сказал мужчина.

— Бутылки открывали о запор, — сказал я.

— Долго еще собираетесь здесь находиться? — спросил мужчина.

— Да нет, сейчас уходим, — сказал один из парней.

Мужчина постоял несколько секунд, глядя на нас оценивающим взглядом, и вдруг, словно потеряв к нам интерес, повернулся и ушел прочь в темноту.

Мы допили невкусное пиво и пошли спать.

Утром один из работников военкомата в гражданской одежде провожал меня на поезд. Я расстался со своими спутниками и больше их никогда не встречал. Поезд опаздывал. Это был пассажирский поезд, который шел прямо в Ленинград, минуя Москву. Я рассказал провожающему о событиях прошлого вечера, нашей беседе с незнакомцем у гаража.

— Это был военком, — сказал провожатый, — в гараже у него стоит «Волга».

Пришел поезд. Наверное, это был «пятьсот веселый». Так отец называл поезда, которые шли медленно и останавливаясь «у каждого столба». Я ехал без спального места, ночевать пришлось на третей багажной полке. Наутро все кости болели, я совсем не выспался. В вагоне-ресторане, куда я пришел поесть супа, познакомился с девушкой. С ней мы проболтали в тамбуре несколько часов. В молодости быстро сходишься с людьми. На следующее утро девушка пришла за мной и увела в свой вагон. У нее было плацкартное место, боковая полка. Девушка сказала, чтобы я ложился в ее постель и спал. Она выходила через несколько часов в Череповце. И все это время пока поезд шел в ее город, я проспал на ее полке на мягком матрасе. Вот так я оказался в постели мало знакомой женщины уже на второй день пути.

Конечно, я готовился к вступительным экзаменам в военное училище. Но, кажется, уже не так фанатично, как в институт. Нужно было сдать устный экзамен по математике и физике, к которым я был неплохо подготовлен и написать сочинение. Еще, кажется, учитывался средний бал диплома за среднюю школу. Здесь у меня были все пятерки кроме немецкого языка и литературы.

Математику рядом со мной сдавал кандидат в мастера спорта по фехтованию. Я хорошо помню этого невысокого паренька из Ленинграда. Преподаватель заговорил с ним о рапирах и шпагах, о преимуществах тех или иных моделей. Такая была манера у педагога — говорить о чем-то близком и понятном абитуриенту и тем самым, наверное, помогал ему справиться с волнением. Я исписал мелом всю доску, материал был знакомый, отвечал уверенно, не споткнулся и на дополнительных вопросах. Неожиданно преподаватель спросил меня о стоимости огурцов и помидоров на Кокчетавском рынке. И это был провал. В областном центре я бывал только пару раз и не знал, сколько могут стоить огурцы. Мы их выращивали на своем огороде сами. Правда, этот дополнительный вопрос не повлиял на оценку.

Моим слабым местом было сочинение. Видимо, литераторы в нашем поселке не смогли меня увлечь сочинительством, даже не натаскали, не научили шаблонам этого ремесла. Я хорошо помню физиков, химиков, особенно математиков, но я плохо помню учителей литературы. Вы уж извините меня, мои старые добрые преподаватели!

Мои родители-педагоги, обеспокоенные моим явным пробелом в образовании, желая помочь, еще перед поступлением в институт пригласили репетитора из своего техникума. Женщину звали Мария Северьяновна. Невысокая, очень серьезная женщина ответственно отнеслась к просьбе своих коллег. Я хорошо научился составлять план сочинения, но времени было слишком мало. Несмотря на старания учительницы, чуда не произошло. Репетитор признала меня не способным к сочинительству, это было обидно сознавать. Утешать может только то, что Карл Маркс и Энштейн тоже порой терпели неудачи и оставались недооцененными.

Перед сочинением мне кто-то из абитуриентов сказал, что нужно писать без ошибок, это — главное. Нужен «трояк», и этого будет достаточно. Советскому офицеру не обязательно иметь нос с горбинкой и читать Фейербаха. Я очень рассчитывал на свободную тему, потому что раскрыть образы Онегина и Печорина мы с Марией Северьяновной не успели.

На экзамене, в списке тем я нашел что-то про разведчиков. Не исключено, что где-то в курилке я уже успел познакомиться с харизматичным офицером Ломакиным, который как бы невзначай агитировал молодых людей идти на четвертый факультет. А может быть, у меня не было выбора. Фильм «17 мгновений весны» еще не начали снимать, но в своем сочинении я быстро нарисовал героический образ «Штирлица», сидящего в кустах с рацией и передающего сообщение азбукой Морзе. О приемах Стивена Кинга и Рэя Бредбери я тогда и не подозревал, сочинение получилось, наверное, наивное и слабое. Но грамматических ошибок было мало. И я получил положительную оценку.

Физику я любил и знал ее не только по учебникам Перышкина и Ландсберга, но экзаменатор не захотел мне ставить пятерку и объявил:

— Я ставлю Вам «четверку», но Вы поступили!

Я поступил в Высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени А.С.Попова! Это было не совсем то, что я хотел, но это было то, что мне тогда было нужно.

Во время сдачи экзаменов я подружился с симпатичным парнишкой из Казани. Его звали Дамир. Мы оба ездили на экзамены из Ленинграда, часто встречались в электричке по дороге в училище и сдавали экзамены в одном потоке №22. Позже, уже на втором курсе, мы встретились с Дамиром где-то на территории училища. Тогда он сказал, что разочаровался в системе и будет увольняться. Больше мы не виделись.

А тогда, после последнего экзамена, мы договорились встретиться на следующий день на площади Мира. Подстриженные под «ноль», мы пошли в пивной бар «Старая застава» (это совсем рядом с тем зданием, где я сдавал годом раньше вступительные экзамены в ЛИТМО) и отметили свое поступление в училище двумя кружками пива по 25 копеек и солеными наборами из сухарей и соломки. Потом мы бродили по летнему городу. На Стрелке Васильевского острова молодёжь играла в «Ручеек». Молодые люди стояли парами, высоко подняв сцепленные руки, а мы с Дамиром, слегка стесняясь своих безволосых голов, выбирали привлекательных девчонок, брали их за руку и шли с ними в конец живого тоннеля, замыкая на время коридор.

Мы расстались поздно вечером. Так прошел мой последний день на гражданке. На следующий день нас ждала совершенно другая жизнь, где вечерами вместо «Ручейка» проводится вечерняя прогулка в строю поротно.