Одиночный выстрел

Алекс Орлов, 2009

Где-то на слаборазвитой планете, в далеком феодальном мире влачит жалкое существование невольник по прозвищу Молчун. Он не говорит, не слышит и ценен только тем, что может исправно вращать ворот водочерпалки в условиях, где не выдерживают другие невольники и тягловый скот. Но неожиданно случилось незначительное событие, заставившее Молчуна «проснуться», спасти своих хозяев и вновь стать на просторах Вселенной тем, кем он был когда-то…

28

Утро выдалось ясное, с севера дул холодный ветер, приносивший редкие колючие снежинки. Корабли продолжали двигаться в полумиле от берега, и пока ничто не вынуждало их уходить в море.

Перед завтраком капитан корабля приходил к прелату на доклад и заверил, что никаких ухудшений погоды не предвидится.

— Горизонт блеклый, ваша светлость, к полудню придут облака, к вечеру они потяжелеют и пойдет дождь. Станет мокро, но и только…

— Хорошо. Значит, до вечера у нас просто прогулка морем, — сказал прелат и посмотрел на свои подшитые кожей войлочные туфли. По всему выходило, что он мог не надевать сапог целый день.

— Какие-нибудь пожелания, капитан Блоут? — спросил прелат, видя, что капитан хочет сказать что-то еще.

— Ваша светлость, прикажите перевести шесть лошадок в кормовой трюм, а то у нас корма баттерфляем ходит. В прежние походы мы воды больше брали и был полный порядок, а сейчас путь недалек и без запаса воды корма подскакивает.

— Скажите сержанту-распорядителю, что я велел перевести лошадей, и он сейчас же все исполнит.

— Благодарю, ваша светлость. Я могу идти?

— Идите, капитан.

С камбуза принесли завтрак — горячую овсянку, омлет с зеленью, несколько свежих булочек и томленное с ванилью молоко. В дороге прелату хватало и этого.

После завтрака его настроение улучшилось, он накинул шерстяной плащ, взял шляпу и в сопровождении Тревиса вышел на палубу.

Вряд ли кто-то мог угрожать его светлости на его собственном корабле, однако телохранитель находился неподалеку.

Прелат встал у правого борта и стал смотреть на море. Если бы не постоянные заботы, от этого короткого похода можно было получить немалое удовольствие.

Послышалось ржание потревоженных лошадей, которых переводили в другой трюм. Возле кормы вдоль бортов стояли гвардейцы, среди них прелат заметил Грига.

— Позови мне его, Тревис.

— Новичка, ваша светлость?

— Да, его…

Телохранитель тотчас помчался выполнять приказание, перепрыгивая через бухты канатов и проскакивая под снастями.

«Проворен», — подумал Гудроф и снова отвлекся на море.

Паруса издавали ровный шелестящий шум, мачта слегка поскрипывала, и эти звуки напомнили прелату о таком же путешествии в далеком детстве. Тогда все для него было в диковинку.

Вскоре, в сопровождении Тревиса, подошел Григ, и телохранитель удалился, чтобы не мешать беседе.

— Доброе утро, ваша светлость, — поздоровался новичок.

— Здравствуй, Григ. Как тебе спалось на корабле — не укачало?

— Нет, ваша светлость, у меня хороший вестибулярный аппарат.

— Что у тебя хорошее? — не понял прелат.

— Н… — Григ пожал плечами. — Я к такому привычен.

— Да, я заметил, что ты ходишь по палубе довольно уверенно. Часто приходилось бывать в море?

— Не думаю, что очень часто, ваша светлость, но что такое паруса — я знаю. Имею понятие, как ловить ветер, проверять лотом глубину. Одним словом, что-то знаю…

— Погоди минутку…

Прелат отошел к Тревису и негромко спросил:

— Откуда у него оружие?

— Я не знаю, ваша светлость. Прикажете разоружить?

— Не нужно. Просто найди сержанта Рутберга, и пусть даст тебе объяснение. А ты потом доложишь мне. Иди.

— Уже иду, ваша светлость, но сдается мне, я знаю, чье это оружие.

— Чье же?

— И меч, и кинжал, и пояс — все принадлежит Бакруту.

Превозмогая желание обернуться и рассмотреть оружие на поясе Грига, прелат вздохнул.

— Ты же понимаешь, что ни один гвардеец не расстанется со своим оружием добровольно…

— Конечно, ваша светлость.

— Ну так иди и выясни. Мне нужны подробности, я не потерплю на своем корабле никаких беспорядков.

— Но, ваша светлость, я опасаюсь, что…

— Иди!

Тревис поспешил на корму, а прелат вернулся к Григу.

— Я уже спрашивал тебя, но… может быть, ты теперь что-то вспомнил…

Прелат пристально посмотрел на Грига.

— Спросите еще раз, ваша светлость, может, я действительно что-то вспомнил, — согласился Григ. — Мне кажется, что сегодня я помню уже больше, чем вчера.

— Ну, хорошо.

Прелат покосился на руки новичка — далеко они от оружия? Кто знает, что взбредет ему в голову, ведь он нездоров?

— Ты, я вижу, чисто выбрит… — издалека начал прелат.

— Я наточил кинжал, ваша светлость, а вместо мыла взял немного масла из лампы.

— Что ж, похвально. Наши солдаты в отсутствие цирюльника, к сожалению, редко занимаются собой по доброй воле.

— Спасибо за похвалу, ваша светлость, но если бы я еще мог почистить зубы…

— Почистить зубы?

Прелат удивленно посмотрел на Грига, затем бросил взгляд на возвращающегося Тревиса. Почему он так долго? Прелату показалось, что Григ бредит, ведь ему требуется почистить зубы! Каково?

— И как же ты чистишь зубы? — осторожно просил прелат.

— Лучше специальной щеткой, ваша светлость, но можно и пальцем, была бы паста.

— Паста?

— Да, на водочерпалке я приготавливал ее из толченого мела и свежей мяты. Но можно использовать и отвар.

— Вот как? А какой же смысл во всем этом?

— В ощущении свежести, ваша светлость. Во рту.

«Нет, кажется, он не бредит, взгляд вполне осмысленный».

Подошел Тревис, но прелат в нем уже не нуждался, теперь он успокоился.

— Ты говоришь, что плавал на судах по морю, а случалось ли тебе летать в небе среди облаков?

— Но как, ваша светлость?

Григ выглядел удивленным.

— Тогда я спрошу иначе. Приходилось ли тебе видеть в небе какие-то, ну… летающие корабли, колесницы. Одним словом, что-нибудь, кроме птиц?

В этот момент неожиданно ударил гром. Все, кто был на палубе, тотчас подняли головы и где-то высоко, там, где не летают птицы, увидели белое облачко, которое быстро увеличивалось.

Перестали кричать чайки, волны остановили свой бег, и даже ветер в парусах как-то поутих. Казалось, не стало никаких других звуков, кроме доносившегося сверху давящего воя, похожего на истошный рев тысячи труб.

Конец ознакомительного фрагмента.