Одиночный выстрел

Алекс Орлов, 2009

Где-то на слаборазвитой планете, в далеком феодальном мире влачит жалкое существование невольник по прозвищу Молчун. Он не говорит, не слышит и ценен только тем, что может исправно вращать ворот водочерпалки в условиях, где не выдерживают другие невольники и тягловый скот. Но неожиданно случилось незначительное событие, заставившее Молчуна «проснуться», спасти своих хозяев и вновь стать на просторах Вселенной тем, кем он был когда-то…

4

Услышав впервые за три года голос Молчуна, Рулоф сам едва не лишился дара речи.

— Эх-ма, великие реки, да ты никак заговорил! — воскликнул он, вскакивая на ноги.

Молчун тоже вскочил и стал осматриваться с таким видом, словно впервые видел этот двор.

— Пачиму так… пахниет? — спросил он, потом дотронулся до рассеченного лба и увидел на пальцах кровь.

Рулоф испугался, что пришедший в себя раб обвинит его в нанесении раны, и поспешил объяснить ее возникновение.

— Это мальчишки! Марк и дружок его, Бульмарт, они из замка прелата Гудрофа! — громко произнес он, как говорят для глуховатых людей. — Там — замок прелата Гудрофа, — добавил Рулоф и махнул рукой, показывая примерное направление, однако Молчуна больше интересовало другое.

— Пачиму пахниет? — снова спросил он.

— Дык гадишь под себя, вот и пахнет! Ходи на горшок, и пахнуть перестанет.

— Ти куто? — повторил Молчун свой первый вопрос, продолжая настороженно озираться.

— Я — Рулоф, смотритель здешний.

— Смотрител дешни… — по-своему повторил Молчун.

— Вот именно, — подтвердил Рулоф, опасаясь как-то обидеть невольника. Прежде он не представлял опасности и потому был не закован, но теперь его следовало бояться — с такой силой никто не сладит.

Рулоф достал из-за пазухи грязный платок и протянул Молчуну.

— Возьми, приложи ко лбу… Кровь остановишь.

Невольник взял платок, удивленно на него посмотрел, как будто не догадываясь о предназначении этой вещи, и вдруг спросил:

— Смотрител дешни… а кито я?

От такого вопроса Рулоф даже вспотел. Он снял овечью шапку и, разведя руками, признался:

— Я не знаю, кто ты, мил-человек. Тебя ко мне люди прелата Гудрофа доставили.

Молчун кивнул и, казалось, только сейчас заметил свисавшие почти до пояса длинные космы.

— Мине нада… — Он взял в руки свалявшую прядь. — Мине нада убарать…

— Постричься? — догадался Рулоф.

— Да, — кивнул невольник.

Между тем кровь из раны на его лбу перестала течь, но на этом месте появилась огромная шишка.

— Постой-постой, я сейчас все принесу! — засуетился Рулоф. — У меня и ножницы есть хорошие, правда, они овечьи, но тебе сгодятся.

Подхватив с мостовой оброненный Молчуном платок, он побежал к лестнице и стал быстро подниматься — сначала по ступенькам, потом по тропинке в гору, заскочил в свою хижину, схватил с полки ножницы, пару новых мешков и большую иголку с клубком ниток.

Вернувшись во дворик, смотритель помог невольнику состричь его колтуны, и на каменном полу образовалась целая копна спутанных прядей. Пока Рулоф его стриг, Молчун не переставал принюхиваться, ему не хотелось быть источником такого зловония, и сразу после стрижки он потребовал воды.

— Хорошо, я все тебе принесу, только ты отсюда никуда не уходи, — попросил Рулоф, собирая состриженные волосы.

— Да, — отчетливо ответил Молчун, и Рулоф ему поверил. Этот круглый двор с воротом посередине был единственным домом невольника, другого он не знал.

— Я взять… — сказал Молчун, указав на лежавшие в стороне пару мешков и клубок суровых ниток с воткнутой в них большой иглой.

— Это хомутовка — ею хомуты шьют. Я вернусь и сооружу тебе какие-нибудь штаны, понимаешь?

— Я могу, — уверенно заявил Молчун.

— Ну хорошо, попробуй, — нехотя согласился Рулоф, полагая, что Молчун испортит новые мешки.

«Ну и ладно, невелика потеря — пара мешков. Зато делом будет занят и не сбежит», — рассудил смотритель и поспешил за водой.

Пару ведер пресной воды он мог выделить из своего запаса. Ее приходилось возить в бочке от самого водопада, но для такого случая не жалко.

Пока Рулоф носил воду, рвал горькую полынь на склоне и собирал с зольного отвала щелок, Молчун сосредоточенно кромсал мешки овечьими ножницами. В результате, когда все уже было готово для промывки и уборки в зловонном ящике, у невольника в руках оказались жилетка и штаны, сшитые быстрыми стежками.

— Эй, да ты никак портной? — удивленно произнес Рулоф, вытирая с лица пот.

Молчун не ответил, но в глазах его смотритель приметил какую-то скрытую радость.

— Вот тебе вода и щелок в чашке. Иди к стоку и мойся, а потом займемся чисткой твоего ящика — вон сколько я полыни собрал!

— К стоку — мойся, — повторил Молчун, взял ведро, полынь, щелок и пошел к стоку, а его обновка осталась висеть на вороте.

Пока невольник мылся, Рулоф еще раз осмотрел сшитые за каких-то полтора часа обновки. Впрочем, ничего особенного — широкие стежки, где-то прихвачено внахлест, но ведь это сделал человек, три года бывший растением.

«Вот и думай, ругать Марка за эту подлость или благодарить?» — размышлял Рулоф.

— Спина! Нужно, чтобы спина! — позвал Молчун, и Рулоф понял, что тот просит потереть ему спину.

Смотритель пришел ему на помощь, скрутил большой пучок полыни и стал растирать широкую спину Молчуна, впервые заметив на нем несколько давнишних шрамов. Это не были следы от плети, которые часто оставались на телах непокорных рабов, скорее рубцы были оставлены ранениями.

Кто же его работник? Наверняка не портной, чтобы орудовать иголкой, такие мышцы не нужны.